Как известно, селевкидская эпоха в истории Ирана характеризуется созданием многочисленных городов-полисов. Права полисов получали военные лагеря, катой- кии, или древние городские центры и храмовые общины.
На территории иранских сатрапий были основаны, в частности, Антиохия в Персиде, три Селевкии в Элимаи- де, Лаодикея в Мидии (Нехавенд). К городам приписывались земли из фондов «царской земли» [Чериковер, 1927]. Некоторые особенно значительные города Селев- кидской державы рассматривались Селевкидами как «союзники» — они имели больше свободы во внешней политике, им дано было право убежища, право чеканки собственной монеты. Хорошо известно административное устройство таких городов [Ростовцев, 1941, II], их обязанности по отношению к царю в выплате фороса, цели их основания: центральная власть, предоставляя городам самоуправление, вместе с тем сохраняла за собой право решения важных вопросов внешней политики; селевкидские монархи, приписывая к полисам большие земельные массивы, как бы перекладывали на города обязанности по экономическому развитию этих территорий, по сбору налоговых поступлений с них. Царские чиновники — эпистаты, назначаемые царем обычно из представителей местной знати, осуществляли в полисах контроль местной администрации. Таким образом, и в политическом, и в экономическом, и в социальном отношении полисная система была важной опорой селевкидских монархов. Известно, что эта система не явилась для Востока неожиданностью — к моменту завоеваний Александра сходную, по существу, организацию уже имели некоторые древние города и храмовые объединения Востока. Эта структура возникла совершенно независимо и обладала рядом специфических черт [Саркисян, 1952; Пери- ханян, 1959]. Местное население иногда образовывало внутри полиса свою независимую группу (TroXLxsutxa;96 — этнические вопросы не имели существенного значения. Эта политика Селевкидов, как и в дальнейшем настойчивые усилия Рима в том же направлении, имела своим следствием создание единства в необычайной пестроте царств и владений Востока. Это единство было в какой-то мере достигнуто в наиболее развитых в экономическом отношении областях Месопотамии к тому моменту, когда туда пришли войска парфян. He так было в Иране. Города полисного типа на этой территории были очень редки — громадными земельными массивами (Мидия, Атропатена, Персида, Керман и т. д.) владели древние независимые и полузависимые династы. Кроме них существовали владения староиранской знати. При парфянах, вследствие этого, их обширное государство представляется состоящим как бы из трех во многом отличных частей: (I) семитической Месопотамии со значительным городским населением, объединенной полисной системой с греческим правом и селевкидскими государственными институтами; (2) ряда независимых государств (как в той же Месопотамии, так и по всем границам Ирана), где эта система и эти институты если и встречались, то носили слишком поверхностный характер; и (3) коренных областей Парфии (восток и северо- восток Ирана). Разумеется, здесь не было резких гра- нмц, однако это ощущалось и в политике, и в экономике, и в культуре [Виденгрен, 1960J. Исследование фрагментарных материалов парфянского времени из районов Месопотамии показывает, что, завоевав эти области, парфянские цари оставили без изменений и политическую систему, и многие гражданские институты, не рискуя нарушить созданное единство [Мак Доуэлл, 19356, с. 220J. Ho это единство было неоднородным 97. Каждый из полисов Месопотамии, так же как и входившие в ареал их политики мелкие государства, имел собственную судьбу и собственные тенденции развития. Лучше всего по многочисленному эпиграфическому материалу и археологическим памятникам известен город Дура-Европос на Евфрате, который был превращен Селевком в полис из катойкии и долгое время служил военным целям, но уже в I в. до н. э. стал торговым городом, вся жизнь которого зависела от транзитной и караванной торговли. Он был очень тесно связан с Пальмирой (в Дура-Европос была обширная колония пальмирцев), но стоило захиреть караванной торговле, как почти замерла и жизнь города. Иная судьба была у Эдессы. Основанная Селевком на месте небольшого поселения Урха как македонская колония, Эдесса со временем превратилась в центр самостоятельного государства с арабской династией Абгаров во главе. Крупнейший караванный центр Месопотамии Пальмира в