Теория «исторических типов общества» Н.И.Бухарина

Тем не менее, грань между классическим, ортодоксальным пониманием марксизма и «ревизионизмом» порою оказывалась очень тонкой. Так, В.И.Ленин, яростно критиковавший своих товарищей по партии за «реакционные уклоны» от марксистской доктрины и стремившийся не допускать внутрипартийных разногласий по теоретическим вопросам, сам был создателем весьма оригинальной версии марксизма: в признании этого, как мы могли убедиться выше, сходились и мыслители русского зарубежья, и иностранные исследователи, и, наконец, публицисты постсоветской эпохи. Практически все серьезные новшества, которые Ленин внес в марксистскую доктрину, касались сферы политической борьбы; главный вопрос, во имя решения которого он был готов согрешить против буквы и духа марксистской теории, сам Ленин сформулировал так: «Смеем ли мы победить?» .

Классический ответ на этот вопрос был дан Г.В.Плехановым еще в 1880-е годы: опираясь на исторические построения Маркса, Плеханов настаивал, что к социализму Россия может прийти только долгим и трудным путем капиталистического развития, что между демократической революцией (свержением царизма) и революцией социалистической должен пройти достаточно долгий период совершенствования производительных сил и роста политической сознательности рабочего класса. «Социалистическая организация производства предполагает такой характер экономических отношений, который делал бы эту организацию логическим выводом из всего предыдущего развития страны и, следовательно, отличался бы весьма значительной определенностью. Другими словами, социалистическая, как и всякая другая организация требует соответствующей ей основы. Этой-то основы и нет в современной России... Объективные общественные условия не созрели еще для социалистической организации, а потому и в самих производителях нет еще ни стремления, ни способности к такой организации» . Преждевременная же революция, даже организованная сторонниками марксизма, как был убежден Плеханов, может обернуться для России большим злом — вместо диктатуры пролетариата будет установлена диктатура группы революционеров, которые быстро переродятся в касту новых чиновников .

Соратник Плеханова по группе «Освобождение труда», П.Б.Аксельрод, внес в эту концепцию некоторые новшества: как писал он в 1898 г., «благодаря особенностям исторического положения России у нас есть много оснований рассчитывать на то, что пролетариат постепенно возвысится до роли созна- тельного авангарда и даже руководителя буржуазного переворота» . Постулат о том, что в России именно пролетариат должен взять на себя дело завоевания политических свобод — то есть осуществления задач буржуазной революции, — вошел и в Манифест Российской социал-демократической рабочей партии, написанный в том же году П.Б.Струве . Однако, ни Аксельрод, ни Струве, ни их соратники по партии не имели при этом в виду, что пролетариат в результате такой революции должен будет прийти к власти. «Историческое... положение нашей партии, — писал Аксельрод в 1906 г., — ...ставит перед ней, как главную непосредственную задачу, организацию пролетариата не для низвержения господства буржуазии, а, наоборот, для радикального разрушения того социально-политического строя, который стоит на пути к ее полному господству. Общественные отношения в России созрели еще только для

195

буржуазной революции» . Поэтому борьба пролетариата за политическую власть «у нас... пока исключается всей совокупностью исторических условий, определяющих главное содержание и непосредственные задачи нашего революционного движения, сковывающих, по выражению Маркса, буржуазию и пролетариат общим интересом, общей потребностью освободиться от общего врага» . Кроме того, как утверждал меньшевик А.А.Мартынов, «когда П.Аксельрод в 90-х гг. говорил о возможной гегемонии пролетариата, он рассчитывал на затяжную предреволюционную эпоху, на долгий процесс политического воспитания рабочих, на то, что сами рабочие, хотя бы в лице своих передовых слоев возвысятся постепенно до руководящей роли в революции» . Впрочем, уже в этой концепции крылись внутренние противоречия: из воззрений российских социал-демократов следовало, что отечественный пролетариат должен сыграть роль гегемона в надвигающейся буржуазной революции лишь для того, чтобы обеспечить политическое господство своему классовому врагу — буржуазии.

