СОЦИАЛЬНАЯ МОРФОЛОГИЯ И СОЦИАЛЬНАЯ ФИЗИОЛОГИЯ


Большое внимание Мосс уделяет рассмотрению внутренних подразделений социологии как науки. В этом пункте фрагментарность и незавершенность его построений парадоксальным образом сочетаются со стремлением к точным классификациям и делениям различных структурных компонентов науки.
Остановимся на общем базовом делении социологии на социальную морфологию и социальную физиологию, которое он проводит вслед за Дюркгеймом[50].
В сферу социальной морфологии, по Моссу, входит изучение демографических и экологических условий социальной жизни[51]. Французский ученый подвергает критике У. Мак Дугалла за сведение социологии к коллективной психологии, полагая, что нельзя
отделять «сознание группы от всего ее материального и конкретного субстрата»[52].
Проблемы социальной морфологии рассматриваются Моссом, в частности, в двух известных работах: «О некоторых первобытных формах классификации» (в соавторстве с Дюркгеймом) и «Опыт о сезонных вариациях эскимосских обществ» (с участием А. Беша). В первой из этих работ авторы устанавливают зависимость логических и космологических представлений в первобытных обществах от типа социальных связей: последние выступают в качестве моделей, в соответствии с которыми конструируются картины мира. Антропоцентризм первобытного человека тождествен «социоцентризму». В частности, представления о космическом пространстве во многих обществах этого типа строятся по образцу пространственных форм и отношений в племени. В ходе автономизации интеллектуальной деятельности и ослабления эмоционального момента в познании эта связь между классификациями и социальными отношениями становилась все более отдаленной; что касается первобытных обществ, то они, напротив, наиболее наглядно демонстрируют эту связь. Отсюда Дюркгейм и Мосс делают вывод, что понятия и отношения между ними не формируются априори, но имеют социальное происхождение.
Концептуальная часть работы о первобытных классификациях в основном принадлежала Дюркгейму, фактический материал был собран преимущественно Моссом. Идеи, выдвинутые в этой работе, получили дальнейшее развитие в фундаментальном труде Дюркгейма «Элементарные формы религиозной жизни» (1912). В этой книге Дюркгейм прослеживал, в частности, происхождение категории рода, выводя ее из структуры тотемических кланов в Австралии. Более того, он обосновывал возможность выявления социальных истоков самых различных категорий разума, таких как время, пространство, число, причина, субстанция и т. д. Таким образом он рассчитывал преодолеть традиционную дилемму априоризма и эмпиризма и с позиций социологии подвергнуть пересмотру теорию познания в целом[53].
Работа о первобытных классификациях — серьезный вклад в социологию познания, в развитие представлений о первобытном
сознании и происхождении категорий мышления. Впоследствии выводы Дюркгейма и Мосса относительно социальной организации как модели, на основе которой формируются первобытные представления о природе, неоднократно подтверждались этнографическими исследованиями самых различных культурных ареалов[54]. Нередко исследование французских ученых становилось объектом критики, что, однако, не помешало ему стать классическим. Критике подвергался этнографический материал, на котором авторы строили свои выводы, в частности интерпретация фактов, касающихся североамериканских индейцев[55]. Одни теоретики познания ставили вопрос о том, как может знание воспроизводить природные объекты, если вместо этого оно воспроизводит социальные отношения. Другие утверждали, что социальные формы объединения и разделения людей не могут объяснить более широкую практику классификации, так как сами они зависят от осуществления классификационной функции. Авторов упрекали за то, что они не дают представления о том, как вообще осуществляется процесс классификации, что у них отсутствует общая теория этого процесса. В связи с этим становится расплывчатым их основной тезис о том, что классификации воспроизводят социальные отношения, так как понятие «воспроизводить» в данном случае весьма неясно[56].
Известный социальный антрополог В. Тэрнер оспаривает основные положения работы Дюркгейма и Мосса, доказывая, что источник первобытных классификаций — не общество, а индивид, что не логические отношения между природными объектами строятся на основе социальных структур, а наоборот. «Я утверждаю, что именно человеческий организм и важный для его существования опыт образуют источник всякой классификации»[57], — пишет он.