III в. также стала столицей государства Одената и Зенобии, а полис Селевкия на Тигре, в I в. н. э. насчитывавший около 600 тысяч жителей, после восстания, поднятого против парфян, фактически потерял самостоятельность. С течением времени города меняли свое лицо, менялось и их население. «Подобно тому как растения и животные изменяются под влиянием почвы, на которой они растут, македонцы превращаются в сирийцев, парфян, египтян» (Liv. XXXVIII, 17, 10). Краткая характеристика некоторых городов Месопотамии, вероятно, дает представление об общих процессах в этих районах парфянского Ирана. В мою задачу не входит, однако, подробное описание устройства самоуправляющихся городов эллинистического времени. Среди названий городских магистратур встретится немало греческих терминов, которые транскрибируются в текстах на местных языках, из чего следует, что они имели техническое значение. Большая часть терминоло гии — целиком селевкидская, но в данном случае это не иностранная адаптация местных понятий, это именно та система, которая существовала в городах в парфянский период их истории, во всяком случае при ранних Арша- кидах. * * * В парфянский период Дура-Европос — один из основных пунктов транзитной торговли с Востоком. Население города необычайно пестро — это сирийцы, вавилоняне, набатеи, евреи, македоняне, греки, арабы, персы, это то, что Тацит называет «варваризированным городом». Язык контрактов, деловых документов, официальных реляций — преимущественно греческий с многими арамеизмами, своеобразное койнз, как и везде в Месопотамии. Все контракты составлены в соответствии с греческими правовыми нормами и греческой системой оформления документов (scripta interiora и scripta ех- teriora) 98. Город является административным центром большого района — приписанных к нему земель99. Здесь регистрируются все сделки в хремастерии специальным чиновником—хреофилактом. При Селевкидах существовал городской совет, причем, судя по надписям, булевты носили преимущественно семитские имена. Документов парфянского времени с упоминанием городского совета не обнаружено 10°. Из надписей ничего не известно и о филах. Раскопано немало храмов, посвященных различным божествам (в том числе христианская церковь и синагога). Многие храмы возводились на частные средства. Крупнейшим из них был храм пальмир- ских богов (центр культа пальмирской торговой общины), храм Артемиды-Нанайи (вероятно, центр культа некоторых греческих семей), Зевса-Кюриоса и другие. Характерной чертой Дура-Европоса является отсутствие храма городских божеств или святилищ отдельных фил [Ростовцев, 1935]. В течение всего парфянского периода в Дура-Европо- се почитается основатель города Селевк I. Особенно показательно сохранение ведущих магистратур города за ебражешн (македонцами) вплоть до конца жизни города. Как и во всех селевкидских полисах, во главе Дура- Европоса стояли стратег и эпистат из местной знати — из македонской семьи Лисиев: выборная должность (стратег) и должность государственная (эпистат) соче тались в одном лице 101. Представители этой семьи титуловали себя, как и при Селевкидах, «первыми и самыми почитаемыми друзьями и телохранителями» (например, P. Dura 28). Точно таким же титулом называли себя и другие крупные чиновники 102. В данном случае мы имеем дело, конечно, с традиционной для полиса титулату- рой знати, но не с какими-то официальными титулами парфянского двора. Таким образом, тенденция развития города не засвидетельствована номенклатурой городских магистратур или изменениями в правовом статусе. Она проявляется, например, в судьбе дочери стратега и эпистата Дура-Европоса Селевка, сына Лисия, которую звали Тимонесса. Сохранился контракт о том, как Тимонее- са, заняв деньги у Никанора, сына Ксенократа, сына Адая, т. е. у ростовщика-сирийца, и обеднев, не смогла вернуть ему долг. Никанор, женившись на ее дочери, простил ей этот долг как родственнице, отобрав, однако, трех рабынь (P. Dura 18, [Уэллес, 1936, с. 112]). Это — наиболее характерный пример, но в документах из Дура- Европоса немало и других данных, говорящих о том, что богачи-сирийцы проникали в среду городской аристократии, скупая у них принадлежащие им земли (P. Dura 25), как торговцы, банкиры и ростовщики, все более прибирая к рукам городские магистратуры 103. Торговый город рождал новую знать. Власть парфян в Дура-Европосе отражается в надписях и археологических материалах лишь косвенно.