В годы первой русской революции, когда перед социал-де- мократами впервые встал вопрос о возможности политической победы, отечественные марксисты сделали следующий шаг по пути переосмысления теоретической доктрины марксизма. Два идеолога социал-демократов — В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, — одновременно пришли к сходному выводу: согласно их логике, в силу исторических особенностей российского общества (пас- сивности русской буржуазии и ее зависимости от царизма) в России не может произойти классической буржуазно-демократической революции. Поэтому, как считали они, российский пролетариат под руководством социал-демократической партии должен начать борьбу за политическую власть, не дожидаясь, пока в стране созреют объективные социально-экономические предпосылки социалистической революции . «День и час, когда власть перейдет в руки рабочего класса, зависит непосредственно не от уровня производительных сил, а от отношений классовой борьбы, от международной ситуации, наконец, от ряда субъективных моментов: традиции, инициативы, боевой готовности, — писал Л.Д.Троцкий. — В стране экономически более отсталой пролетариат может оказаться у власти раньше, чем в стране капиталистически передовой» . Как известно, воззрения Ленина и Троцкого на судьбу грядущей революции различались в одном — но кардинально важном — пункте: Ленин считал, что в результате революции в России должна быть установлена «революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства» , Троцкий же призывал к диктатуре пролетариата над крестьянством .

Отметим, что в теоретическом плане данная концепция революции означала существенную «ревизию» историософской концепции Маркса: согласно логике Ленина, Троцкого и их единомышленников, смена «надстройки» должна была предшествовать форсированному социалистическому переустройству «базиса». Политическая опасность и социальные издержки этой позиции стали очевидны для современников значительно позже, в годы гражданской войны и военного коммунизма; именно тогда большевистская стратегия революции вызвала яростную критику со стороны левой русской интеллигенции . Сущность этой критики резюмировал М.И.Туган-Барановский; слова из его работы «Социализм как положительное учение» (1918 г.) звучат как прямой ответ на процитированное выше утверждение Троцкого: «В неподготовленной социальной среде, — писал Туган-Барановский, — социализм, вместо того, чтобы стать царством свободы и всеобщего богатства, должен стать царством рабства и всеобщей нищеты» . В условиях напряженной политической ситуации и острой идеологической борьбы рубежа 1910-1920-х годов вопрос о соотношении базиса и надстройки в развитии общества, о возможности обратного влия- ния надстройки на базис приобретал не только отвлеченно - теоретическое, но и политическое значение: идеологи большевистской партии должны были отыскать аргументы в защиту своей политической позиции, и порой этот поиск приводил их к неординарным теоретическим решениям.

Н.И.Бухарин, видный экономист и один из крупнейших теоретиков партии большевиков, безусловно, принадлежал к стану марксистов-ленинцев; в своих трудах он неизменно выражал солидарность с ленинским политическим и теоретическим курсом. В то же время в работе «Теория исторического материализма» — «популярном учебнике марксистской социологии», написанном в 1921 г. для слушателей Коммунистического университета им. Я.М.Свердлова, — Бухарин подчеркивал, что относится к учению Маркса не вполне догматически: «В некоторых, довольно существенных пунктах, автор отступает от обычной трактовки предмета, в других он считает возможным не ограничиваться уже известными положениями, а развивать их дальше. Было бы странно, если бы марксистская теория вечно топталась на месте» . Некоторые постулаты, выдвинутые в «Теории исторического материализма», нашли затем продолжение и развитие в более поздних работах Бухарина, в частности, в работе «Учение Маркса и его историческое значение (опыт теоретической характеристики)», написанной в 1933 г.

Соотношение базиса и надстройки в жизни общества Бухарин, как могло бы вначале показаться, трактовал совершенно по Марксу: «Практика порождает теорию, материальное производство выделяет производство духовное»; «явления общественного сознания суть производное от явлений общественного бытия» . Даже «две наиболее общие идеологические надстройки» — язык и мышление, — по мнению Бухарина, тоже «развиваются под влиянием развития производительных сил» .

Но в то же время, как был убежден Бухарин, вопрос о том, что важнее — базис или надстройка, экономика или идеология? —

„ ^Г 207 л

нелеп по сути своей: «оба важнее» . «Разрушьте капиталистическое государство — у вас станет невозможным капиталистическое производство; уничтожьте современную науку — тем самым уничтожите и крупное производство с его техникой; устраните средства человеческого общения, язык и литературу — общество не сможет существовать и распадется» .

