Соборы середины 1550-х — начала 1560-х годов

Очевидно, «соборне» были приняты решение об отмене кормлений (так называемая земская реформа**), Уло- І Важно отметить, что правительство Ивана IV снова в какой-то мере возродило практику церковно-земских соборов в начале 1580-х годов, когда на соборах 298 поставили вопрос об обеспечении служилых людей за счет

церковного имущества, принудив высшее духовенство согласиться на требования правительства.

** История земской реформы и, в частности, Царский приговор о кормлениях недавно детально изучены Н. Е. Но- жение о службе и подтвержден Приговор о местничестве. Реформы эти проводились постепенно, и важнейшим актом их был «Приговор царской о кормлениах и службах» 7064 г. (1555/56 г.), помещенный в Никоновской (в списке Оболенского) и в Львовской летописях и в лицевой рукописи — Синодальной летописи (или «Никоновской с картинками») 298.

«Приговор царской о кормлениах и службах» изучал

А. А. Зимин, выдвинувший плодотворную мысль о том, что «Приговор» является не законом об отмене кормлений, а памятником политической публицистики — публицистическим обобщением многочисленных практических мероприятий в этой области, и составителем его мог быть А. Ф. Адашев2".

«Приговор» состоит из трех частей, выделенных заголовками: «Приговор царской о кормлениах и о слоуж- бах»* (эту часть можно назвать собственно «Приговором» и в свою очередь вычленить в ней отдельные части), «О повелении царьском», «О рассмотрении государь- ском». Откровенно публицистический характер имеет первая часть, в которой излагаются причины, побудившие правительство принять законодательные меры, и в духе компромиссной политики Избранной рады формулируются намерения государя и его обязанности. Во второй части излагается законодательство о местном управлении, правда, в столь нечеткой форме, что можно предполагать, что здесь речь идет не только об отмене кормлений (т. е. земской реформе), но и о губной реформе 300. В третьей части излагается Уложение о службе. «Приговору» в целом предшествует в летописях «Приговор государев» 7058 г. о местничестве.

«Приговор государев» о местничестве и «Приговор царской о кормлениях и о службе» вклинены в летописный текст и разрывают последовательное изложение событий. По-видимому, это самостоятельно составленное сочинение, в основу которого положены материалы Царского архива, и включили его в состав официальной ле- совым. В его книге «Становление сословно-представительных учреждений в России» приведена и основная литература по этому вопросу M7. *

Такой заголовок в лицевой рукописиэ01. В других летописных списках заголовок: «Приговор царской о кормлениях и о службе». тописи при редактировании ее 167. Это мешает определению точной даты событий, излагаемых в летописной вставке.

Публицистический характер собственно «Приговора», далекого от типичных формулировок законодательных актов, заставляет вспомнить о речах на соборах конца 1540-х — начала 1550-х годов, тем более что земская реформа была непосредственной реализацией планов преобразований, декларированных на этих соборах. Не являются ли первоосновой летописного текста речи, произнесенные на собрании, обсуждавшем вопросы «о кормлениях и о службе»? В «Приговоре» находим комплекс представлений, характерных и для соборных речей царя 1549 и 1551 гг., и для обращения, присланного царем в начале 1565 г. из Александровой слободы, — утверждение идей о близости царя и народа, о заботе царя-«пасты- ря» о народном благе, чему якобы препятствуют советники и управители, злоупотребляющие своим положением, о задаче царя защищать подданных от внешних врагов 168.

Дополнительный материал к пониманию летописного текста дают миниатюры лицевой летописи. «Приговор» стал сюжетом трех миниатюр Синодальной летописи на листах 235, 237 об. и 238169. Составители и редакторы летописей (что отмечалось уже) признавали за миниатюрами серьезное политическое значение. Миниатюристы, как правило, очень точно следовали тексту, передавая ?— конечно, в условной манере — все его подробности. Однако летописные сведения в рисунках иногда дополнены или даже своеобразно истолкованы; и миниатюры поэто-

Приговор царской о кормлениах и о службах 1555/56 г.

Синодальная летопись, л. 235 осуществлением реформ 1555—1556 гг.

** См. стр. 213 и сл.

*** На листах 234 и 234 об. помещены миниатюры, иллюстрирующие текст «Приговора государева» о местничестве. -«let t-WftlMto #1**

г»»'«пв« .'.у і Sr« *.•? «•*#

? .* It intuit

1 • ?; • ’v •

(•’>* - у лііиЬиі |і*МЙМ

?-> /М >1(1 -|

гм

л . ?*

А і • і «

?v'f і 7|

г

1«4ПІ4|І И‘

|ШП«ЙД(К Му представляют собой подчас более исчерпывающий источник, чем летописный текст170.

