Денежный хаос

Денежный хаос в СР Югославии запомнится интенсивностью своего пагубного воздействия, причинами, его вызвавшими, и быстротой перераспределения общественного богатства. Невиданная югославская гиперинфляция - одна из самых разорительных в истории экономики.

В момент ее кульминации (январь 1994 г.) уровень роста цен составил 313 млн. процентов. Более высокий уровень инфляции был зафиксирован в Венгрии - 4,19 трлн. процентов (4,19 х 1012%) в апреле 1946 г. и в Греции - 855 млн. процентов в ноябре 1944 г., при знаменитой же немецкой гиперинфляции рост цен в октябре 1923 г. составил «всего-навсего» 32 400%. Если крупнейшие гиперинфляции в истории сравнить по их продолжительности, то можно с уверенностью сказать, что югославская была самой длительной - целых 24 месяца (венгерская гиперинфляция закончилась спустя 12 месяцев, греческая - 13, немецкая через 16 месяцев)19.
Большая югославская гиперинфляция не была вызвана естественными законами. Ее инициировали и ей поспешествовали люди, которые не побоялись ради собственных корыстных интересов, хотя и от имени народа20, злоупотреблять денежной и политической властью и использовать государственные учреждения, находившиеся под их началом. Обладать властью значило иметь абсолютную монополию на делание денег. Иметь абсолютную монополию на делание денег означало обладать властью. Деньги, несмотря на их выпуск в огромном количестве, были искусственно превращены в «редкий» (монопольный) товар, что дало право финансовой олигархии обсчитывать тех, у кого этого то
вара не было, но кто в нем остро нуждался. И хотя существовали крупные государственные сберкассы, уполномоченные государственные банки и привилегированные государственные предприятия, парагосударственные банки и предприятия наряду с обычной деятельностью в «национальных интересах» платили особую финансовую дань фактическим распорядителям денег; взамен же руководству парагосударственных структур предоставлялась возможность заниматься разного рода спекуляциями в целях наживы. Разумеется, все эти поборы и подати в конце концов тяжким бременем ложились на плечи обычных граждан. Они были вынуждены непрерывно выплачивать своему государству инфляционный налог с учетом того, что их собственные доходы (пенсии и зарплаты) изо дня в день с катастрофической скоростью обесценивались. Чтобы выжить, многие граждане рано или поздно были вынуждены лезть под матрас за своими валютными сбережениями. Однако после многих перипетий и при участии разных людей и учреждений большая часть этих денег неким таинственным образом перешла в руки политического истеблишмента.
Жестоко и неумолимо гиперинфляция способствовала ужасающего масштаба социальному расслоению. В СРЮ быстро сформировалась малочисленная, но исключительно могущественная финансово-политическая элита. Она возникла в результате любопытного симбиоза трех, в принципе разных, социальных групп: 1) представителей верхушки политической власти (государственный аппарат); 2) небольшого числа директоров государственных предприятий и банков; 3) владельцев некоторых частных, а по сути парагосударственных предприятий. Нельзя сказать, что эта узкая прослойка фантастически богатых людей на вершине общественной пирамиды21 своим исключительным экономическим успехом обязана собственным выдающимся предпринимательским способностям. Напротив, эта политическая группировка создала свой формальный и материальный статус благодаря различным видам монополий: монополии на эмиссию и распределение денег,
монополии на ввоз и торговлю отдельными товарами, монополии на важную (руководящую) должность, монополии на СМИ, привилегированному положению при определении финансовых обязательств по отношению к государству и т. д. Вследствие этого члены элиты никогда не были заинтересованы в процветании и экономическом развитии всей страны, но единодушно поддерживали систему, где политическая мощь гарантировала монопольные позиции. Естественно, господствующая власть с готовностью обеспечивала эти позиции, так как отдавала себе отчет, что, потакая желаниям элиты, можно продлить свое существование, но больше всего потому, что высшие ее представители сами участвовали во всем этом и вкупе со своими элитарными подельниками наслаждались материальными благами.