Более того: как считал Бухарин, в истории общества есть периоды, когда соотношение надстройки и базиса временно изменяется, — таковы периоды социальных революций. Согласно концепции Бухарина, первой стадией любой революции является идейная революция (крах старой психологии и идеологии и рождение новой), второй стадией становится революция политическая (захват власти новым классом), третьей — революция экономическая (новый класс, пришедший к власти, использует эту власть как рычаг экономического переворота); и только на четвертой стадии происходит, наконец, революция техническая, переворот в производительных силах . Таким образом, в эпохи революций изменяется сама логика хода истории, опрокидывается каноническое представление марксизма о причинно- следственных связях. «Обратное влияние надстроек» — это именно та черта, в которой, по мнению Бухарина, заключается «своеобразие переходного периода» .

Это и определило особенности предложенной Бухариным интерпретации марксистского учения: если вопросы экономического развития общества Богданов трактовал в достаточно ортодоксально-марксистском ключе, то, переходя к проблемам «надстройки», он предлагал оригинальные теоретические решения.

По мнению Бухарина, «надстройка» слагается из двух компонентов: общественной идеологии (систем мышления, чувств и правил поведения) и общественной психологии (несистематизированных или мало систематизированных чувств, мыслей и настроений); психология первична по отношению к идеологии . Общественная психология, как был убежден Бухарин, всегда носит классовый характер: «Каждый класс имеет свою практику, свои особые задачи, свои интересы и поэтому свой взгляд на вещи» . В то же время Бухарин полагал, что особенности общественной психологии нельзя трактовать с позиций вуль- гарно-социологического материализма: «Ни в коем случае нельзя сводить психологию класса к его интересу, как это иногда делается. Совершенно верно, что классовый интерес составляет жизненный нерв классовой борьбы. Но этим вовсе не исчерпывается классовая психология». Так, самоубийства пресыщенных жизнью римских патрициев или самосожжения русских старообрядцев, конечно, не соответствовали классовым интересам; но такие казусы, доказывал Бухарин, отражают классовую психологию, которая всегда объяснима «той конкретной обстановкой, в которую данный класс попал» . Кроме того, по мнению русского марксиста, возможны ситуации, когда один класс перенимает психологию другого вопреки собственным потребностям и склонностям; в большинстве случаев «господствующая общественная психология есть психология господствующего класса» — она «дает тон в обществе, подчиняя своему влиянию и другие классы» .

Общественная идеология же, как считал Бухарин, представляет собой «сгустки общественной психологии», ее концентрированное и систематизированное выражение. В основе идеологии общества лежит определенный «способ представления», «особый способ сочетания идей, мыслей^ чувств, образов, который характерен для определенной эпохи» ; «способ представления»

всегда соответствует исторически определенному способу про-

216

изводства .

По существу своему, как был убежден Бухарин, «способ представления» носит классовый характер; каждому классу точно так же свойствен свой специфический «способ мыслить», как и свои специфические интересы (на наш взгляд, в этих теоретических положениях Бухарина сказалось несомненное влияние организационной теории Богданова). Соответственно классовое господство выражается в том, что в каждом обществе «господствующие идеи суть идеи господствующего класса, и господствующий "способ представления"... есть "способ представления", ему свойственный» .

По мнению Бухарина, из этого следует, что класс, являющийся носителем более высокого способа производства, «является и носителем более высокого "способа представления" (т.е. такого способа представления, который позволяет более быстро и более адекватно познавать объективный мир)» . Так, на современном ему этапе развития общества наиболее передовым является пролетарский способ представления, с которым Бухарин отождествлял рациональное познание, строгий детерминизм, историзм мышления. Кризис же капитализма проявляется в переходе буржуазии и ее идеологов к алогическому, сверхразумному, иррациональному типу познания. «Пролетариат не заинтересован в сохранении старого и поэтому он гораздо более дальнозорок», - писал Бухарин; поэтому пролетарская общественная наука «способна заглядывать дальше и подмечать то, что не в состоянии подмечать общественная наука

_ 219

буржуазии» .