Спустя 80 лет после выхода в свет работы Дюркгейма и Мосса вокруг нее разгорелась оживленная дискуссия на страницах оксфордского журнала по истории и философии науки. За открывшей дискуссию статьей Д. Блура, целиком посвященной анализу и развитию идей Дюркгейма и Мосса с позиций социологии науки, последовал ряд комментариев и ответов автора оппонентам[58]. Д. Блур, отмечая ряд изъянов в статье о первобытных классификациях, в то же время подчеркивает жизненность сформулированных в ней идей. Автор считает необходимым дополнить их общей, так называемой сетевой моделью классификации. На материале, почерпнутом из истории физики, он доказывает истинность основного положения статьи Дюркгейма и Мосса. «В корпускулярной философии мы видим, что классификация вещей воспроизводит классификацию людей. Идея природы, используемой для социальной потребности, показывает нам, стало быть, почему эта формулировка правильна. Она представляет нам причину соответствий, установленных Дюркгеймом и Моссом»[59].
Дискуссия в оксфордском журнале сама по себе свидетельствует о том, что работа французских ученых отнюдь не сдана в архив, а содержащиеся в ней идеи продолжают привлекать внимание ученых и воспринимаются как актуальные.
В работе «Опыт о сезонных вариациях эскимосских обществ» Мосс доказывает существование тесной связи морфологического аспекта социальной жизни с «физиологическими» ее аспектами: религией, моралью, правом, экономикой. Мосс констатирует наличие «двойной морфологии» в эскимосских обществах: население концентрируется зимой и рассеивается летом. Эти годовые ритмы имеют регулярный характер. Соответственно социальные связи усиливаются зимой и ослабляются летом. Чем объяснить эти ритмические чередования? Одной из причин, по Моссу, является приспособление эскимосов к жизни окружающей их дичи, между ними происходит нечто вроде симбиоза. Но эти биолого-технические факторы дают лишь частичное объяснение данного феномена. Автор формулирует закон общего характера, согласно которому «социальная жизнь не поддерживается на одном и том же уровне в различные времена года, но проходит через последовательные и регулярные фазы растущей и падающей интен
сивности, отдыха и активности, расходования и восстановления»[60]. Нетрудно заметить, что эти тезисы сформулированы Моссом в полном согласии с идеями его учителя. В «Самоубийстве» Дюркгейм констатировал аналогичные явления и в жизни современного ему западного общества, связывая с ними увеличение или уменьшение количества «эгоистических» самоубийств в различные времена года. Подобное чередование концентрации и дисперсии Дюркгейм констатировал впоследствии и в жизни австралийских племен.
Мосс прослеживает влияние «двойной морфологии» на различные стороны жизни эскимосов. В частности, он показывает, что следствием ее является существование «двух религий» у эскимосов: «летней» и «зимней», вернее, «летняя» религия фактически отсутствует. Сезонные ритмы, по Моссу, имеют универсальное распространение, но в эскимосских обществах они выражены наиболее отчетливо, представляя квазиэкспериментальное подтверждение сформулированного им закона. Автор считает, что и внутри каждого времени года, месяца, недели, дня можно было бы обнаружить подобные колебания концентрации и дисперсии в человеческих группах, оказывающие значительное влияние на другие стороны социальной жизни.
В работе о сезонных морфологических вариациях у эскимосов показана специфика ритмов социальной жизни в архаических обществах. В позднейших исследованиях было обнаружено, что у дописьменных и древних народов, в средневековой Европе, в ряде неевропейских культур циклический характер социальной жизни связан со слабой вычлененностью человека из природы, подчинением его сознания чередованию времен года и антропоморфизацией окружающего мира, что накладывает свой отпечаток на восприятие времени. Циклический ритм социальной жизни вызывает в соответствующей культуре преобладание циклического времени над линейным[61].

