О «демократическом» лозунге «поражения собственной армии и собственного правительства»
Мифология чеченской войны и её влияние на перспективы развития событий в России НЕЗАВИСИМАЯ ГАЗЕТА, 23, 24, 27, 28, 31.08; 03, 05, 06, 07.09.1996 1. Российское общественное мнение, во всяком случае в лице тех, кто его представляет, по вопросу о чеченском кризисе и способах выхода из него совершенно дезориентировано.
И это нетрудно подтвердить тем набором лозунгов, которые звучат со всех демократических трибун, а особенно — фактическим смыслом этих лозунгов. По сути, единственно бесспорный лозунг «Войну надо остановить» всё чаще и чаще расшифровывается прогрессивной российской общественностью как следующая система подлозунгов и утверждений: — вывести все федеральные войска из Чечни (не говоря, правда, на какой именно рубеж); — предоставить народу Чечни право самоопределения вплоть до отделения от России (кого включает этот «народ» и о какой территориально Чечне идёт речь, не уточняется); — безумные, бездарные и преступные генералы (определение «российские» не приводится, но ясно, что говорят так не о чеченцах) убивают и мирных жителей (чеченцев и русских), и собственных солдат; напротив, умные (и в психиатрическом, и в интеллектуальном смысле) и гуманные чеченские полевые командиры и их военно-политические руководители мало того, что борются за святое дело независимости Чечни, так ещё попутно и спасают от ужасов войны мирных жителей 133 (всех национальностей) и крайне деликатны в отношении захваченных в плен российских солдат; — России эта война невыгодна ни экономически, ни политически, а следовательно, выход из неё под любым предлогом и на любых условиях — благо; — выгодна же эта война только «партии войны» в Москве (но не в Чечне), теневым и преступным российским группировкам, если и связанным с чеченцами, то, скорее, с теми, кто окружает ставленника Кремля Завгаева; — Российское государство руками российской армии и внутренних войск проводит политику геноцида чеченского народа. Если принять всю эту систему утверждений и подлозунгов за чистую монету, то совершенно справедливый и, повторяю, бесспорный для любого нормального человека генеральный лозунг «Прекратить войну в Чечне!» в нынешних условиях легко трансформируется в лозунг «поражения собственной армии и собственного правительства» в этой войне. Причём те, кто доходит до прямого или почти прямого артикулирования этого лозунга, делают два существенных уточнения: во-первых, не только российские генералы, но и российское правительство (по крайней мере, в отношении Чечни) бездарно, а следовательно, не заслуживает лучшей участи; во-вторых, поражение российской армии и российского правительства в Чечне не будет поражением России. Оспаривать первое уточнение (насчёт бездарности правительства) я не стану за абсолютной невозможностью как-либо опровергнуть его, а вот всё остальное — на мой взгляд — является не только порочной, но и опасной мифологией, развившейся в наших головах, конечно, не столько благодаря мастерству г-на Удугова, дифирамбы которому уже пропели публично все российские военачальники (что, с их стороны, не что иное, как глупость и безответственность), сколько благодаря неоднозначности истории и нынешнего положения российско-чеченского политического и военного противостояния. Сейчас, когда чеченская война действительно достигла максимума негативного политического влияния на события в Москве и России в целом (для меня шокирующим стало вчерашнее утверждение г- на Черномырдина о «политической стабильности в стране»), когда президент страны очевидно 134 не может или не хочет брать на себя ответственность за решение этой проблемы и вообще неизвестно, в какой форме дееспособности находится, когда, соответственно, все нижестоящие чиновники думают о том, во что выльется для них лично обострение кризиса не в Чечне, а в Москве, стоит подробно разобраться во всей очерченной мною мифологии, ибо её развитие в практические действия явно представляет угрозу не для правительства России, что меня, например, мало волнует, а для армии, страны и общества. Итак, стоит ли тем, кто называет себя демократами, а особенно просто нормальным людям, свалив всю вину за происходящее на Москву, выступать за независимость и свободу благородных чеченских борцов с агрессивным российским монстром под лозунгом «поражения собственной армии и собственного правительства»? 