Народ же все время пугали опасностями, таящимися внутри страны и грозящими извне, призывали терпеть во имя осуществления национальных интересов и всячески противостоять международным Голиафам, разоряющим его слабую родину. Народу внушали, что путь, избранный руководством, тернист, но конечная цель стоит усилий. И народ соглашался терпеть лишения и идти на жертвы (а те, кто не соглашался добровольно, были вынуждены это сделать по экономическим причинам). В конце концов вопрос стал не в том, тернист ли путь, а в том, обут ли тот, кто по нему шагает22! К сожалению, у большинства населения в то время не хватало денег на питание, не говоря уже об обновлении гардероба, особенно обуви. Во время гиперинфляции уровень реальных средних зарплат упал значительно ниже уровня 1966 г., самой давней даты с сопоставимыми статистическими данными.
Народ забыл, что значит жить нормально. Дни рождения, свадьбы, крестины и другие торжества, на которые всегда принято было дарить хорошие подарки, стали в то время головной болью для обнищавшего населения. Знаменитое сербское гостеприимство подавлялось страхом: а вдруг гость захочет выпить бутылку пива, ставшего настоящей роскошью в обычных домах. Когда разбушевалась
гиперинфляция, зарплаты и пенсии превратились в жалкую насмешку. Люди днями напролет разузнавали о них, часами терпеливо ждали в очереди их получения и тратили их в секунды. В основном покупали продукты питания, поскольку иные товары большинству граждан были просто недоступны. К примеру, в середине ноября 1993 г. для приобретения самого обычного штепселя надо было отдать две средние зарплаты, а для покупки детской коляски требовалось 97 средних зарплат. На одну среднюю зарплату тогда можно было купить четыре шариковые ручки23. В декабре 1993 г. самая высокая пенсия (ее получали всего 300 граждан Сербии) позволяла приобрести на день выплаты один кусок мыла или 1/3 тюбика зубной пасты.
Реальная покупательная способность денежных выплат, которые получало население, была исключительно низкой и в отношении продуктов питания. В декабре 1993 г. одна средняя пенсия приравнивалась к стоимости килограмма моркови! Многие не могли себе позволить даже основных продуктов. В преимущественно аграрной стране, такой как Сербия, имел место жуткий парадокс: в очень урожайный год большинство граждан голодало! Политический истеблишмент и здесь не сжалился, монополизировав большую часть сельскохозяйственной продукции. Искусственно создавая дефицит продуктов, которых на самом деле было в изобилии (например, пшеницы, муки, растительного масла), некоторые дельцы получали баснословную спекулятивную прибыль. В то же время многие граждане, которых голод заставлял переступить через гордость, стояли в необозримых очередях за бесплатной пищей от гуманитарных организаций.
В прессе тех дней появлялось огромное количество историй обездоленных, доведенных до отчаяния людей. Вот некоторые из них: «Я чувствую себя каким-то жалким, когда простаиваю в этой очереди за хлебом, а что поделаешь? У меня нет другого выхода. Нам с женой надо как-то выживать. За что нам такое?» Положение одной несчастной женщины еще плачевнее: «Я боюсь умереть, а то моим де
тям придется тратиться на похороны. Им самим есть нечего. Я забыла вкус фруктов, мяса, да и молока тоже. Я не завтракаю, не ужинаю, не пью кофе, не курю. У меня нет стирального порошка, мыло приходится экономить. Некому мне помочь, а в последнюю пенсию я получила 8 тысяч динаров, как раз на рулон туалетной бумаги». Об общем бедственном положении среднего класса в период гиперинфляции красноречиво свидетельствует история одной, когда-то известной, женщины-врача: «Я вышла на пенсию четыре года назад. И только я стала подумывать о том, как доживу последние дни в тиши и покое, как моя жизнь полетела в тартарары. Мою квартиру дважды взламывали, машину угнали. Я живу на пенсию, о которой говорят, что она высокая. На эту пенсию я могу оплатить коммунальные услуги и очень скромно питаться. Мне помогают мои бывшие пациенты, которые меня не забыли и время от времени приносят что-нибудь из продуктов. Я живу воспоминаниями о временах, когда ощущала себя человеком»24.
