Нравственные основания экономической политики государства и динамика предпринимательства в России XIX — начала XX века
Специфика утилитаризма правящей и экономической элит России XIX — начала XX века может быть определена по аналогии с ахиезеровской «застрявшей цивилизацией» как «застрявший утилитаризм». Проблема заключалась в том, что исчерпавший свой потенциал экстенсивный утилитаризм, тем не менее, не сда вал свои позиции интенсивному, который был слишком слаб для того, чтобы вытеснить своего предшественника.
«Застревание» между экстенсивным и интенсивным утилитаризмом означало «застревание» между феодальным и капиталистическим типами хозяйства, между сословным и классовым типами социальной стратификации, между традиционным и гражданским типами общественного устройства и, наконец, между монархическим и демократическим типом государственной власти. В исследованиях о России можно обнаружить множество замечаний по поводу этой полубуржуазности, полуфеодальное™ России XIX века. В XIX веке утилитаризм правящей российской элиты претерпевает значительные изменения. Принцип блага государства наполняется новым содержанием, рождаются новые его интерпретации как блага подданных, народа, наконец пробиваются ростки идеи блага человека. Приметой государственной жизни второй половины XIX — начала XX века становятся социальные программы, ориентированные на развитие просвещения, здравоохранения, повышение материального благосостояния народа. Конечно, не стоит преувеличивать степень гуманизации нравственной культуры правящей элиты, поскольку ее гуманизм имел достаточно поверхностный характер — принцип государственной пользы угадывался за всеми благотворительными деяниями государства. Важнейшим показателем динамики утилитаризма правящей элиты становится ее обращение к проблемам интенсификации хозяйственной деятельности, повышения ее эффективности. Конечно, в своем артикулированном виде эта направленность проявляется в правительственных решениях не сразу, тем не менее можно проследить качественную динамику утилитаризма правящей элиты. Реформы Александра I были в целом, быть может, небольшим, но продвижением по пути разгерметизации российской феодально-крепостнической социально-экономической системы. Указ «О вольных хлебопашцах», прекращение практики раздачи государственных крестьян в крепостные дворянам, замена устаревшей системы «коллегий» Петра Великого на централизованное управление с министерствами — все это были шаги, возможно робкие, по пути технологического усовершенствования социально-экономического механизма российского государства. Еще одним шагом на пути к освоению ценностей интенсивного утилитаризма стали реформы Александра II. Отмена сковывающего развитие производительных сил крепостного права открывала возможности развития буржуазных отношений в России. Одновременно земская и судебная реформы закладывали основы самоуправления и правовой культуры, что способствовало развитию диалога интересов в обществе. Свою лепту в дело реконструкции социально-экономического базиса российского государства внес заложивший основы трудового законодательства в России Александр III. Вершиной развития утилитаризма российской правящей элиты в XIX — начале XX века можно считать реформы С. Ю. Витте и П. А. Столыпина, призванные оживить интерес народа к труду, поднять на качественно новый, более высокий уровень хозяйство страны. Важнейшим показателем «утилитарной зрелости» этих реформ была их направленность на преодоление ограниченности общинных форм жизнедеятельности. Вместе с тем критика общинных начал народной жизни содержала в себе зародыш критики самодержавия. Таким образом, реформы, изначально мыслимые как средство укрепления самодержавной власти, постепенно оборачивались средством ее разрушения. Кризис государственной власти в России начала XX века, документальным свидетельством которого стал декларирующий новые либеральные формы политической организации общества Октябрьский Манифест 1905 года, можно рассматривать как закономерный итог роста утилитаризма. Последний, стимулируя накопление либеральных смыслов в культуре, довел их объем до критического уровня, на котором произошло крушение старого порядка, традиционной абсолютистской ценностной модели государственного устройства, и замена его новой — либерально-демократической. Однако этот переход не был завершен. Покидающая политическую арену старая самодержавная элита не подготовила себе преемника — новую демократическую элиту. Стремление сохранить незыблемым самодержавный строй блокировало политические инициативы. Большинство политических партий в России были нелегальными и существовали как подпольные организации. Политическая незрелость, отсутствие опыта политической работы, специфический стиль политической деятельности, рассчитанный не на мирную деятельность, но на революционную борьбу, вели к дезорганизации, распаду органов государственного самоуправления.