2. Лично я отвергаю этот «демократический» лозунг и практически всю подпирающую его мифологию по многим причинам. И первая, внешне, казалось бы, сугубо субъективная, тоже должна быть названа. Я отвергаю «пораженчество» по эстетическо-логическим основаниям, суть которых в следующем: наиболее яркими (по именам и произносимым словам) апологетами этого лозунга в стане демократов являются те люди, которые в сентябре—октябре 1993 года не только подстрекали к крови в Москве, но и приветствовали её. Эстетическая часть понятна, но есть и логика. Если эти люди, имена которых гораздо известнее, чем моё, уверяли себя (это бы ладно), всех (а это уже непростительно) и особенно власть исполнительную (а это уже соучастие), что разгон Верховного Совета и даже расстрел (пусть только здания) парламента в центре Москвы есть благо если не по факту, то по последствиям, а блага не получилось, в чём сами эти люди теперь признаются, то почему кто-то должен верить в их сегодняшние (применительно к ситуации Чечня — Россия) доводы? А если они опять ошибаются? И опять же, по логике, почему стрельба по госучреждению, окружённому жилыми домами, в Москве — это хорошо? А то же, но в Грозном, плохо? Только потому, что в Москве в основном русские, а в Грозном в основном чеченцы? 135 Кстати, если бы какой-нибудь ярый коммунист Анпилов вкупе с губернатором какой-нибудь русской области России, проголосовавшей 3 июля за Зюганова, объявили— на основе воли избирателей — об отделении от некоммунистической страны, выкинули бы всех активных противников этой идеи из своего региона (заодно захватив их квартиры), а центральная власть послала бы в эту область полицейские и неполицейские силы «усмирить» бунтовщиков, то разве не приветствовали бы эту акцию те, кто стоит сейчас в Москве за безоговорочный вывод федеральных войск из Чечни? Между тем, хотел бы пунктиром обозначить (а частично и напомнить) свою позицию по чеченской проблеме. Осенью 1991 года, когда все это только начиналось, была опубликована моя статья «Вторая Кавказская война?». Основной мыслью статьи было следующее: хорош или плох Дудаев, но президент России теперь обязан встретиться с ним как с лидером (президентом) Чечни и найти решение возникшей опасной коллизии. (Как мало, кстати, знал тогда я, да и все, о реальных механизмах, приведших летчика Дудаева к президентскому креслу в Грозном.) В конце 1994 года была опубликована моя статья «Чеченские тезисы», которую редко кого хвалящая Мария Васильевна Розанова (известно как относящаяся к Кремлю, к Ельцину) не то что похвалила, но даже и перепечатала в своем «Синтаксисе». Более того, я и сейчас считаю, что если кто и имел право отделяться от России, называвшейся СССР, то Чечня стоит в этом списке под № 1. Даже раньше Прибалтики, переданной Российской империи по договору шведами навечно. Раньше Украины, соединившейся (если не нравится слово «воссоединившейся») с Россией более трёхсот лет назад и не под влиянием вооружённой борьбы только. Раньше Грузии, вообще вошедшей в состав России по Г еоргиевскому трактату абсолютно добровольно, без всякого (тем более военного) понукания со стороны Петербурга. Чечня же, будучи к тому времени уже фактическим анклавом в пределах российской территории, была завоевана Россией последней и только во второй половине XIX века. И никакого добровольного вхождения. Только силой оружия. Это бесспорно. Однако, ликвидировав столь бездумно в 1991 году Советский Союз, люди, к этому причастные (из России), думали 136 о чём-нибудь вообще? Думали, но в силу неширокого своего кругозора, особенно геополитического, о чём угодно, только не о том, что следующий шаг воспоследует непременно. Вопрос только в том — где? Но то, что уже на территории РСФСР, однозначно. И надо же было им помочь воцарению именно Дудаева и именно в самой слабой точке и так уже предельно ослабленного государственно-территориального образования. От одного умного человека я услышал недавно в узком кругу версию, до которой сам никогда бы не додумался. Он, однако, высказал её как что-то не только очевидное, хотя и неприличное