Практически вся нация была обречена на томительное ожидание в очередях. Сначала люди толпились в очередях перед филиалами парагосударственных банков и сберкасс. Затем длинные вереницы граждан стали собираться перед магазинами (в основном за хлебом и молоком) и перед кассами банков и почтовых отделений для получения мизерных пенсий. Очереди перед дверями магазинов самообслуживания выстраивались с трех часов утра. Когда же наконец на прилавки выбрасывали ожидаемые с нетерпением продукты, начиналась страшная давка, для некоторых зачастую заканчивавшаяся тяжкими телесными повреждениями. Однажды в газетах появилось сообщение, что в г. Вране «во время столпотворения за хлебом пенсионеры Душан Попович и Андра Йованович получили травмы грудной клетки. Вместо покупки хлеба они попали на рентген. Несколько человек сильно повредили кисти и пальцы рук в момент, когда продавцы магазина самообслуживания резко захлопнули тяжелые металлические двери; сотни людей падали и их едва не затаптывали»25. К несчастью,
некоторых граждан постигла еще более печальная участь. Газеты писали и о случаях смерти пожилых людей, которым становилось плохо от долгого и изматывающего стояния в очереди26. Мало того, некоторые одинокие пенсионеры умирали от голода; случалось так, что их обнаруживали соседи в их квартирах спустя продолжительное время после кончины27. Всю глубину трагичности и безвыходности ситуации для простых людей в ту пору лучше всего иллюстрирует «пример пенсионера Б. С., который, получив пенсию, пошел в магазин и купил несколько сот граммов хорошей салями и килограмм хлеба. Наевшись, он повесился. В предсмертной записке было сказано: «Я не хочу умереть от голода!»28.
В целях предотвращения социальных волнений власть сознательно поощряла теневую экономику (контрабанду, уличную торговлю и т. д.)29. Прикрываясь экономическими санкциями, власть довела до абсурда известный принцип трудящихся построенного социализма: «мне никто не заплатит настолько мало, насколько мало я могу работать». Принудительные отпуска стали массовым явлением30, но взамен гарантировалось соответствующее пособие, предусмотренное законом. И хоть оно было не бог весть каким, но все же не намного отличалось от средних зарплат тех, кто продолжил трудовую деятельность. Этот факт лишал работников, пребывавших в принудительном отпуске, мотивов искать новое рабочее место. Они очень быстро поняли, что, уйдя в теневые сферы, можно заработать гораздо больше. Сначала такого рода деятельность являлась для многих дополнительным источником дохода, затем становилась постоянной. Одно весьма интересное и объемное исследование показало, что в 1992 г. доходы населения от неформальной экономики в среднем составили свыше 57% их общей прибыли31. Также установлено, что теневая экономика на территории СРЮ отличалась тем, что результатом ее было перераспределение существующих ценностей, а не создание новых. Нелегальными финансовыми спекуляциями в основном занималась узкая прослойка
граждан, увеличивавших собственные доходы за счет соотечественников. Наибольшие убытки при этом несли представители среднего общественного класса. Трудясь на общественных, официальных предприятиях, как одно погрязших в нищете, скованные понятиями о чести, они не успевали включаться в деятельность теневой экономики и в результате разделили участь своих фирм, хоть и сохранив собственное достоинство.
Как показала практика, теневая экономика действительно послужила хорошим амортизатором социальных потрясений. Однако она породила упадок морали и иных общественных ценностей. Порядочность стала пороком, непорядочность - добродетелью и главным критерием выживания. А это неминуемо влекло за собой расцвет коррупции и криминала, принявший невероятный размах. Общество деградировало социологически и психологически. События, когда-то имевшие место в Латинской Америке в периоды гиперинфляции, в начале 1990-х гг.

разыгрались на территории СР Югославии. Так, например, в Аргентине во время жесточайшей гиперинфляции в народе говорили: «Государство ловит воров, потому что не терпит конкуренции». В случае продвинувшейся дальше Сербии можно перефразировать: «Государство объединяется с ворами, чтобы создать монополию». Поскольку, в конце концов, только за счет воровства можно жить достойно32!