Заметим, что здесь историческая концепция Бухарина явно перекликается не только с богдановской «тектологией», но и с теоретическими поисками критических марксистов, в частности, с теорией исторического процесса, представленной в работе Бердяева «Субъективизм и индивидуализм в общественной философии». Коренное различие этих двух теорий состояло в том, что для Бердяева историческое движение человеческой мысли шло к постижению абсолютных ценностей, Бухарин же считал, что все классовые способы представлений относительны; ни один из них не имеет права претендовать на абсолютную истинность, и сам термин «истинный» означает лишь «более прогрессивный» .

Воссоздавая историческую эволюцию «способов представлений», Бухарин выделял четыре стадии — первобытное общество, феодальное общество, капиталистическое общество и, наконец, будущее, коммунистическое общество.

Таким образом, емкое и яркое понятие «способ представлений», введенное в научный оборот Бухариным, удачно дополняло классическое марксистское учение о «способах производ- ства», что справедливо отмечает современная исследовательница Н.М.Дорошенко . Понятия «способ производства» и «способ представления» были оценочно нейтральны; в этом, на наш взгляд, заключалось их несомненное научное превосходство над категориями «базис» и «надстройка», само употребление которых уже диктовало жесткую и однозначную логику анализа общественных явлений. Но следует подчеркнуть, что в данном случае Бухарину принадлежит скорее честь изобретения удачной терминологии, чем разработки теории в целом: доказывая историческое соответствие «способов производства» и «способов представления», он опирался на концепцию развития человеческого общества, выдвинутую за несколько лет до этого Богдановым.

Концептуальное родство воззрений Бухарина и Богданова можно констатировать, обратившись и к другим аспектам «Теории исторического материализма». Так, утверждение Бухарина, что человеческое общество представляет собой совокупность троякого рода элементов — «строя вещей, строя людей и строя идей» , — представляло собой прямое заимствование у Богданова, давшего в своей «Тектологии» такое определение общества: «триединая организация — вещей, людей и идей» . Безусловно, перекликаются с «Текгологией» и те фрагменты «Теории исторического материализма», где Бухарин рассматривает общество как «реальную совокупность или систему», причем систему подвижную, способную к активному взаимодействию с окружающей средой .

В то же время нельзя сказать, что Бухарин слепо следовал за Богдановым в трактовке исторического развития человеческого общества. Наиболее глубокое, принципиальное различие их воззрений выявляется в вопросе о соотношении духовного и материального компонентов жизни общества, «идеологии» и «экономики». Богданов был убежден, что «идеология» является наиболее инертным элементом человеческого общества, что развитие идеологии обычно существенно отстает от темпов развития экономики и от приемов организации производительного труда. «Идеология — самая консервативная сторона социальной природы; выработка нового быта, нового миропонимания^ новой культуры — наиболее трудное дело в жизни класса» . Так, в капиталистическую эпоху, когда человеческий труд уже организован на началах индивидуализма, архаичный прин- цип авторитарной власти и нерассуждающего повиновения продолжает удерживать свои позиции в сфере религии и этики: их нормы представляют собой запреты^сформулированные по принципу «нельзя, потому что нельзя» . Бухарин же придерживался противоположного мнения о роли идеологии в истории человечества: как мы могли убедиться, он считал, что в переходные периоды именно идеология изменяется динамичнее всего, продуцируя по принципу цепной реакции изменения во всех остальных сферах жизни человеческого общества.

Отметим в скобках, что большинство русских марксистов в трактовке данной проблемы были солидарны с Богдановым, а не с Бухариным. Например, Туган-Барановский считал культуру и идеологию самыми консервативными и инертными сторонами жизни человеческого общества: «Культурные образования, сложившиеся веками, обладают большой живучестью. Если даже новые условия общественной жизни для них неблагоприятны, они могут жить по традиции долгое время после того, как исчезли силы, их создавшие» . Крайне консервативную природу психологии народных масс отмечал Плеханов, писавший в своей «Истории русской общественной мысли», что это обстоятельство дает историку право «ссылаться на взгляды старообрядцев XVIII и XIX столетия при изучении психологии старообрядцев XVII века» . Аналогичное мнение разделял и Троцкий: «Человеческое сознание вообще страшно консервативно. Когда экономическое развитие идет медленно и планомерно, ему трудно бывает пробить человеческие черепа. Субъективисты и вообще идеалисты говорят, что человеческое сознание, критическая мысль и прочее, и прочее тянут историю вперед, как буксир тянет за собою баржу. Это неверно. Мы с вами — марксисты, и знаем, что движущим фактором истории являются производительные силы, которые слагались до сих пор за спиной человека и которым очень трудно бывает прошибить консервативный череп человека, чтобы вызвать там искру новой политической идеи, особенно, повторяю, если развитие происходит медленно, органически, незаметно... Мысль общества или класса ни шагу не делает вперед без крайней нужды. Где только возможно, старая привычная мысль приспособляется к новым фактам» . Бухарин, подчеркивая возможность активного воздействия идеологической «надстройки» на экономический «базис», тем самым подвергал классическую