для публичного обсуждения. Вот эта версия: ну вы же знаете, зачем Москва ставила и вооружала Дудаева — для того, чтобы в случае чего пустить чеченцев на Гамсахурдиа. Отсюда дальше пошли и чеченские добровольцы в Абхазии, а затем — и проблема Чечни для России. Вот только один пример, который я привожу по единственной причине, — для доказательства необходимости сначала шевелить мозгами, если они есть, а затем уже распоряжаться судьбами народов, в том числе и российского, и чеченского. Чеченские руководители не могли не понимать, в чём они участвовали в 1991 году и позже и ответственность за последствия чего должны нести не только Москва и Россия, но и Грозный и Чечня. 3. Третья статья из серии «О "демократическом" лозунге "поражения собственной армии и собственного правительства"» пишется, казалось бы, в самый не подходящий момент для тех, кто имеет самонадеянность оспаривать этот лозунг. Во-первых, крайне полезные миротворческие действия Александра Лебедя позволили замирить конфликтующие стороны на какое-то время. Во-вторых, это замирение вроде бы снимает с повестки дня проблему чьей-либо победы или чьего-либо поражения, коль скоро стороны придерживаются военного перемирия и даже готовятся к перемирию политическому. О чём теперь говорить? Между тем мы уже не раз видели в Чечне подобные ситуации. Последняя — накануне президентских выборов в Рос- 137 сии. И всякий раз перемирие «взрывалось» очередным, почти каждый раз ещё более кровавым обострением. Причём каждый раз стороны обвиняют друг друга в срыве договорённостей. Публично общественное мнение России, как правило, солидаризируется с позицией чеченцев: виноваты федералы. Итак, перемирие в Грозном является фактом... Однако дудаевцы хотят победы, полной победы для себя. Победы 1) военной и 2) политической, которая выражается в вынуждении федералов любыми методами согласиться на: 1) выход из Чечни; 2) установление административно-политического контроля над Чечней кого угодно, кроме федералов, ибо этот «кто угодно» неизбежно будет включать в себя и самих вооружённых сепаратистов; 3) закрепление этих двух факторов во времени и пространстве, дабы затем... А вот что затем? И здесь мы неминуемо возвращаемся к вопросу о том, будет ли Чечня в составе России, или выйдет из неё сразу, или через серию промежуточных этапов, каждый из которых будет всё равно лишь этапом в достижении однозначно определённой цели? 4. Ещё раз вернусь к мифологии чеченской войны. Чеченская война не по карману нынешней российской экономике. Насколько я понимаю, российская экономика до сих пор выдерживала войну, в которой за счёт российского бюджета снабжаются всем необходимым и федеральные силы, и чеченские боевики, а восстановление гражданских объектов возобновляется после каждого их разрушения. Если правительство России и командование федеральных сил обеспечат хотя бы сохранность оружия, боеприпасов, обмундирования и т. п. (что вообще-то входит в их служебные обязанности), то, может быть, помимо прочего, будет по карману? Чеченцы имеют компромат такой силы на российских политиков и генералов, что одна угроза того, что этот компромат будет обнародован, заставляет Москву продолжать войну. Нет сомнения, что многие в российской столице сильно запачканы в чеченских делах, но почему же компромат всё 138 не появляется, хотя дудаевцы используют любую возможность, чтобы публично подставить и московских политиков, и российских генералов? Например, если чеченцы непричастны к покушению на генерала Романова, то, зная так много, они должны бы знать и об истинных заказчиках или хотя бы исполнителях этого покушения. Не использовать такой сильный козырь, чтобы окончательно деморализовать противника? И это при том, что деморализацией войск федералов сепаратисты занимаются целенаправленно и постоянно, намекая на взятки, продажность, коррумпированность. Однако никакого по- настоящему крупного, сенсационного компромата за полтора года военного противостояния так и не появилось. Скорее всего — не потому, что его нет в принципе. Вероятнее всего — потому, что вся крупная коррупционная деятельность, связанная с чеченской войной, не может иметь субъектами только российские структуры или только русских военных и политиков, но должна непременно