Поскольку во время гиперинфляции большая часть отечественной экономики ушла в тень, неминуемо последовал сильный спад реальных фискальных доходов государст- ва33. Конечно, финансирование государственных расходов денежной эмиссией без погашения только сильнее разжигало гиперинфляцию, которая, в свою очередь, приводила к дальнейшему спаду реальных фискальных доходов, учитывая, что запоздалая уплата налогов при высоком уровне инфляции автоматически означала их обесценивание. Таким образом, на сцену выходит известный в экономической теории эффект Танзи - Оливера. «Чудовище-гиперинфляция сделало свое дело». Между тем после всего ска
занного неизменно возникает вопрос: а было ли государство заинтересовано в сборе налогов и пошлин для пополнения бюджета из реальных источников?
Факты неприглядны и свидетельствуют об одном: все происходившее в области общественных финансов во время гиперинфляции недвусмысленно указывает на отказ государства от потенциально богатых источников дохода, сознательной жертвы общими интересами в пользу интересов отдельных лиц из финансовой элиты. К примеру, доходы от таможенных и других импортных пошлин практически отсутствовали, поскольку пошлины рассчитывались и уплачивались на основании заниженного официального валютного курса. Наоборот, была предоставлена возможность обогащаться политическому истеблишменту, представители которого благодаря монопольному праву на импорт и фактическому освобождению от пошлин получали колоссальные сверхприбыли. Помимо этого, государство сознательно отказалось еще от одного чрезвычайно важного источника доходов - налога с товарооборота34. Такова была цена расширения теневой экономики и еще одна жертва в пользу политического истеблишмента. Незаинтересованность государства в налоге с товарооборота наиболее очевидна на примере торговли исключительно прибыльным товаром - сигаретами. Практически вся торговля табачными изделиями проходила через теневые каналы и завершалась уличной торговлей. И хотя речь не шла о жизненно необходимой продукции, нелегальная торговля сигаретами была фактически легализована, поскольку весь процесс без каких-либо осложнений проходил на виду у надлежащих инспекционных органов и милиции. Таким образом, взятки и коррупция вновь сделали свое дело на радость организаторам этого прибыльного табачного бизнеса. Но все же у государства не хватило духу отказаться от всех своих фискальных доходов. Ревностно взимались налоги с личных доходов граждан, и добросовестно сокращались сроки их уплаты в целях смягчения упомянутого эффекта Танзи - Оливера. В течение 1993 г. из это
го источника был собран 71% общих фискальных доходов Сербии35. Кроме того, значительные доходы шли от специально введенного налога с финансовых трансакций36 (около 15% общих фискальных доходов), а налогоплательщиками в большинстве случаев опять-таки оказывались простые граждане. Следовательно, государство селективно подходило к выбору налогоплательщиков, причем его выбор (на первый взгляд) кажется несколько нерациональным и абсурдным: бремя налогов было возложено на плечи немощного населения, в то время как могущественная финансово-политическая элита заботливо оберегалась и де-факто укреплялась. Вероятно, речь здесь шла о неких особых национальных интересах, которые ум обычного человека, каковыми и мы себя считаем, не в состоянии воспринять и осознать.
Собираемые таким манером фискальные доходы ни в коей мере не могли удовлетворить даже элементарных потребностей государства, в силу чего они постоянно пополнялись инфляционными доходами. Финансирование дефицита общественного потребления денежной эмиссией и неутолимая жажда валюты у политического истеблишмента привели к денежному хаосу в стране. Он начался летом 1993 г. (великая пшеничная афера), а кульминировал после запрета скупки безналичной валюты в конце осени г. После того как денежный хаос был запущен в действие, он сам себя подпитывал (государство контролировало черный валютный рынок, но не инфляцию) и в конце концов сам по себе угас.
