Нравственные императивы петровских экономических реформ
Следующий этап в истории взаимодействий государства и предпринимательства в России — петровская эпоха — связана с превращением утилитаризма в высшую ценность и основу государственной идеологии. Важнейшая примета эпохи Петра I — секуляризация государства и культуры — в целом являлась свидетельством этого торжества утилитарных ценностей.
Превращение высшего органа управления церковью, получившего впоследствии наименование Священного Синода, в бюрократическую, подотчетную императору инстанцию — наглядное доказательство «утилитаризации» нравственной культуры российского общества, в котором, по утверждению исследователей: «Слово “польза” в первой четверти XYIII века становится одним из самых распространенных...» [Жидков, Соколов 2000, 194]. Утилитарная идея общего блага была впервые всенародно высказана Петром I в 1702 году в Манифесте о призыве иностранцев на русскую службу. В этом документе государь всея Руси обнародовал свое намерение управлять Россией таким образом, чтобы «всяк и каждый» из его верных подданных чувствовать мог, какое у него «единое намерение есть о их благосостоянии и приращении пещися» [Судьбы реформ 1999,55]. Вместе с тем утилитаризм Петра I нельзя однозначно отнести ни к экстенсивному, ни к интенсивному типу. Несомненно, петровские преобразования, активно стимулировавшие инвестиции капитала в промышленность, оказали серьезное воздействие на развитие отечественного предпринимательства. Однако достигнуть уровня промышленного развития европейских стран не удалось. Как представляется, реализации честолюбивого замысла догнать Европу мешало одностороннее, ограниченное этатистскими рамками представление об «общем благе». Пафос петровского утилитаризма питался идеями государственной пользы: рост военного могущества страны, повышение ее международного авторитета, расширение территории, обеспечение безопасности границ и целостности страны — вот основные задачи петровских реформ. Этот перечень благ, которыми необходимо было возобладать в кратчайший срок, не учитывал «человеческий фактор». В нем, вообще говоря, отсутствовала идея блага человека. Необычайный всплеск утилитаризма в петровскую эпоху был обусловлен не столько озабоченностью качеством жизни масс, сколько неудовлетворенностью состоянием государства, осознанием его политической, военной, экономической слабо сти. В характере Петра I, казалось, постоянно сталкивались две идеи — самодержавно-авторитарная и либерально-утилитарная, причем верх одерживала то одна, то другая. С одной стороны, свою власть император трактовал как цареву должность, данную для служения во благо государства, народа: «...царь был убежден, что власть вручена Богом не для наслаждения, “прохлады”... а для многотрудной работы, для осуществления преобразований — дела “полезного народу”» [Анисимов 1997,271]. По способностям, «полезности», реальному вкладу в государственное дело, а не по родовитости и личной преданности оценивал Петр I государственных людей. По его замыслу этот критерий должен был стать основой новой, закрепленной в «Табели о рангах» иерархии государственного аппарата. С другой стороны, Петр I был достойным преемником и продолжателем заложенной его венценосными предшественниками самодержавной традиции деспотизма. Пролонгация деспотизма как нормы государственной деятельности вела к ру- тинизации либерально-утилитарных идеалов, которые в процессе воплощения в жизнь превращались в свою противоположность. Так, скажем, попытки обратить деятельность чиновников на пользу обществу, а не самим себе, не имели успеха. Движимое страхом перед начальством, желанием выслужиться российское чиновничество оставалось высоко коррумпированным. Столкновение двух нравственных идеалов — самодержавноавторитарного и либерально-утилитарного — составляло основную смысловую коллизию петровских реформ, которые вследствие этого не складывались в единую продуманную систему, но представляли собой цепочку зачастую не связанных между собой мероприятий. Представления первого императора России о государственном развитии носили сугубо прагматический характер: речь шла о развитии инструментальном, технологическом. Взгляд на общество как на механизм, который можно усовершенствовать при помощи реконструкции некоторых его частей, в целом лежал в русле присущего утилитаризму механицизма. Тем не менее в отличие от западного механицизма, который стимулировал развитие науки, техники, вызвал всплеск изобретательства, предпринимательской инициативы, механицизм Петра I был ограничен идеей заимствования необходимых для усовершенствования государственного механизма технологий. Вера в иностранный разум и недоверие к интеллектуальным возможностям своего народа приводили к тому, что петровские реформы в России сводились именно к насаждению, но не «проращиванию» нового.