включать и чеченцев, причём не только мелкую сошку. Следовательно, существующий компромат в случае публикации ударит и по федералам, и по идейным сепаратистам. Россия без Чечни обойдется, а Чечня без России — нет. Это один из самых фантастических мифов, так как он ложен в самой предпосылке о возможности отделить Чечню от России. Да, конечно, юридически Чечня может выделиться из состава РФ, но фактически это будет означать только ликвидацию всякой правомочности России на выделившейся территории при сохранении всех остальных элементов симбиоза Россия — Чечня. Разумеется, не будет перекрыта граница — ни для товаров, ни для идей, ни для людей (в том числе и вооружённых). Разумеется, чеченская диаспора не переберётся в независимую Чечню не то что из Москвы, но даже и из соседних, входящих в РФ, республик Северного Кавказа. Разумеется, не будет решён вопрос о разделе собственности, и всё, что останется на территории Чечни, будет приватизировано по факту, а не по каким-то законам. Всё это очевидно, как и то, что появление границы будет означать лишь появление теперь уже официальной линии для получения сверхприбыли на разнице цен. Пока (до окончательного решения вопроса) необходим особый статус для Чечни. 139 В последние дни даже появилось словечко «протекторат», что, по сути, означает просто «защита». То есть Россия убирается из Чечни, но обязуется защищать её в случае нападения извне. Все известные мне проекты особого статуса Чечни в РФ означают то же самое: федеральная власть лишается каких-либо прав (экономических, законодательных, судебных и проч.) на всей территории «особого субъекта», но обязана защищать этот «особый субъект», если ему будет что-либо угрожать, причём решение о наличии таковой угрозы принимает, естественно, независимый Грозный, вызывая войска из Москвы, когда ему это понадобится, и посылая их вон, когда нужда в этом (по мнению Грозного) отпадёт. Лучше жизнь бывает только в раю. Ещё один миф: чеченские боевики воюют лучше русских солдат, а чеченские полевые командиры руководят своими силами лучше российских генералов. Даже для неспециалиста ясна колоссальная разница и управления, и боевого командования партизанскими отрядами и регулярными частями громадной армии. Если слон наступит на мышь, он, конечно, раздавит её. Но слон не приспособлен для ловли и убиения мышей, а потому он сколько угодно может топать ногами в загоне. Для ловли мышей существуют мышеловки. Здесь очевидно интеллектуальное превосходство политических (не военных) руководителей Ичкерии над политическими руководителями России. Не в армии разруха, а в Кремле и Белом доме. Ложность всех этих мифов (и ещё многих других) не означает, что стоит перевернуть их в противоположном направлении, например, заявить, что российские генералы лучше чеченских, и всё встанет на свои места. Не встанет, ибо и обратные мифы ложны. Порочно же то, что на этих мифах строится общественная пропаганда в пользу того или иного решения чеченской проблемы для России. Как бы не пришлось сторонникам «протектората» и «особого статуса» потом возмущаться — зачем это Кремль «протекторатствует» территории, которая, будучи субъектом международного права, делает в буквальном смысле всё что хочет. В ООН они, что ли, тогда будут жаловаться? Только на кого: на Кремль или на Чечню? 140 5. Я сделал перерыв в публикации этих заметок всего в два дня, но как за столь короткий срок изменился тон «чеченских» комментариев многих СМИ, в первые дни готовых, казалось бы, целовать каждую букву соглашения, подписанного Лебедем и Масхадовым в Новых Атагах! Даже несмотря на очевидную радость от сбывшейся надежды на прекращение кровопролития, несмотря на очевидную и вполне объяснимую нелюбовь к Доку Завгаеву, несмотря на постоянное подозрение, что если кто и может сорвать перемирие, так это федералы (чего, однако, пока не случилось, хотя многим бы тогда стало легче, ибо оправдались бы их прогнозы и укрепилось моральное оправдание «пораженчества»),— даже несмотря на всё это, всё чаще проскальзывают скепсис, сомнения. Пока в малых дозах, но прорывается информация о том, что сепаратисты однозначно трактуют развод войск как свою победу над русскими, что они не очень охотно покидают Грозный, а может, и вовсе