Результатом денежного хаоса был общий дефицит товара, катастрофическое обнищание большей части населения и полное изъятие из оборота национальной валюты. Большинство магазинов в ту пору выглядели жутковато пустыми. На закрытых дверях многих из них висели таблички с надписью «учет», хотя непонятно было, что можно учитывать на пустых полках. Владельцы работающих магазинов ломали голову, как избежать продажи товара за бесценок. В цены заранее включался ожидаемый рост ва
лютного курса на черном рынке в последующие несколько дней, однако чаще всего это не помогало. Теневая денежная эмиссия оказалась неуловимым и крайне непредсказуемым противником производителей и работников торговли, поэтому их прогнозы в большинстве случаев были чересчур оптимистичными. Последствия таких ошибок становились роковыми, так как вырученная от продажи прибыль не могла покрыть расходов даже на приобретение новой партии товара в том же количестве. Вследствие этого расчетливые, но беспомощные работники торговли были вынуждены изменить тактику выживания. Для сокращения убытков они складировали товар до лучших времен и продолжали продажу только нескольких его ви- дов37. Многие магазины самообслуживания сократили время работы с двенадцати до семи часов в день. Тем самым они существенно уменьшали опасность обесценивания своего товара и, что еще важнее, выигрывали драгоценное время для выполнения одной необычайно серьезной, но изнуряющей физической работы - каждодневной смены ценников на товарах.
Наконец выяснилось, что наиболее успешная тактика поддержания существования сферы торговли - это установление расценок на товары по принципу «чем выше, тем лучше». То есть работники торговли поняли, что выгоднее заломить такие цены на товар, по которым его никто не купит, чем продавать его за бесценок. Поэтому цены изначально устанавливались недоступные рядовому покупателю и ежедневно росли для сохранения недосягаемого уровня. Таким образом возник феномен, который общественность назвала «инфляцией немецкой марки», поскольку в результате росли также и цены, выраженные в немецких марках. Возможно, в будущем экономическая наука откроет некие сложные эконометрические модели, которые позволят подвергнуть этот феномен точному расчету; вопрос в том, окупятся ли когда-либо усилия, предпринятые в этом направлении. Наверняка «инфляция немецкой марки» не была результатом мудрствований работников торговли, а появи
лась из-за страха перед неизвестностью и общего недоверия созидателям экономической политики государства.
Наряду с причинами, которые мы только что привели, дефициту в магазинах способствовала и «ловкая» мера государства, замышлявшаяся как средство борьбы с денежным хаосом. Как оказалось, члены правительства были осведомлены о ситуации, которой сами счастливо избежали, поэтому после августовской инфляции в 1880% они приняли решение о замораживании цен. После этой меры в секторе цен наступило относительное затишье, ибо их рост в сентябре составил каких-то 643%, а в октябре - разумных 1 896%, дефицит на рынке возрос. Несчастные работники торговли, разумеется, среагировали единственным здравым способом: они отправили товар на склады, не желая продавать его за бесценок. Тогда началась «всеобщая» (в действительности выборочная) травля их самих и облава на их товары; государственные СМИ педантично фиксировали практически каждый случай сокрытия товара и обнаружения различных «потайных» складов; дикторы государственного телевидения целыми днями сообщали общественности имена многочисленных нелегальных част- ников-спекулянтов, деятельность которых вскрыли надлежащие инспекционные органы. Однако, как и много раз раньше, силовые меры оказались тщетными против трезвого экономического расчета людей, поэтому, несмотря на давление государственных репрессий, магазины продолжали пустеть. Многие магазины временно закрывались, а их персонал, не занятый «учетом», дружными рядами «уходил в отпуск». В конце октября правительство окончательно признало свое поражение и отменило замораживание цен, решив контролировать только цены на отдельные виды продуктов и услуг38. Но ноябрьская инфляция превысила 20 000%, в таких условиях дефицит невозможно устранить, а только смягчить при одновременном возникновении феномена «инфляции немецкой марки».
Денежный хаос сильнее всего поразил тех, чье существование зависело от регулярных персональных выплат.