марксистскую концепцию существенной «ревизии».

Достаточно оригинальным переосмыслением классического марксизма стала также предложенная Бухариным концепция «исторических типов общества».

Как считал Бухарин, сочетание «способа производства» и «способа представления» образует «определенный исторический тип общества», представляющий собой «связь материаль- но-вещественной, людской и духовной системы» . Общество, писал Бухарин, «не могло бы существовать, если бы строй вещей, строй людей и строй идей не соответствовали бы друг другу» ; различные сферы жизни общества всегда связаны неким «морфологическим единством», «специфическим стилем эпохи» . Этот постулат позволил ему выдвинуть методологически важное положение: «Тип общества можно распознать и по его идеологии, и по его экономике. От феодального искусства можно сделать заключение к феодальным производственным отношениям, от феодальных производственных отношений можно сделать заключение к феодальному искусству или религии или характеру мышления вообще, и т.д. и т.п. Читая кодекс Хаммураби, мы воскрешаем хозяйственную жизнь Вавилона, по Илиаде и Одиссее можем судить о раннегреческой истории и проч.» . «Общество имеет один основной "стиль" во всех господствующих проявлениях своей жизни» , и потому исследователь, изучая тот или иной тип человеческого общества, должен «сопоставить между собою "способ производства" — с одной стороны, "способ представления" — с другой... сопоставить экономический "стиль" данного общества с его

239

идеологическим "стилем"» .

На наш взгляд, здесь историческая концепция Бухарина приобретает черты несомненного сходства с одной из самых известных европейских историософских теорий 1910—1920-х годов — с концепцией локальных культур, обоснованной в знаменитом труде О.Шпенглера «Закат Европы». Известно, что Бухарин был хорошо знаком с трудом «Закат Европы»; отзыв о концепции Шпенглера содержится, в частности, в труде Бухарина «Учение Маркса и его историческое значение», где русский марксист обвиняет Шпенглера в «совершенном непонимании внутренних закономерностей исторического процесса» . Причина столь резкой критики понятна: для Бухарина, как убежденного марксиста, был неприемлем этнотерриториальный принцип выде- ления культур, который использовал Шпенглер, а равно и то, что в концепции Шпенглера не нашлось места для освещения эволюции «способов производства». Но методология анализа «исторических типов общества» через выявление их «стиля», предложенная Бухариным, явно перекликается с методологией Шпенглера: как известно, целью своего труда немецкий мыслитель считал именно «изучение морфологического родства, внутренне связывающего язык форм всех культурных областей» ис- торически-конкретной культуры — от математических идей и музыкального строя до социальных идеалов .

Таким образом, Бухарин, переосмыслив теорию исторического материализма, внес в нее многие концептуальные новшества и разработал оригинальный понятийный аппарат. Понятие «исторический тип общества» в концепции Бухарина сменило традиционное для марксистов понятие «общественно-экономической формации»; взаимно детерминирующие друг друга «способ производства» и «способ представления» пришли на смену категориям «базис» и «надстройка»; историческая целостность общества обосновывалась через «морфологическое родство», единство «стиля» всех сторон общественной жизни. В концепции Бухарина были переосмыслены и сплавлены воедино на общей методологической платформе классическая историке-материалистическая теория Маркса и Энгельса, организационная теория Богданова, наконец, морфология культур Шпенглера.