На всех трех миниатюрах Иван IV-—молодой и безбородый— изображен в Кремле. На листе 235 миниатюра помещена прямо над заголовком «Приговор царской о кормлениах и о службах». Художник рядом с царем соответственно тексту («приговорил царь... с бра- тиею») нарисовал его братьев, тоже молодых и безбородых,'— родного брата Юрия Васильевича и двоюродного брата Владимира Андреевича Старицкого (он изображен в традиционной княжеской шапке, как обычно изображали удельных князей). Слева от царя — большая группа людей. Массовость сцены передана типичным для миниатюриста приемом — нарисовано более или менее ясно несколько лиц (отчетливо видно шесть лиц), а дальше много шапок. Среди изображенных выделяется фигура в белом клобуке 171, очевидно, это митрополит Макарий, не названный в летописи. Справа от царя тоже группа людей (отчетливо нарисованы лица двух), одетых в боярское платье. У царя, митрополита и трех людей в светской одежде типичные жесты людей, что-то обсуждающих.

Миниатюра ясно показывает, что в царских палатах (изображенных согласно трафарету) происходило обсуждение вопроса о кормлениях и что митрополит принимал в этом обсуждении деятельное участие. Это делает понятным текст «Приговора»: здесь и верноподданническое славословие, и обращение к царю, и характеристика его деятельности до «Приговора». Слова эти гораздо более уместны в устах других (нежели самого Ивана IV), и прежде всего Макария. Следовательно, основное содержание миниатюры — само совещание, так сказать, процесс обсуждения определенных вопросов.

Иное содержание миниатюры листа 237 об., иллюстрирующей текст «О повелении царьском» (и помещенной

Земская реформа 1555156 г. Синодальная летопись.

л. 237 об. шены были в XVII в., когда митрополит, согласно традиции, изображался именно в белом клобуке. I

, ?

-1 нц -

Vi >. •

I Hi,u kp* і ^ ‘

nr*i и і v 'ім4*'- ,t . ,

' ГЙШрИ-' игр ' ‘

ft

Ф

1 **i •« *1 *р*01*|Г*к: J. mtt^c • * • 1

MmtFtvMfr птЖііі?* M it.

не (*< * « «/’•HAt ,4ИІ4^

I UJKtn* 11 ^ j» • '«*!•?

f ЯЩЩ.Л,- . Jf JS.?. над этим заголовком). Иван IV, как и прежде, изображен сидящим на царском троне в Кремле. Но теперь уже у него повелевающий жест (также трафаретный для миниатюр). Слева и справа от царя — группы людей (но меньше, чем в первой миниатюре), все в боярских платьях. Митрополита и вообще духовных лиц не видно. Рядом с царем — открытый ларь с деньгами. Согласно миниатюрному трафарету, это должно было иллюстрировать мысль о том, что речь идет о финансовой реформе. Наверху, над кремлевской стеной, — три группы люден на фоне городских стен. Крепостная стена в миниатюрах, как правило, означала слово «город» 302, т. е. иллюстрировалась мысль о том, что речь идет именно о реформе управления городами. Вероятнее всего, что миниатюра изображала заседание Боярской думы, формулировавшей соответствующий законодательный акт.

Третья миниатюра помещена перед заголовком «О рассмотрении государьском». Иван IV снова изображен на царском троне. Слева и справа — группы людей. Слева — в боярском платье, справа — в боярском платье и в военных доспехах. Изображение воинов могло означать и участие их в заседании (подобно тому, как «воины» участвовали в соборах рубежа 1540—1550-х годов), и то, что обсуждался вопрос о военной службе.

Правда, в летописных миниатюрах изображение совещаний государя с группами каких-то лиц обычно условно, и особенности летописного трафарета в изображении совещаний того или иного типа не определены еще с должной точностью. Данные миниатюры могли изображать и думный собор (т. е. заседание менее широкого состава) 172, и заседание, напоминающее Земский собор.

Предположение о том, что приговор об отмене кормлений и уложение о службе были приняты на заседании собора (во всяком случае с участием столичных дворян) 304, подтверждается и поздними летописцами. В кратком летописце первой половины XVII в. из собрания И. Д. Беляева 305 излагается содержание «Приговора

Уложение о службе 1555/56 г.

