Социальные перемены:от «власти земли» к «власти денег»

XIX в. серьезным тормозом развития промышленности было отсутствие свободных рабочих рук. Личная свобода, полученная почти половиной населения России, дала крестьянину возможность выбора, пусть пока ограниченного властью патриархальной семьи и общины.

Традиционная, патриархальная «власть земли», того конкретного обра- батываемого поля, без которого у земледельца «нет шага, нет поступка, нет мысли», стала вытесняться «властью денег». Недаром в русской литературе второй половины XIX в. появилась целая плеяда писателей-«народников» (сейчас бы сказали «деревенщиков»), волновавших души своих образован- ных читателей трагическими картинами русской деревни, оказавшейся на переломе эпох. Одним из самых ярких и авторитетных был Глеб Успенский.

Почему же крестьяне уходили на заработки? Потому что это было эко- номически выгодно. По подсчетам историка П. Г. Рындзюнского, почти во всей Европейской России (за исключением Прибалтики, Донской области и Оренбургской губернии) к концу XIX в. крестьянская семья в среднем получала от своего надела немногим более половины того количества про- дукции, которую мог приобрести на свою заработную плату рабочий «срав- нительно крупного промышленного предприятия»186. При всем этом боль- шинство рабочих сохраняли свои деревенские корни. Наемный труд был новшеством, и многие оставляли для себя путь к отступлению: возможность вернуться в деревню, к привычному сельскохозяйственному труду. Сущест- вовало большое количество крестьянских семей, живших за счет двух источ- ников дохода: обработки земли и заработков одного или нескольких ее чле- вов «на стороне».

Появление новой социальной группы — рабочего класса, пусть еще не до конца оторвавшегося от деревни, — привело и к появлению новой поли-

193

тической силы: рабочего движения. С 1870-х гг. слово «стачка» (т. е. пред- варительный сговор) все чаще обозначает именно сговор рабочих: не выхо- дить па работу до повышения заработной платы. Фабричный мир России знакомится с организованными действиями рабочих целых предприятий. Поначалу это были недовольство, «волнения», оставление работы, битье стекол на фабрике, такой своеобразный «обряд», как вывоз неугодного мас- тера на тачке за ворота предприятия. Московский (убернатор Ливен заме- чал, что «и на наших часах подходит стрелка к тому моменту, который мо- жет прозвучать над нами рабочим вопросом, вопросом антагонизма между трудом и капиталом».

В 1878 г. Салтыков-Щедрин бросил яркую фразу «Чумазый идет!», и она стала своеобразным рефреном тех публицистических выступлений, которые касались роста «нового народа», в том числе городских рабочих. Именно в течение 1870—1880 гг. рабочие, связанные с революционными народниками, предприняли попытки создания первых тайных рабочих орга- низаций, в том числе «Южнороссийского союза рабочих» (1875—1876) и «Северного союза русских рабочих» (1878). Впрочем, как замечал один из организаторов «Южнороссийского союза», «рабочий класс... был тесно и родственно связан с мелким мещанством, и узы мелкобуржуазных идеа- лов и мещанского быта были в нем еще крепки.

В 1877 г. на одном из народовольческих процессов («процессе 50-ти») рабочий-ткач Петр Алексеев закончил свою речь то ли предупреждением, то ли предсказанием будущего: «...подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда, и ярмо деспотизма, огражденное штыками, разлетится в прах!» Эта речь была переправлена на волю и многократно переиздавалась как агитационное произведение. Сам Алексеев получил 10 лет каторги и в 1891 г. погиб от руки грабителей где-то в Сибири.

В 1885 г. состоялась прогремевшая на всю Россию Морозовская стач- ка на Никольской мануфактуре Морозовых близ Орехово-Зуева (поводом стало принуждение ткачей работать 7 января, в праздник Рождества). От этой стачки ведется история самостоятельного рабочего движения в России, поскольку это было не только массовое неповиновение 8 тыс. рабочих и ра- ботниц, для усмирения которого пришлось вызывать армию. Рабочие предъявили свои требования непосредственно власти (губернатору), а не ограничились, как это было раньше, обращением к хозяину или архаичным

194

и бесполезным письмом наследнику престола. Власти смогли прекратить стачку только через 10 дней. А на состоявшемся через год суде над стачеч- никами присяжные заседатели были поражены открывшимися условиями груда на фабрике. Там парил невиданный произвол хозяев: постоянные снижения заработной платы с вычетами до 50%, со штрафами за громкий разговор в казармах, пение и игру на гармошке, с обсчетами и обвесами, С продолжительностью рабочего дня до 17 часов. Присяжные заседатели признали обвиняемых невиновными по всем пунктам обвинения. Таких пунктов было 101, и знаменитый публицист М. Н. Катков назвал этот вер- дикт «сто одним салютационным выстрелом в честь показавшегося на Руси рабочего вопроса».

За Морозовской стачкой последовала целая волна подобных выступле- ний, что вынудило правительство принять в 1886 г. специальный фабрич- ный закон, регулирующий отношения между фабрикантами и рабочими, ограничивающий произвол работодателя, но вместе с тем устанавливающий наказания за стачки до восьми месяцев тюремного заключения. За отноше- ниями между рабочими и предпринимателями должен был следить специ- альный государственный чиновник — фабричный инспектор.

Быть может, помимо социальной и технической сторон промышленного переворота, есть еще и сторона психологическая. Бурное вторжение машин и механизмов в повседневную жизнь большинства жителей России измени- ло картину мира человека эпохи индустриализации, образный строй его от- влеченных представлений, «механизировало» мировоззрение в целом. Вот как отобразил это уже в начале XX в. Максимилиан Волошин в сти- хотворении «Машина»:

Машина научила человека

Пристойно мыслить, здраво рассуждать.

Она ему наглядно доказала,

Что духа нет, а есть лишь вещество,

Что человек — такая же машина.

Что звездный космос только механизм

Для производства времени, что мысль

Простой продукт пищеваренья мозга.

Что бытие определяет дух,

Что гений — вырожденье, что культура —

Увеличение числа потребностей,

Что идеал —

Благополучие и сытость.

Что есть единый мировой желудок

И нет иных богов кроме него.187

195