не покидают (по крайней мере, все), что они создают кое-где подчинённые себе структуры исполнительной власти. Одновременно оказывается, что готовится не только военное, но и политическое соглашение с Масхадовым и Яндарбиевым, выступающими теперь почему-то от имени то ли всего народа Чечни, то ли Чеченской Республики как субъекта РФ. Причём если сепаратистам текст этого соглашения, видимо, нравится, то российские граждане даже лишены удовольствия с ним ознакомиться. Наверное, по той причине, что могут помешать, в силу своей политической темноты, имперских инстинктов или общекультурной нецивилизованности, его подписанию. Правда, синклит из нескольких мудрецов под руководством Черномырдина всё-таки был допущен до текста соглашения и проекта Лебедя, но всем остальным придётся подождать. До подписания? До ратификации в Госдуме? Александр Лебедь, как всякий изощрённый дипломат, бережёт нервы партнеров по переговорам, но зато активно и публично чехвостит своих. Начав с генералов, теперь он добрался до Гайдара с Юшенковым. Для меня самого глубоко неприемлема позиция и Гайдара, и Юшенкова в чеченском вопросе, но, думаю, куда полезнее было бы Лебедю просветить своих заблудших сограждан относительно планов урегулирования, а не язвить сердца поклонников «Демвыбора». 141 Но самое поразительное, что российская демомифология чеченской войны продолжает здравствовать и будто бы испытывать ситуацию на прочность, лоббирует одну сторону, а именно чеченскосепаратистскую, и унижает другую, а именно российскую. Например, в этот четверг «Общая газета» опубликовала текст заявления руководителей СМИ, составленный на прошлой неделе, до прошлой среды точно, ибо мне его прислали именно тогда. Я сделал в том тексте несколько существенных, для меня — императивных, поправок, согласившись поставить свою подпись лишь с их учётом. Но в опубликованном в «ОГ» тексте приведена только одна моя оговорка: вместо требования «немедленного и безоговорочного вывода всех федеральных войск из Чечни» — «немедленное, безоговорочное прекращение боевых действий с обеих сторон». Это требование уже реализовано, по счастью, усилиями Лебедя. Но что значит «всех войск»? И внутренних войск тоже? А боевики могут остаться, причём с оружием? Кроме того, в тексте заявления осталось «безумство генералов». Ясно же всем, что имеются в виду российские генералы. Но почему нужно противостоять только этому безумству, а не одновременно и безумству полевых командиров? Или теракты в Буденновске, Кизляре, Первомайском — это верх гуманности и интеллекта? Или за давностью срока они не в счёт? Ещё одно — похвальное, более того — жизненно (в физиологическом смысле) необходимое требование «вынудить власть прислушаться к общественному мнению». Но когда говорят «власть», то прочитывается однозначно: только российская, московская власть. Однако почему бы не вынудить сделать то же самое и политическую власть полевых командиров? Не честнее ли сразу потребовать от Москвы именно того, что все мифологические лозунги в конечном счете предполагают: отдать территорию Чечни под власть вооружённых боевиков и, если они откажутся от двух мест в Совете Федерации, отпустить их с миром и с территорией? Зачем обманывать себя и других? Надо тогда и идти на манифестацию 5 сентября под лозунгом «За свободу Чечни от России». Российскую армию мы вместе — чеченские боевики, российская власть и российская демократическая обществен- 142 ность — вынудили уйти оттуда, куда она не сама пришла. Российское правительство, наоборот, цело-целехонько, ни одного раненого или убитого, на том же рубеже, где было в декабре 1994 года, и почти в том же составе. Но выступаем-то мы по-прежнему не за смену правительства или администрации в Москве, а за поражение этого правительства. И уже не за прекращение войны, а за поражение собственной армии — безоговорочный её вывод из Чечни. Кстати, почему только из Чечни? Может, все субъекты Федерации выскажутся, в первую очередь приграничные: кому не нравится российская армия — пусть выметается из этого субъекта в другой, где пока ещё нравится.
