Смерть и бессмертие

«Смерть... Слово, которое выводит из равновесия любого из нас, живущих на Земле и рано или поздно ожидающих своего конца. Поэтому у каждого существует своё понимание смерти. Люди чувствуют неизбежность своего конца, потому невольно возвращаются воображением и мыслью к предстоящей смерти. При этом человек чувствует себя смущённым и подавленным, он не знает, что такое смерть и почему так трудно с ней примириться. Времена, когда мы ощущаем приближение смерти, принято называть «тяжкими» и «страшными», но Ильин считает, что это неверно, на самом деле это время «духовного испытания и обновления» — суровые, но благотворные времена Божьего посещения: «У меня всегда было такое ощущение, что в смерти есть нечто благостное, прощающее и исцеляющее» (3, 336).

В смерти Ильин видит великое благо, ибо она является «целительницей» и «избавительницей», она может открыть че- ловеку новые возможности, подарить свободу и только тогда, за её порогом начнётся для человека восхождение к высшей гармонии. «И вот это ожидание (смерти) и эта уверенность даруют всей моей жизни — м е р у и ф ор м у... Безмерная длительность отпадает, и моя жизнь получает меру срока, меру долга, меру в напряжении, меру плена и меру томления. Как это благостно. <...> Моя жизнь приобретает форму — форму свершающегося конца» (3, 337). Самое главное, чтобы земной конец стал не обрывом, а завершением всей человеческой жизни. Конечно, человек не знает, когда и как наступит этот конец. Но это тоже благо, так как побуждает человека быть всегда готовым ко всему: к отозванию и к уходу. И поэтому нельзя терять времени. Нельзя откладывать того, что должно быть сделано, и есть такое, чего ни в коем случае делать нельзя. Таким образом, смерть становится оформляющим и осмысливающим началом жизни, становится призывом и советом.

Мысль о смерти как бы открывает человеку глаза, учит различать — что действительно хорошо и прекрасно перед лицом Бога и что только кажется хорошим, а на самом деле лишь соблазняет, прельщает и разочаровывает. Ильин пишет: «И проходя этот жизненный искус, я всё более и более убеждаюсь, что в жизни есть многое множество содержаний, занятий и интересов, которыми н е с т о и т ж и т ь или которые не стоят жизни; и, напротив, есть такие, которые раскрывают и осуществляют истинный смысл жизни. А смерть даёт мне для всех этих различений и познаний масштаб, истинный критерий... » (3, 338).

Действительно, когда близится смерть, то всё в жизни переосмысливается человеком. Всё, что пошло, тотчас же обнаруживает своё ничтожество, а всё истинно ценное утверждается. И человек проклинает всю ложь и пошлость и судит себя; он радуется всему верному и подлинному. Он приходит к выводу, что «не всё, чем мы живём, стоит того, чтобы мы отдавали ему свою жизнь, за что можно и должно отдать жизнь, то и надо любить, тому и надо служить. Жизнь стоит только тем, за что стоит бороться насмерть и умереть, всё остальное малоценно или ничтожно» (3, 340). Смерть, по мнению Ильина, воспитывает у че- ловека вкус к жизни, сосредоточивая и облагораживая его. Нельзя бояться смерти, её тайны, ведь жизнь не менее таинственна, чем смерть, а смерть есть особый акт человеческой жизни. «И тому, кто её верно увидит и постигнет, она откроется, как новый друг, бережный, верный и мудрый...» (3, 341).

Таким образом, по мнению И.А.Ильина, смерть — это великое благо, посылаемое нам Богом для того, чтобы мы были готовы к тому, что придется покинуть этот мир, но здесь после нас должен остаться добрый след.

Ещё интереснее решается Ильиным вопрос о бессмертии. Сама мысль об окончательном исчезновении духовной личности кажется ему бессмысленной. Каждый человек в своей жизни задумывается о том, что ждет его после смерти. Прекращается всё «здешнее». Что остаётся от человека, когда жизнь покинет его тело? Неужели это конец? Ильин даёт ответ на эту мучительную загадку и тайну: «Никто не может дать мне ответ на этот вопрос, только я сам, только я один могу сделать это, и притом через мой собственный, внутренний опыт. В этом опыте я должен пережить и увидеть моё собственное духовное естество и добыть себе очевидность моего духовного бессмертию» (3, 343). Нередко человек цепляется за своё тело, как за спасение, он принимает его за главное, но ведь это только некая дверь, вводящая нас в иной мир. И когда эта дверь отказывается служить, нас охватывает страх и смятение. Конечно, человек не должен презирать своё тело, тело есть необходимое орудие нашего приобщения к Божиему миру, и пока человек жив, оно должно оставаться в нашем свободном и здоровом распоряжении. Но несомненно то, что оно не входит в состав нашего духовного бытия. Нужно научиться не переоценивать наше тело и отводить ему подобающее место в нашем существовании.

Ведь человек способен не только к чувственно-телесному опыту: «Нам дана способность извлекать себя из телесных ощущений и чувственных впечатлений, уходить нашим вниманием и созерцанием внутрь, в глубину душевно-духовных объёмов и освобождать существенное ядро нашей личности от гнета и наваждений материи» (3, 344).

Предаваясь этой способности, человек постепенно открывает своё нетелесное бытие и утверждает его как главное. Преображается нечувственный опыт и открывается перед человеком его собственная духовная личность.

Каждый человек, по мнению Ильина, это некая творческая энергия, она имеет призвание владеть телом, как орудием. Эта энергия, как таковая, есть изначально искра Божия, и человек призван к тому, чтобы принять и утвердить в себе эту Бо- жию искру как свою сущность, и «тогда он сам станет Божией искрой и сумеет разжечь её в целое пламя, а себя превратить в несгорающую купину духа» (3, 345).

Ильин не хочет верить в то, что эта олицетворенная искра Божия может погибнуть и после физической смерти раствориться в пустоте. «Мы — Его искры, или Его художественные создания, или Его дети. И именно в силу этого мы бессмертны. И наша земная смерть есть не что иное, как наше сверх земное рождение» (3, 346). Человеку, правда, редко удаётся предоставить свою свободу целиком Божьему пламени, но каждый человек имеет определённую ступень достижимого для него совершенства. Всю жизнь он созревает, зреет к смерти: «И земная смерть его наступает тогда, когда ему не дано подняться выше, когда ему нечего больше достигать, когда он созрел к смертному уходу...» (3, 346).

Счастье узреть Божий мир, получить наслаждение «от прелести этих цветов, от молчаливо молящихся гор, от всех земнородных существ. От моря и от звезд. От добрых и от злых людей... » (3, 347). Человек может не только увидеть этот мир, но и участвовать в его жизни своей жизнью; человеку предоставлена возможность жить и созревать для смерти. А потом человек отзывается, как если бы он оказался достойным приобщиться к новому, ныне ещё для него невообразимому богатству — воспринять его новым внутренним способом: «Всё, что я упустил и утратил, всё, что я, как чувственно—ограниченное земное существо, не сумел воспринять — всё это ожидает ме- ня там, всё это откроется мне по-новому в неземных образах и видениях, ) (3, 347). И завершая свои размышления о бессмертии, Ильин пишет: «Мне предстоит долгое и блаженное восхождение к моему Творцу, моему Отцу, Спасителю и Утешителю — в дивовании и в молитве, в очищении и благодарении, в возрастании и у т в е р ж д е н и и. И в этом истинный смысл моего бессмертия, ибо всякое несовершенство неугодно Богу и в творении Его неуместно. Так я понимаю бессмертие человеческого духа»(3, 348).