У нас нет, например, данных о наличии в городе парфянского гарнизона, хотя именно в парфянский период укрепляются городские стены и возводится ряд укреплений. Неизвестно также о значительном иранском населении, хотя тип жилищ — несомненно восточный. Происходит ори- ентализация культов, в том числе и тех, которые считались специфичными для селевкидской династии, но неясно, какую роль в этом процессе играют парфяне [Шишо- ва, 1956, с. 117]. Датировочные формулы документов начинаются словами; «В царствование царя царей Аршака, Эвергета, Дикайона» и т. д., но приводится также и традиционная дата по эре Селевкидов 104 (это характерно для многих городов и государств Месопотамии парфянского времени). Конечно, исходя из фрагментарных материалов, дошедших из Месопотамии парфянской эпохи, можно думать, что в Дура-Европосе в этот период происходили некоторые изменения. Известно письмо Артабана III (?) Сузам (21 г. н. э.) (парфянские цари, так же как и сслев- кидские, сносились с городами посредством специальных писем) [Уэллес, 1934], которое свидетельствует, возможно, об усилении царской партии в автономных городах и сильном вмешательстве царя в городские дела 105. Характерно описание пребывания Апполония Тианского в Вавилоне, городе, который, согласно Плутарху, был «неизменно враждебен парфянам» (Plut. Crass. XVII, I, 145; Philostrati Vit. Apoll. 1.27). Тем не менее в городе стояла позолоченная статуя парфянского царя, перед которой каждый входящий в город должен был падать ниц. В городе имелись царские шпионы («уши царя»), которые следили за «приезжающими и их поведением». Эти факты, быть может, скорее свидетельствуют о внешних изменениях в облике городов и городской жизни, чем о переменах по существу. Они могли, вероятно, зависеть от определенных политических обстоятельств. Внутренние изменения в городской жизни были вызваны развитием экономики. Роль полиса Селевкии в политике, его вклад, в частности, в борьбу претендентов на престол Ирана — Тири- дата и Артабана III, а затем — Вардана и Готарза II, и, в особенности, во время восстания 30—40-х гг. н. э., показывает действительное положение городов Месопотамии в системе парфянской администрации. Основанная Селевком I на месте древнего Описа, Ce- левкия при парфянах 106, по выражению Тацита, — «город могущественный, не варваризированный (в отличие от Дура-Европоса.— В. JI.), сохранивший порядки, установленные Селевком» (Annales. VI, 42). Связанная с Евфратом «царским каналом», являясь центром торгового пути из Пальмиры вниз по Евфрату 107, Селевкия была, пожалуй, самым значительным торговым и политическим центром парфянской Месопотамии. На парфянских тетрадрахмах Аршакид иногда изображался венчаемым городской богиней — по мнению Р. Мак Доуэлла, это могло свидетельствовать о том, что полис как бы распространял на парфянского царя идею власти селевкидских монархов — «союзников» полиса [Мак Доуэлл, 19356, с. 2201. Сведения, сохраненные Тацитом, о напряженной борьбе городских партий и этнических групп, приведшей к семилетнему восстанию, характеризуют ту позицию, которую занимали парфянские цари по отношению к неза висимым городам. Город управлялся экклесией, выбиравшей сенат из 300 представителей по принципу «богатства и мудрости» 108. Выборы в сенат проходили в острой борьбе между «народной» и «аристократической» партиями. Тацит пишет: «Когда они приходят к согласию — город независим от парфянского царя, а как только у них начинаются раздоры, и каждая сторона призывает его в помощь против соперников, призванный против одной стороны, он приобретает силу против всех» (Anna- Ies VI, 42). Артабан III, вмешавшись в эту борьбу, поддержал городскую аристократию, исходя из принципа, что «власть народа — всего ближе к свободному правлению, а господство немногих — ближе к царскому самовластию» (Annales. VI, 42). Парфянский царь поступил точно так же, как и в спорном случае с казначеем Гести- еем из города Сузы, но, как и там, это скорее свидетельствует о непрочных позициях центральной администрации в самоуправляющемся городе. Во всяком случае, стоило ставленнику Рима Тиридату «позволить заниматься селевкидскими делами жителям (этого города)», как он получил мощную поддержку города в своих притязаниях на престол. Характерно, что в этой ситуации ставленник Аршакидов — сатрап Фраат 109 отправил Тиридату