Но в условиях становления тоталитарной системы теоретические новшества Бухарина были обречены оставаться невостребованными. В 1930-е годы краеугольным камнем официальной марксистской догмы стала ленинская концепция революции, но не в форме сложных теоретических рассуждений о возможности влияния «надстройки» на «базис», а в виде простой и наглядной исторической схемы: концепции «слабого звена в мировой империалистической системе», теории перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую, учения о диктатуре пролетариата. «Буржуазная революция начинается обычно при наличии более или менее готовых форм капиталистического уклада, выросших и созревших еще до открытой революции в недрах феодального общества, тогда как пролетарская революция начинается при отсутствии, или почти при отсутствии, готовых форм социалистического уклада, - в своей характерно четкой и догматичной манере излагал эти идеи И.В.Сталин. — ...Буржуазная революция завершается обычно захватом власти, тогда как для пролетарской революции захват власти является лишь ее началом, причем власть используется как рычаг для перестройки старой экономики и организации новой» . Именно в таком виде концепция революции стала неотъемлемой составной частью официальной идеологии. Проблема же соотношения надстройки и базиса на долгие годы была сдана в архив; лишь на закате эры господства марксистской идеологии в СССР советские обществоведы попытались реанимировать учение об относительной самостоятельности общественного сознания и о возможности обратного влияния надстройки на базис — не ссылаясь, впрочем, при этом ни на Богданова, ни на Бухарина, ни на других теоретиков русского марксизма начала XX века (кроме, разумеется, В.И.Ленина) .

Таким образом, одной из узловых теоретических проблем русского марксизма начала XX века была проблема соотношения «общественного бытия» и «общественного сознания», «базиса» и «надстройки». Как мы могли убедиться на рассмотренных выше примерах, представителей самых разных течений русского марксизма не устраивало ортодоксальное марксистское решение этих проблем. В своих трудах они старались доказать, что история человеческого общества представляет собой более сложную и многокрасочную реальность, чем каноническая марксистская схема. Размышления над проблемой базиса и надстройки порой побуждали их отойти довольно далеко от изначальной версии марксистского учения, а то и вовсе отказаться от него.

Так, критические марксисты — Н.А.Бердяев, С.Н.Булгаков, П.Б.Струве, М.И.Туган-Барановский, — стремились построить общечеловеческую этику, которая могла бы послужить коррелятом утилитарной морали классовой борьбы. Г.В.Плеханов, М.И.Туган-Барановский и Н.А.Рожков обратили внимание на психологический компонент исторического процесса. Плеханов стремился выявить в историческом процессе ситуации, когда психологическая и идеологическая надстройка оказывала обратное влияние на базис. Размышления над этой же проблемой привели Туган-Барановского к созданию теории разнообразных человеческих потребностей, эволюционирующих в ходе истории, Рожков же предложил оригинальную классификацию психологических типов; но и тот, и другой отмечали сложность мотивации человеческих поступков, не сводимых к классовым интересам. «Богостроители» — А.М.Горький, А.В.Луначарский, - пытались дополнить историософскую схему марксизма антропологической составляющей, строя схему движения человечества от первобытного коллективизма через индивидуализм классового общества к коллективному сознанию коммунистического будущего.

Наконец, А.А. Богданов в основу своего понимания исторического процесса положил новую ключевую категорию — «организация», рассматривая все стороны человеческой жизни — от языка и мышления до технологии производства — как виды организации общественной деятельности. Введение категории «организации» позволило Богданову снять каноническое марксистское противопоставление «базиса» и «надстройки». На каждом историческом этапе общественная жизнь представала в его концепции как нерасторжимое единство, сложная совокупность организационных форм, построенных на каком-либо ведущем принципе: на принципе авторитаризма — в патриархальную и феодальную эпохи, на принципе индивидуалистического фетишизма — в эпоху капиталистическую, и так далее.

Принципы богдановской теории общества заимствовал и развил Н.И.Бухарин, разработав свой категориальный аппарат: каждый «исторический тип общества» Бухарин рассматривал как органическое единство «способа производства» и «способа представления», связанных друг с другом морфологическим родством, общим «стилем». Так организационная теория стала промежуточным, связующим звеном между историко-ма- териалистической теорией Маркса и Энгельса и морфологией культур Шпенглера; не отказываясь от материалистического понимания истории, русские марксисты сделали шаг к методологическому синтезу стадиального и цивилизационного подходов к истории человеческого общества.