Синодальная летопись, л. 238

у всех бояр, и князей, и околничих, и дворян московских о кормленщиках» *. В так называемом Морозовском летописце, известном в рукописи XVIII в. и использованном еще Н. М. Карамзиным, также имеется указание на то, что о «покормщиках и наместниках, кормившихся по городом и волостем», был «приговор у всех бояр, и князей, и окольничих, и дворян московских» **. В летописцах часть «Приговора» с демагогической фразеологией сокращена, и основное место отведено изложению самого «.. .Приговор у всех бояр, и князей, и околничих, и дворян московских о кормленщиках. А по то время бояре, и кня- зие, и дети боярские сидели по коръмлением по городом и по волостем, и тем городом и волостем росправу чинили, а сами доволии были указиами своими пошлинами, что имь государь Иваи Васильевичь указал.

** В обоих летописцах приведена дата 7059 г. В летописцах вообще путаница дат (например, под этим же годом сообщается о рождении царевича Федора—лист 91 Беляевского летописца), смещение событий, ошибки в написании имен. Так, при описании «Казанского взятия» Андрей Курбский назван Петром, и в то же время на другом листе читаем: «Того же лета (опять ошибка — приводится дата 7070 г,1 — С. Ш.) измеиил государю царю из Ливонских городов боярин князь Оидрей Курпской, отъехал в Литву из'Ливонских градов, н ини с иим отъехов- ше» (Беляевский летописец, л. 99 об., 110). Впрочем, очень вероятно, что дата 7059 г. написана не случайно, а в связи с Приговором о местничестве, подтвержденном вместе с принятием решения об отмене кормлений (об этом Приговоре упоминается в обоих летописцах, и как раз перед известием об отмене кормлений). Эта датировка, а также знакомый нам по проекту Ермолая Еразма термин «землемерие» снова возвращают нас к «царским вопросам» собора 1550 г. существа реформы; причем подчеркнута взаимосвязь земской реформы и Уложения о службе.

В тексте собственно «Приговора», включенном в официальную летопись, заметна как бы оправдывающаяся интонация, напоминающая покаянные речи Ивана IV на соборах конца 1540-х — начала 1550-х годов. В «Приговоре» говорится о бедствиях, которые терпело население «по се время». Виновниками бедствий выставлены, конечно, «наместники и волостели», которые были не «пастырями», а «гонителями» и «разорителями»; сам же царь, напротив, представлен как «истинный пастырь». Более того, как только «вниде в слух благочестивому царю, что многие грады и волости пусты учинили наместники и волостели», царь занялся рассмотрением создавшегося положения и, согласно своему «обычаю», («царю же благочестивому обычяй бяше таков»), решил устранить зло. Однако из текста «Приговора» же знаем о том, что кормленщики «много злокозненных дел учини- ша... изо многих лет», и, следовательно, царь, если бы он уделял должное внимание управлению государством, обязан был бы знать и прежде об этих злоупотреблениях.

Особенно любопытно, что в «Приговоре» навязчиво проводится мысль о том, что царь изменил свое прежнее поведение173 и теперь полон желания творить волю бога: «Порученные ему государства съблюсти и устроити во всем подобие вправду и оборонити от всех иноверных басурман и латин». Странное на первый взгляд упоминание о неправедном поведении царя (хорошо известное по другим источникам — по Новгородским и Псковским летописям, Пискаревскому летописцу, сочинениям Курбского и иностранцев и др.) вряд ли случайно попало в официальную летопись. Следовательно, о «недостойном» поведении Ивана IV говорили на собрании, изображенном на первой миниатюре, и это (в ряду других обстоятельств) вынудило царя — который раз! — покаяться и обещать «не щадить своей царьской выи» в делах управления государством. Очень вероятно, что в летопись проникли слова, сказанные об этом Макарием (заметна близость стилистики «Приговора» и посланий и речей

Макария, излагаемых на других листах летописи). Не об этом ли «покаянии» Ивана IV напоминает и Курбский, описывая в «Истории» события 1555 г. и снова возвращаясь к тому же 307 («яко прежде воспомянухом,иже был царь наш смирился и добре царствовал...») при описании первых лет Ливонской войны? 308 Содержание «Приговора» скомкано и нарочито туманно, «Приговор» доносит, очевидно, лишь немногие отзвуки того, что происходило в 7064 г.

Несколько расплывчатой кажется и формулировка «Повеления царского». Возможно, объяснение этому следует искать не в том, как полагает А. А. Зимин, что в 70б4 г. не было издано особого указа, отменявшего кормления и вводившего земское управление в государстве309, а в том, что земская реформа, задуманная как общегосударственная, оказалась осуществленной не в полной мере, и в конце 1550-х годов в некоторых землях даже возвратились к практике кормлений174. Одновременно с земской реформой правительство старалось завершить и губную реформу, и оба мероприятия, возможно, даже и обсуждались на одном и том же сравнительно широком собрании. Все это, видимо, и побудило редактора летописи ограничиться таким нечетким изложением того, что происходило на соборе 7064 г., в том числе и соборного решения.