В условиях гиперинфляции реальный уровень зарплат и пенсий зависел не от результатов труда, а исключительно от производительности денежной фабрики в Топчидере. Ударным трудом в три смены эта фабрика в день могла отпечатать максимум 1 900 000 штук купюр, из которых 300 000 предназначались для сербских краев. Рабочие в Топчидере воистину были великомучениками тогдашней власти. Они трудились без устали, а все критиковали результаты их работы. И хотя день и ночь штамповались самые крупные денежные знаки, реальное количество наличных денег в обращении неудержимо снижалось. Например, во второй половине декабря 1993 г. не было ни одного момента, когда бы масса наличности превысила сумму в 5-6 млн. немецких марок39. Количество (стоимость) свежеотпечатанных наличных денег росло линеарно, рост же цен и курса немецкой марки был экспоненциальным. По этой причине реальные средние недельные выплаты около 3,2 млн. трудящимся и пенсионерам в СРЮ лимитировались производительностью Топчидера практически суммой в 1-2 млн. немецких марок40!
В конце 1993 г. динар был полностью вытеснен из практического употребления. Итак, власть, возглавляемая самыми бескомпромиссными борцами за национальные интересы, сделала так, что национальной валютой стала немецкая марка. Динары больше никому не были нужны, все стремились как можно скорее от них избавиться. Многие торговые точки перестали принимать у граждан и чеки. Доверие внушала только немецкая марка. Между тем истощенное двухлетней инфляцией население продавало эту валюту мелкими суммами, а покупало и того меньше. Уличные дилеры, которым раньше и в голову не приходило торговать мелочью, вынуждены были приспособиться к новой ситуации и обеспечить достаточное количество монет, чтобы отсчитывать сдачу обнищавшим продавцам валюты. Это сделало возможным ввести в обращение в мелких расчетах и немецкие пфенниги. Гиперинфляция окончательно обессмыслила вызвавшую ее причину.

В условиях вопиющей бедности у народа хватило сил не пасть духом. Всю свою боль он выражал и заглушал песнями. В этом населению от души помогали отечественные СМИ, транслируя народную музыку в новой аранжировке41, смирявшую недовольство и гасившую помыслы о бунте. После римейков отдельных популярных номеров еще времен Тито (к примеру, «Хоть я беден, но люблю жизнь») огромным успехом у публики пользовалась по-новому аранжированная песня с хитом-рефреном: «Друг, у меня нет ни денег, ни счастья». Окрыленные успехом, композиторы множили песни на подобную тематику (во вдохновении недостатка не было), а СМИ их усиленно передавали, стараясь хоть как-то угодить населению, в большинстве своем проводившему вечерние часы перед экранами телевизоров, так как мало кто мог себе позволить выйти в город. Помимо воздействия через музыку на души и сознание граждан, на ТВ шла активная скрытая пропаганда: политические энтузиасты неустанно и очень настойчиво обращались к народу. Результат такого насыщенного, но дозированного идеологокультурного «седативного средства» оказался неожиданно удачным для правящей партии, державшей под жестким контролем все ведущие отечественные СМИ: вопреки пагубным последствиям денежного хаоса и общего отчаянного положения в государстве она одержала очень легкую и убедительную победу на декабрьских парламентских выборах (1993 г.). Как оказалось, многим избирателям гораздо легче было поверить собственным ушам, нежели глазам.

<< | >>

↑

Источник: М. Йованович. СЕРБИЯ О СЕБЕ Сборник. 2005

Еще по теме Денежный хаос:

- Альтернативная история - Античная история - Архивоведение - Военная история - Всемирная история (учебники) - Деятели России - Деятели Украины - Древняя Русь - Историческая литература - Историческое краеведение - История Востока - История древнего мира - История Казахстана - История наук - История науки и техники - История России (учебники) - История России в начале XX века - История советской России (1917 - 1941 гг.) - История средних веков - История стран Азии и Африки - История стран Европы и Америки - История стран СНГ - История Украины (учебники) - История Франции - Методика преподавания истории - Научно-популярная история - Новая история России (вторая половина ХVI в. - 1917 г.) - Периодика по историческим дисциплинам - Публицистика - Современная российская история - Этнография и этнология -