письмо, советуя повременить с коронацией (очень скоро Ти- ридат все же был коронован в Ктесифоне «по отечественному обычаю Суреном» — Annales, VI, 42). Это выясняет позицию в городах полисного типа аршакидских правительственных чиновников: даже им политические симпатии сената не позволяли открыто выступить в поддержку неугодных городам парфянских царей. После победы Артабана над Тиридатом Селевкия подняла восстание. В течение семи лет «не без срама для парфян один город столько времени издевался над ними» (Annales. XI, 9). Лишь в июне 42 г. Селевкия сдалась Вардану после длительной осады. Автономия города после этого была сильно урезана (в частности, прекратился выпуск собственной монеты). О внутренних причинах восстания в Селевкии можно только догадываться, но ясно, однако, что, несмотря на «пропарфянскую» ориентацию части жителей города, вмешательство аршакидских государей в ее городские дела было затруднено и не всегда приводило к желаемым для монарха результатам. Борьба за автономию и в Селевкии, и в Сузах, и в Вавилоне [Пигулевская, 1956, с. 29—37], и в ряде других городов (в том числе и таких, которые античные авторы называют «парфянскими», например Гал и Артемида) (Dio Cass. XL, 14) приводила к тому, что эти города оказывали широкую поддержку Риму: «сильно притесняемые», они с «радостью переходили на сторону римлян, возлагая надежды на дружелюбное отношение к эллинам» (Annales. VI, 41). 1ак было, например, во время похода Красса. Сохранение традиционной терминологии при полной внутренней перемене тех или иных институтов, явствует и из материалов Эдессы и Пальмиры парфянского времени. В Эдессе «демократические» греческие титулы носят шейхи арабских племен и принцы 110, селевкидскими придворными титулами называют себя придворные царей из династии Абгаров ш. Так же, как и в Эдессе, в Пальмире существовала племенная структура. Племена выступают и здесь под терминами ?о)чт]или jsvo; (в местной терминологии— Ьпу) и являются структурными ячейками организации города 112. В Эдессе «македонская» практика сохраняется даже в IV в. пз. Еще во времена царствования Кавада упоминается городской совет, который имел право выбирать своих представителей на ряд должностей, например городского поставщика зерна. Структура самоуправляющихся городов, как видно, была столь действенна в Месопотамии, что ее не нарушило парфянское владычество. Часть налога, собираемого городами с подвластных им территорий, и другие поборы, вероятно, сравнительно регулярно отчислялись в казну царя царей. Скорее всего и в парфянскую эпоху сохранялись все те же налоги и «штрафы», которые были установлены еще Селевкидами, но некоторые налоги взимались только при парфянах. Так, судя по документам Ду- ра-Европоса, члены царского суда, назначаемые в город аршакидским царем, так же как и специальный чиновник, следящий за взиманием судебных пошлин, обязаны были отчислять в казну царя суммы, равные тем, которые получали по решению суда пострадавшие114. Стержнем, на котором держался этот своеобразный союз самоуправляющихся городов и центральной власти, была, в частности, международная торговля, приносившая баснословные доходы и городам, и парфянской династии. Судьба торговых караванов, следовавших из гаваней Персидского залива в Сирию или идущих через Экбатаны в Пальмиру, во многом зависела от центрального правительства, которое, кроме всего прочего, обес- иечивало им безопасность. Кроме того, центральное правительство диктовало направление торговых путей, централизовало тарифы и т. д. Основав Вологазкерт, например, парфянское правительство добилось того, что торговые караваны уже больше не шли в Селевкию. Разумеется, этот «союз» полностью зависел от могущества Парфянского государства, от силы его влияния на торговых путях. При любом кризисном состоянии парфянского Ирана, при любой потере позиций в районе Месопотамии торговые города круто меняли ориентацию. Это особенно сказалось в эпоху общего экономического и политического кризиса III в. Материалов, характеризующих города парфянского времени, расположенные на территории Ирана и в коренных областях парфянской державы, к сожалению, слишком мало. Несколько городов на востоке Ирана упоминают Плиний, Аммиан Марцеллин, Исидор Харакский; сравнительно хорошо изучена планировка городов парфянского времени в районе Маргианы, однако почти полностью отсутствуют письменные памятники. V.