ДИАГОР

ДИАГОР (прозванный атеистом) 88 — жил во времена 91-й олимпиады...

Упорство автора, крайне сильная привязанность к творениям своего ума привели его к безбожью (С).

Это был один из самых откровенных и самых решительных атеистов на свете.

(С) Упорство автора... привело его к безбожью. Вот как это произошло. Ему доставляло удовольствие писать стихи, и он сочинил поэму, которую у него похитил один поэт. Он начал процесс против вора. Похититель поклялся, что ничего не украл, а немного времени спустя опубликовал [под своим именем] это произведение, которое принесло ему большую славу. Видя, что тот, кто причинил ему ущерб, не только не был наказан за кражу и клятвопреступление, но даже стал знаменитым, Диагор заключил, что нет ни провидения, ни богов, и стал писать книги, где это доказывал... Вот как! Из-за того, что Диагор лишился славы, на какую он рассчитывал благодаря одной из своих книг, нужно, чтобы пострадала вся Вселенная, чтобы природа лишилась своего руководителя и хранителя? Не чрезмерная ли это компенсация за такую потерю? Не знаю, случалось ли когда-нибудь, чтобы процветание бесчестного человека заставило тех, кто испытал на себе последствия этого процветания или по крайней мере испытал от этого какое-то зло, усомниться в существовании провидения...

(D) Он прямо отрихщл существование богов. Так характеризуют его воззрения, когда хотят отличить их от воззрений Протагора, который лишь сомневался в истинности религии... Комментатор Аристофана уверяет, что Диагор, прежде очень боявшийся бога, впал в безбожье в результате того, что потерял свое имущество из-за мошенничества человека, которому он это имущество вручил... У этого же комментатора можно прочесть, что Диагор стал атеистом потому, что афиняне поработили его родину..

(F) Татиан рассказывает, что Диагора хотели наказать за то, что он разоблачил таинства афинян... Цель Татиана — показать язычникам, что их ненависть к христианам несправедлива. Чтобы доказать им это, он ссылается на два обстоятельства: во-первых, что кощунство Диагора было наказано; во-вторых, что его книги читались. Мне кажется, не очень умно напоминать о суровости, с какой древние афиняне обходились с теми, кто подобно христианам высмеивал религию греков. А затем разве Татиан не видел, что ему легко было бы возразить: если бы с вами обращались так, как обращались с Диагором, то и с вашими книгами обошлись бы так же, как и с его книгами. Нашлись бы любознательные люди, которые сохранили бы сочинения, написанные вами против наших богов. Не беспокойтесь, перенесите только кару, подобную каре, выпавшей на долю Диагора, о которой вы нам напоминаете. Да простят мне, что я иногда критикую недостатки рассуждения. Логические ошибки еще полезнее показать молодым читателям, чем ошибки фактические... (Н) Другие говорят, что Диагор давал советы законодателю мантинеян при составлении весьма справедливых законов. Элиан80, сообщив, что законы мантинеян были весьма справедливы и так же хороши, как законы локрийцев (Locriens), Крита, Лакедемона и Афин, прибавляет, что эти законы дал народу манти- неян атлет Ннкодор, очень прославившийся своими подвигами. Занявшись к концу дней своих разработкой законов, он сослужил своей родине гораздо более полезную службу, чем наградами, которыми его почтили за подвиги. Элиан замечает, что, согласно всеобщему мнению, эти законы сочинил Диагор, передавший их своему другу Никодору вполне готовыми. В заключение Элиан говорит, что мог бы многое сказать о Никодоре, но не станет этого делать, так как создалось бы впечатление, что похвалы, которые он высказал бы о Никодоре, относятся также и к Диа- гору. Здесь есть на что обратить внимание. С одной стороны, перед нами откровенный и безоговорочный атеист, дающий государству законы столь же справедливые, как законы Солона и Ликурга.

161

6 П. Бейль

Отметим здесь большую ошибку юриста Бодуэна 81. Он сообщает то, что касается законодателя мантннеян, и в связи с этим отмечает, что безбожье ие только великий норок законов, но и великий разрушитель государств, что скорее следует желать, чтобы вовсе ие было ни законов, ни правосудия, ни общества, чем допустить, чтобы правосудие оказалось в руках без- божья, и что он, Бодуэн, всегда будет утверждать, что законы Диагора внушают подозрение... Строгий ум не мог бы таким образом говорить, он отметил бы с гораздо большей справедливостью то, что следует различать. Если бы те, кто осуществляет справедливость, путем ли установления законов или исполнения эдиктов и распоряжений законодателя, все до единого придерживались принципов атеизма и были воодушевлены страстью, направленной против тех, кто придерживается благочестия и добродетели, то, несомненно, было бы лучше жить без законов и судов, чем подчиняться такому правосудию. Но если, несмотря на свой атеизм, они исполнены усердия к общественному благу и стараются использовать порядки, признаваемые ими наиболее пригодными, чтобы пресекать деяния злоумышленников, предупреждать кляузы, защищать права вдов и сирот, поддерживать доверие в торговле, согласие в семье и т. д., то кто же усомнится в том, что было бы несравненно лучше жить под управлением таких законодателей или с такими судьями, чем вовсе без какого-либо правосудия. Чтобы лучше понять, насколько была ошибочной позиция Бодуэна, когда он сочинял эту часть своей работы, достаточно рассмотреть два момента. Во-первых, не имея никаких иных сведений о законах Диагора, кроме тех, какие он получил от чтения Элиана, Бодуэн не перестает повторять, что законы эти ему представляются подозрительными. Между тем Элиан, как бы ни был он склонен к несправедливости по отношению к Диагору, восхвалял эти законы превыше всего на свете. Во-вторых, надо заметить, что Бодуэн сравнивает императора Диоклетиана и авторов римского права с законодателем Мантинеи, руководимым Диагором. Он восхищается прекрасными законами, которые они создали. Он удивляется, что безбожники могли создать столь совершенное произведение. А тремя строками ниже он нам говорит, что лучше не иметь ни законов, ни государств, чем создавать их посредством безбожья, имея в виду императоров, преследовавших христиан... Чем больше я читаю, тем больше убеждаюсь, что легче найти писателей, обладающих прекрасными и благими мыс- Лями, чем писателей, которые выражают Эти мысли, не запутываясь в каком-нибудь лишенном логики рассуждении. Хороший логик встречается гораздо реже, чехм принято думать...

(К) Некоторые говорят, что этот безбожник был обязан своей свободой Демокриту. Говорят, что этот философ, увидев Диагора среди множества рабов, выставленных для продажи, присмотрелся к нему и нашел у него столь счастливые естественные наклонности, что купил его за десять тысяч драхм и сделал его не слугой, а своим учеником.

(М) Климент Александрийский не понял как следует учение этого философа. Он полагал, что Диагор и некоторые другие считавшиеся атеистами приобрели эту дурную славу лишь потому, что познали более отчетливо ложность языческой религии. И Климент Александрийский удивляется тому, что люди столь благочестивой жизни были оклеветаны как безбожники. Они еще не достигли, говорит он, познания истины, но они почувствовали, в чем заблуждение, и это чувство есть доброе семя для произрастания света истины. Вот учение, совершенно отличное от мнения бесчисленного множества людей, воображающих, что легче обратить в истинную религию суеверного язычника, чем атеиста. Мюре82 согласен со взглядом этого отца церкви относительно причины, в силу которой Диагор и некоторые другие прослыли атеистами. Но несомненно, что они заблуждаются. Диагор приобрел славу атеиста потому, что он безусловно и безоговорочно отверг существование божества.