Собор 7064 г., очевидно, происходил прежде июля 1556 г., так как в этом месяце царь со многими боярами находился уже в Серпухове, а брат его Юрий Васильевич 310 и митрополит оставались в Москве.

Можно думать, что созыв собора 7064 г. (так же как и наставление митрополита и очередное покаяние царя) был вызван прежде всего обострением межклассовой и внутриклассовой борьбы. Некоторые данные об этом удается почерпнуть и из самого «Приговора». Там читаем о многих «кровопролитиях» и «осквернениях душам», о том, что «градов и волостей мужичья многие коварства содеяша», убивали «людей» кормленщиков, а после отъезда кормленщиков предъявляли им «многие иски».

В губных и земских грамотах середины 1550-х годов также неоднократно упоминается о сопротивлении населения наместникам и волостелям, неуплате кормов, че- лобитьях в Москву. Большое число губных и земских грамот, выданных посадам в эти годы, свидетельствует о широком недовольстве посадского населения312.

Интересно в этой связи и не раз встречающееся в летописи под 7063 г. (1554—1555 гг.) известие о том, что царь велел казнить в Москве «многое множество» посадских313. В одном из летописцев XVII в. читаем: «Лета 7063-го государь царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии велел казнить торговых многих людей и гостей на пожаре многое множество казненых, идеже ныне стоят храмы по рву на костех казненых и убиеных, на костех и на крови поставлены». Исследователь, приводящий эту летописную выписку, утверждает, «что ничего подобного в 1555 г. не происходило»314 и известие это ошибочно отнесено именно к этой дате. Можно предполагать, однако, что для такой датировки, напротив, имеются некоторые основания, и в «Приговоре царском о кормлениях и службах» не зря подчеркивается мысль о том, что от царя будут «суд и правда нелицемерна всем».

«Приговор» этот следует рассматривать в более тесной взаимосвязи с другими правительственными мероприятиями тех лет, в частности не только с выдачей уставных грамот, но и с Приговором о разбойных делах (январь 1555 г.) и Приговором о губных делах (август 1556 г.). В Приговоре о-губных делах правительство явно пыталось облегчением положения должников (ст. 19) 3,5 смягчить народное недовольство. (Регулярное публичное наказание несостоятельных должников становилось поводом массового возбуждения.)

Рассматривавшийся на соборе 7064 г. вопрос о службах также терно связан с другими правительственными мероприятиями тех лет: с составлением Боярской книги, «Государева разряда» 1556 г.316, «Государева родословца», со смотром служилых людей в Серпухове (в 7064 г. «людем служилым большой смотр был») 317. Вероятно, на соборе в этой же связи подтвердили и прежний приговор

о местничестве (как это делали уже раньше), и потому- то «Приговор государев» о местничестве и был включен в состав сочинения о деятельности собора 7064 г.

Правительство рассматривало вопрос о различных категориях служилых людей, пытаясь решить его в харак-

терном для Избранной рады плане политики компромисса всех прослоек класса феодалов, политики, выгодной в конечном счете прежде всего дворянству. В «Приговоре» говорится о том, что «любовь» царя «к вельможам, и к средним и к младым, ко всем равна: по достоянию всех любит, всех жалует и удоволяет урокы вправду, против их трудов и мзды им въздает по их отечеству и службе; ни единогоже забвена видети от своего жалования хочет, такоже никого ни от кого обидима видети хощет». Едва ли эта декларация не была ответом на недовольство, выраженное в какой-то форме служилыми людьми по поводу отношения к ним правительства или даже самого царя.

Относительно широкое обсуждение этих планов государственных преобразований тем более могло показаться важным для правительства Адашева, что именно эти вопросы (как явствует из приписок к лицевым летописям, посланий царя, Курбского, сочинений Ермолая Еразма, Пересветова и других источников) становились не только предметом острых столкновений в среде окружающих царя, но и волновали более широкие общественные слои.

Эти правительственные мероприятия отражали, как и в конце 1540-х — начале 1550-х годов, и потребности международной политики. Вряд ли случайно, что основные направления реформы были декларированы накануне «Казанского взятия», а завершена была в известной мере реформа именно в канун Ливонской войны, когда ощущалась особая нужда в организации и обеспечении войска.