Наряду с социальной морфологией Мосс выделяет в качестве особой части социологии социальную физиологию. При этом он подчеркивает необходимость осторожного использования терминов «морфология» и «физиология», исключения из них биологических
ассоциаций в социологии[62]. Социальная физиология, по Моссу, исследует социальную структуру в движении. Она подразделяется на физиологию действий и физиологию представлений. Ее объектами являются системы различных социальных институтов: экономических, юридических, технических, научных, эстетических, религиозных.
Принятое во Французской социологической школе деление социологии на социальную морфологию и социальную физиологию было впоследствии использовано известным английским социальным антропологом А. Рэдклифф-Брауном, который вообще был тесно связан со школой[63]. Под морфологией он понимал «определение, сравнение и классификацию различных структурных систем»[64]. Социальная физиология отвечает на вопросы: «Как сохраняются структурные системы? Каковы механизмы, поддерживающие существование совокупности социальных отношений, и как они работают?»[65] Наряду с морфологическим и физиологическим аспектами Рэдклифф-Браун выделяет третий аспект изучения социальной жизни: исследование изменений и возникновения новых структур[66].
Деление на социальную морфологию и социальную физиологию не исключает, согласно Моссу, деления на специальные социологии и общую социологию. Специальные социологии являются частями социальной физиологии, их предмет — изучение социальных институтов; общая социология изучает универсальные явления социальной жизни, которые подразделяются на «интрасоциальные» и «интерсоциальные». В число последних входит, по Моссу, и такой важный феномен, как цивилизация.
Цивилизацию Мосс трактует как продукт общения, контактов между обществами. «...Нечто вроде сверхсоциальной системы социальных систем — вот что можно назвать цивилизацией»[67], — утверждает он. Между обществами, близкими по языку, искусству, происхождению, можно обнаружить семьи народов, зоны и слои цивилизаций.

Разграничение и даже радикальное противопоставление цивилизации и культуры получило широкое распространение в западной этнологии, социологии и философии. Так, в историософской концепции О. Шпенглера, известного представителя «философии жизни» в Германии, цивилизация означает такой этап в историческом развитии, когда наступает вырождение общественного организма; культура — это его интенсивная жизнедеятельность, цивилизация — это его умирание. Мосс также различает культуру и цивилизацию, но не противопоставляет их, и основание этого различия у него совершенно иное. Если цивилизация, с его точки зрения, является результатом контактов между обществами, то культура — продукт определенного общества: это не что иное, как социальная система или же представление, которое в ней существует о себе самой. Отношение Мосса к теориям Шпенглера резко критическое: он считает, что классификации цивилизаций, данные Шпенглером, могут иметь ценность лишь в глазах широкой публики, но не для ученого[68].
Из сказанного становится очевидным, что, различая культуру и цивилизацию, Мосс отнюдь не склонен к разделению культуры и социальной системы, получившему распространение в американской культурной антропологии и социологии. Включение культуры в социальную систему и даже их отождествление теснейшим образом связано с включением этнологии в социологию во Французской социологической школе.
Как уже отмечалось, в сферу социальной физиологии, согласно Моссу, входит изучение систем различных институтов. Особое внимание среди них он уделяет религиозным институтам, что вполне гармонирует с тем местом, которое религиозная проблематика занимает в творчестве Дюркгейма. Но в отличие от учителя он не ищет универсальной «природы религии». «В действительности не существует такого объекта, сущности под названием Религия; имеются лишь более или менее тесно соединенные в систему религиозные явления, которые называют религиями и которые существуют исторически в определенных человеческих группах и в определенные времена»[69], — пишет он. Критикуя теологов и заодно с ними У. Джеймса, Мосс вместе с А. Юбером отрицает существование особого религиозного чувства: «О религиозных чувствах можно говорить с тем же основанием, что
и об экономических или технических чувствах. Каждому виду социальной деятельности соответствуют обычные страсти и чувства»[70].
Несмотря на некоторые расхождения с учителем в трактовке проблем религии, Мосс, тем не менее, остается в целом его приверженцем. Как и Дюркгейм, он рассматривает религию как синоним священного, как продукт и источник социальных связей. Необходимо учитывать при этом, что некоторые выводы самого учителя в области религиоведения базировались на исследованиях Мосса и Юбера, так что в данном случае зачастую следует говорить не о влиянии Дюркгейма, а о влиянии на Дюркгейма.
Принципы «социологизма» были применены Моссом в анализе различных религиозных явлений. Наиболее известные исследования этого рода — написанные им вместе с Юбером «Опыт о природе и функции жертвоприношения» и «Очерк общей теории магии». В первом из них жертвоприношение рассматривается как способ «установления коммуникации между священным и светским мирами посредством жертвы, т. е. вещи, разрушаемой в процессе церемонии»[71]. Жертвоприношение имеет два аспекта: с одной стороны, это акт утилитарный, с другой — акт долженствования. Как и другие религиозные явления, оно имеет социальную природу и выполняет социальную функцию. «Религиозные понятия, поскольку в них верят, существуют; они существуют объективно, как социальные факты. Священные вещи, к которым относится жертвоприношение, являются социальными. И этого достаточно, чтобы объяснить жертвоприношение»[72].
Работа «Очерк общей теории магии» предваряет концепцию магии Дюркгейма, сформулированную им в «Элементарных формах религиозной жизни». Магический обряд квалифицируется в ней как «любой обряд, который не составляет часть организованного культа, обряд частный, секретный, таинственный и стремящийся как к пределу к запретному обряду»[73]. Как и Дюркгейм впоследствии, Мосс и Юбер характеризуют магические обряды как «иррелигиозные» и