При этом сама форма, в которую отливались западные технологические идеи на рус ской почве, была неадекватной. Скажем, если в развитых странах Запада промышленная революция опиралась на концепцию «естественного права», суть которой заключалась в устранении сословных перегородок, препятствующих росту деловой активности, то социальной основой экономических преобразований Петра I была, условно говоря, концепция «искусственного права». Она выражалось в ужесточении существовавших и введении новых сословных ограничений, учреждении паспортов, привязывавших к месту жительства, усложнении переселения из деревни в город. Петр I действовал одновременно в разных направлениях: модернизация производительных сил сопровождалась традициона- лизацией производственных отношений. В первую очередь это касалось простого народа, который рассматривался правящей элитой как человеческий материал. Самым большим пороком петровской модернизации было, усилившееся в этот период, крепостничество. Появление новых категорий подневольных людей, например людей, прикрепленных к предприятиям, обязано утилитарным целям наращивания государственной мощи, богатства, престижа. Игнорирование интересов простых работников оказывало негативное влияние на развитие предпринимательского утилитаризма. Стабилизация внеэкономических способов принуждения к труду основной массы работников устраняла саму необходимость технологического усовершенствования процессов производства, гасила инновационные устремления. М. И. Туган-Барановский указывает, что: «Благодаря господству крепостного труда на русских фабриках промышленная техника в течение всего XVIII века не делала на них никаких успехов» [Демидова 1987, 142-145]. Кроме того, многие владельцы мануфактур оставались крепостными и не могли использовать свою прибыль на развитие производства, так как платили огромные оброки своему помещику. В целом главной причиной проблематичности экономической модернизации в России был дефицит утилитаризма интенсивного типа не только у предпринимателей, но и в первую очередь у самой правящей элиты. «Промышленная революция» петровской эпохи значительно отличалась от своего западного аналога. Главным инициатором был не буржуа — частный собственник, но государство. Государственная поддержка торговому и про* мышленному предпринимательству в эпоху Петра I приобретает широкий масштаб, включая такие меры, как предоставление беспроцентных ссуд, обеспечение надежного сбыта продукции, освобождение от податей, служб, внутренних пошлин, защита от иностранной конкуренции, наконец создание за казенный счет и передача мануфактур частным владельцам [История предпринимательства 2000, 21-22]. Однако всесторонняя поддержка предпринимателей в организации крупного производства сопровождалась столь же всесторонним ограничением их свободы. Были созданы Берг- и Мануфактур-коллегии, наблюдавшие за работой промышленных предприятий, регламентирующие качество, номенклатуру выпускаемых промышленных изделий; специальными указами предписывались определенные технологии [там же, 22]. Как и в былые времена, государственная политика в отношении крупного предпринимательства строилась на соединении принципов поощрения и сдерживания. Очевидно, что «казенно-парниковое воспитание промышленности» (В. О. Ключевский) существенно не изменило нравственный облик русского предпринимателя, основу которого по-прежнему составлял утилитаризм экстенсивного типа. Конечно, в этот период все более зримым становится стремление купеческого капитала к овладению производством, но продвижению этих стремлений препятствовала сама политика государства, которая, играя на пробуждение частного предпринимательского интереса, в то же время постоянно противопоставляла ему государственный интерес. Принцип забвения частных интересов во имя государственного на идеологическом уровне артикулировался как идея патриотического служения Отечеству. Эта идея обладала огромной мобилизующей силой. Она отвечала самому строю русской хозяйственной культуры, мобилизационный характер которой берет свое начало в традициях экстремального, нерегулярного труда архаичной русской крестьянской общины. Идея патриотического служения Отечеству, предполагающая полную самоотдачу, самозабвение, несомненно давала положительные результаты, однако они не могли быть продолжительными, поскольку эта идея не могла заменять иных экономических, утилитарных форм стимулирования деловой активности, предприимчивости, трудолюбия.