В результате Россия не смогла стать парламентским государством. В середине XIX — начале XX века значительные качественные сдвиги претерпевает нравственная культура российского предпринимательства. Однако груз исторического опыта довлел над умами российской буржуазии. Культурное наследство — политическая аморфность, социальный конформизм, привычка к госу дарственной опеке — создавали серьезные препятствия на пути перехода от допромышленных, доиндустриальных форм капитализма к производительным, промышленным. Приметы интенсивного утилитаризма в культуре российского предпринимательского слоя предреволюционной поры можно обнаружить повсюду. Развитие частных промышленных предприятий и финансовых институтов, интерес к образованию и науке, экономическое просвещение и повышение общего культурного уровня, — все это значительно отличало предпринимательский мир конца XIX — начала XX века от купеческого «темного царства» предыдущего столетия. Усовершенствование технологий, рационализация производства, использование науки и техники, усложнение финансовых операций становятся не исключением, но нормой предпринимательской деятельности. Деловой стиль поведения и менеджерская форма организации предпринимательской деятельности постепенно вытесняют традиционные купеческие ритуальные формы упорядочения хозяйственной жизни. Сама «профессия» предпринимателя — заводчика или фабриканта — постепенно переходит из разряда второсортных в разряд престижных. Динамика утилитаризма российского предпринимательства во многом была обусловлена кристаллизацией представлений о взаимозависимости частных и общих интересов, взаимосвязанности индивидуальной и всеобщей пользы. Показателен такой факт, как стремление все большего числа фабрикантов к повышению жизненного уровня рабочих, рассматриваемое как способ повышения производительности труда и урегулирования социальных конфликтов. Появляются случаи привлечения рабочих к участию в прибылях фирмы, с тем чтобы заинтересовать рабочих в доходности дела и избегнуть забастовок [История предпринимательства 2000, 120]. Качественный рост утилитаризма предпринимательских кругов России XIX века в определенной степени инициировался государством, чья экономическая политика взяла курс на развитие капиталистических отношений в России. Однако правящая элита далеко не всегда была последовательна в своем стремлении стимулировать отечественное предпринимательство, хотя, очевидно, было бы абсурдным требовать от нее такой последовательности. Растущее «третье сословие» представляло собой силу, чрезвычайно опасную для абсолютистского государства. Сама антиавторитарная сущность предпринимательской деятельности вносила в веками сложившийся порядок элементы хаоса, которые лишь до определенных пределов могли быть освоены этим порядком, в перспективе же необходима была иная, более сложная и более совершенная политическая форма организации общества. Следовательно, конечным пунктом инновационной активности буржуазии рано или поздно должно было бы стать само абсолютистское государство. Поэтому последнее, вынуждаемое острой потребностью в наращивании жизненных благ, в какой- то мере стимулировало рост предпринимательства, но допускало его лишь в строго дозированной норме. Практикуемый российской правящей элитой в отношении предпринимательства метод «кнута и пряника» был действенным средством нейтрализации политической инициативы предпринимательства. Продуктом воспитательных усилий государства, направленных на формирование некоторого искусственного вида предпринимателя, одновременно инициативного и послушного, стал политический конформизм русской буржуазии, который выражался в стремлении вписаться в существующие социальные и политические структуры, не нарушая их. Утилитаризм российской промышленной буржуазии не достиг состояния идейной зрелости — сиюминутная польза, которую давало государство (протекционистская политика, кредиты, заказы, льготы), представлялась российским предпринимателям более важной и выгодной, нежели буржуазные свободы. В политической реальности это вело к серьезным необратимым последствиям. К революции 1905 года российская буржуазия подошла, не имея общей политической партии, политическое влияние предпринимателей в российском обществе оказалось слабым, сознанием народных масс завладели идеи уравнительно-распределительного утилитаризма, пропагандируемые российской радикальной интеллигенцией.