Жизнь — это утверждение, жизнь — это преодоление, но жизнь не может быть понята и оценена без той ее стороны, которая носит название смерть. Тема смерти с древнейших времен фигурирует в мировой культуре.
Вся культура Древнего Египта пронизана культом смерти. Дух смерти и дух вечности несут в себе пирамиды. Самое совершенное в художественном отношении творение древнеегипетской литературы — «Песнь арфиста, или Беседа разочарованного со своей душой». Все обречено на разрушение, тлен, исчезновение, говорится в ней, никто еще не подал о себе вестей после смерти, а раз так, надо успеть насладиться земной жизнью. Много размышлял о жизни и смерти Гильгамеш, «все повидавший» герой шумерского эпоса. Он сошел во тьму чрева Земли, вышел оттуда под пламенеющее небо, пересек море Смерти и, наконец, услышал от своего предка Утнапишти, ставшего богом: Ярая смерть не щадит человека. Разве навеки мы строим дома? Разве навеки мы ставим печати? Разве навеки даются братья? Разве навеки ненависть в людях? Разве навеки несут реки полные воды? Жена Утнапишти, пожалев странника, подсказала ему, где можно найти «траву жизни». Достав ее со дна моря, Гильгамеш не съел ее, а спрятал под одежду, чтобы доставить своему народу. Однако траву похищает змея. Все тщетно. Надо жить, пока жив. Своеобразный неразрывный цикл составляют жизнь и смерть также в религии и философии зороастризма. Философски относились и к жизни, и к смерти в античной культуре. «Не надо бояться смерти, — учил Эпикур. — Там, где мы, смерти еще нет, а там, где смерть, уже нет нас». «Философствовать — это не что иное, как приготовлять себя к смерти», — утверждал Цицерон. Среди античных философов было принято в конце жизни созвать друзей на прощальную пирушку, а затем уйти из жизни посредством добровольной задержки дыхания. Живя, помни о смерти (memento mori), media vita in morte sumus (посреди жизни мы уже охвачены смертью), говорили римляне. Темой взаимосвязи, взаимообратимости жизни и смерти пронизана вся христианская культура. В масках смерти плясали участники средневековых карнавалов. Большой удачей было узнать отца и, сорвав с него маску, крикнуть: «Желаю тебе смерти, дорогой отец!» (дольше жить будет). «Триумф смерти», равно как и торжество жизни, — один из наиболее характерных сюжетов живописи Возрождения. Философ позднего Возрождения М. Монтень (1533-1592) считал, что вся мудрость, все рассуждения в нашем мире сводятся, в конечном итоге, к тому, чтобы научить нас не бояться смерти; кто научит людей умирать, научит их и жить. Кратковременность, скоротечность жизни, неизбежность смерти — это мощный стимул к максимальной наполненности жизни.
Человек смертен, но человечество обретает бессмертие через «героический энтузиазм» изучения природы, утверждал Д. Бруно, не побоявшийся шагнуть в костер инквизиции за свои научные и философские убеждения. В новоевропейской философии тема смерти если и не стала запретной, то была вытеснена, оказавшись несовместимой с духом рационализма. Одним из последних философов Нового времени, кто обсуждал смерть как онтологический феномен, был Б. Паскаль. Расчетливо-рационалистическое отношение к жизни и смерти сопровождало все развитие капитализма, который сделал их элементом стоимостных отношений, имеющим не ценность, а цену. Философ- постмодернист Ж. Батай заметил, что в «удалении — отдалении» смерти есть обесценивание жизни, корень всех форм отчуждения, присущих капитализму, который фактически «вычеркнул из списка живых» тех, кто не мог участвовать в приумножении капитала — детей, стариков, инвалидов. В буквальном смысле отказывал в праве на жизнь целым народам и расам фашизм. Не обсуждалась тема смерти и в идеологической модели «советского общества» и «советского человека». Хорошо известны слова из романа «Как закалялась сталь»: «Надо прожить жизнь так, чтобы не было мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы». Конечно, трудно возражать против такой замечательной мысли, но вот цели ставились «партией и правительством» и не подлежали обсуждению. Зато советские люди были готовы отдать жизнь ради «светлого будущего». По-настоящему тема смерти была поднята в XX в. философией экзистенциализма, а позже постмодернизма, когда человечество оказалось между «бессилием верить» (Ницше) и «вызывающим ужас оптимизмом» (Камю). Смерть — высший судия в таких ситуациях. М. Хайдеггер считал, что жизнь есть «бытие-к-смерти». Смерть наполняет бытие, а подлинное «бытие-к-смерти» не позволяет отвлекаться от смерти, является основой смыслотворчества человека. «Мыслить к жизни» и «мыслить к смерти» — неотделимы. У Фрейда, экзистенциалистов, постмодернистов смерть рассматривается как «энергетический принцип обновления жизни», выступает со- творцом жизни, порождая «мощную энергию преодоления времени». Много пишут сейчас о «жизни после смерти», «вселенском сознании». Сохраняется и идущее еще от Сократа и Платона представление о смерти как освобождении божественной души из «темницы тленного тела», поддержанное и развитое христианством. И, конечно же, смерть занимает ключевое место в современном искусстве — литературе, кино, живописи. При этом «смерть — гордая сестра» (название повести Томаса Вулфа) стоит рядом с любовью, как и жизнь.