«антирелигиозные»[74]. Различия между магическим и религиозным ритуалами в том, что они практикуются разными агентами (магами и жрецами, хотя иногда это одно лицо) в различных местах; самое же главное отличие магии от религии в ее интимном, таинственном и индивидуальном характере. Несмотря на то, что магия носит индивидуальный характер, она, как и религия, является феноменом священным и в конечном счете коренится в условиях социальной жизни.
Вследствие чрезвычайных трудностей разделения религии и магии, двусмысленности и противоречивости этого разделения Мосс в конце концов смягчает его категоричность. В своих лекциях по этнографии он, различая религию в узком смысле и религию в широком смысле, исключает магию лишь из первой, но включает ее во вторую[75]. Тем не менее первоначальный тезис остается в силе, и Мосс продолжает говорить об этих двух явлениях как о разнопорядковых. Разделение религии и магии существовало и до теоретиков Французской социологической школы; впоследствии его проводили (хотя и из других теоретических оснований) Ж. Гурвич, Р. Турнвальд, Р. Бенедикт, Б. Малиновский.
Истоки магических обрядов и верований Юбер и Мосс видят в понятии мана, введенном в научный оборот Р. Кодрингтоном в его исследовании о меланезийцах[76]. Необходимо отметить, что в попытке объяснить магические действия и представления, исходя из понятия мана, описание явления выдается за его объяснение. Понятие мана} в котором Мосс и Юбер видят основание магии, не является научным понятием[77]; оно представляет собой лишь субъективную форму, выражающую более глубокую реальность, форму, которая сама нуждается в объяснении. Бергсон не без основания утверждал в этой связи, что скорее не магия возникла из представления о мана, но, напротив,
мана является продуктом укоренившихся магических верований[78], а Леви-Стросс иронически замечает, что по крайней мере в одном случае понятие мана обладает мистическими свойствами, а именно в самих концепциях теоретиков Французской школы[79].
<< | >>
Источник: М. Мосс. Общества. Обмен. Личность. Труды по социальной антропо логии. 2011

Еще по теме СОЦИАЛЬНАЯ МОРФОЛОГИЯ И СОЦИАЛЬНАЯ ФИЗИОЛОГИЯ:

  1. СТРУКТУРА СОЦИАЛЬНОЙ МОРФОЛОГИИ
  2. 1 ФИЛОСОФСКИЕ ПРИНЦИПЫ «СОЦИАЛЬНОЙ ФИЗИОЛОГИИ»: ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ
  3. ГЛАВА 5 ТЕОРИИ СОЦИАЛЬНОГО ДЕЙСТВИЯ И СОЦИАЛЬНЫХ ИЗМЕНЕНИЙ В МЕТОДОЛОГИИ СОЦИАЛЬНОЙ РАБОТЫ
  4. Социальное неравенство, социальная стратификация и социальная мобильность
  5. Социальное неравенство, социальная стратификация и социальная мобильность
  6. Социальное неравенство, социальная стратификация и социальная мобильность
  7. 1. Социальная система, социальная структура и социальная справедливость
  8. Методы и формы взаимодействия между социальной педагогикой и социальной работой
  9. 2.2.1. Социальная защита безработных как элемент социальной политики государства
  10. 123. Какие существуют подходы в социальной философии к определению социальной структуры общества?
  11. ЛЕКЦИЯ 3. СОЦИАЛЬНАЯ ПЕДАГОГИКА КАК ЧАСТЬ СОЦИАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