Безусловно, значительную часть наших генералов и политиков надо бы судить только за одно их отношение к солдатам и армии. Но даже и в самобичевании надо знать меру. Требуй отставки своего дурного правительства, но не заставляй его подписывать капитуляцию перед чужим или взбунтовавшимися и далеко не безгрешными вооружёнными людьми. И всё-таки можно сколько угодно спорить о мифах и реалиях чеченской войны — одной истины здесь для всех нет. А вот о праве выхода Чечни боевиков или даже Чечни вообще из России договориться нужно. И прежде чем русским с чеченцами — русским между собой. Хотя бы для того, чтобы не получилось, как в своё время с прибалтами. Мы им помогали, думая об одном, — они нашу помощь принимали и использовали нас, думая о другом. А потом не то что спасибо не сказали, а ещё и лишили большую часть оставшихся в независимой Балтии русских гражданских прав. Итак, всё-таки: вперёд к свободе Чечни от России? 6. На сегодняшний день стала, наконец, проясняться картина новой ситуации в чечено-российском конфликте, что связано как с реальными событиями на территории Чечни, так и с появлением текстов, подписанных Александром Лебедем и Асланом Масхадовым. Итак, мы имеем: 1) реальное прекращение военных действий; 2) вывод значительной части федеральных войск из мест, где эти военные действия велись; 3) очевидное политическое и вооружённое (но не боевое) господство сепарати- 143 стов во многих районах Чечни и конкретно — в её столице; 4) оттеснение на обочину промосковских властей Чечни, но пока не ясно, насколько радикальное; 5) номинальное присутствие представителей Москвы в Чечне (в рамках совместных комендатур); 6) политические тексты за подписью Лебедя и Масхадова, полномочия которых на подписание такого рода текстов могут быть легко оспорены. Нельзя не признать, что Александр Лебедь блестяще выполнил свою миссию, достигнув максимум возможного. Нет контроля над Чечней, но нет и войны, а полного контроля не было и раньше. Политические соглашения составлены так, что каждая из сторон может трактовать их в свою пользу, сепаратисты — с большей очевидностью. Но без согласия Москвы на «сепаратистскую» трактовку последняя может быть оспорена не только юридически, но и вновь вооружённым путём. Следовательно, Лебедя нужно поблагодарить и поручить ему вернуться к исполнению постоянных обязанностей секретаря Совета безопасности и помощника президента, оставив его, естественно, членом, а кое-где и главой многочисленных комиссий по Чечне. Теперь в дело должны вступить другие люди, но, естественно, не те, кто реально руководил боевыми действиями против боевиков (что, кстати, всегда умело делали чеченцы: у них больницы и роддома захватывали одни, а переговоры с федералами вели другие). Что делать с армией — в морально-политическом, а не в военно-политическом аспекте (куда и до какого предела её выводить— это связано с проблемой Чечни в целом)? Конечно, нужно максимально сгладить для армии негативные последствия оставления территории под фактическим контролем противника. За кем осталась территория — это ведь один из показателей военной победы или поражения. Но, по сути, боевики остались там, где остались, просто потому, что они там живут. Так вот, главнокомандующий должен принять парад подразделений, вышедших из Грозного и с гор, наградить достойно всех командиров и всех рядовых — орденами, медалями, отпусками, льготами, чинами, досрочным увольнением в запас и прочее. Это минимум, а хорошо бы дать что-то ещё, то есть максимум. Что делать с Чечней? А вот этот вопрос остаётся для внутрироссийской дискуссии — не общенародной по форме, но 144 по сути, ибо по-прежнему альтернатива известна: либо независимость Чечни, либо — что угодно, но только не независимость. Если первое, то масхадовско-лебедевские документы трактуются одним образом, если второе — абсолютно другим. Сами тексты это позволяют. Нельзя только одного: не иметь никакой линии или менять её в зависимости от времени года. То, что чеченцы-сепаратисты постараются выжать максимум из ситуации, очевидно. Например, Грозный восстанавливается из российского бюджета, да ещё и российскими строителями, а мы пока вроде бы совместно правим в Чечне. А как восстановят, тут и референдум с отделением подоспеет. Но это, впрочем, тема отдельной, последней моей статьи в этой серии. А пока же самое разумное исходить из следующих посылов: — территория Чечни была и остаётся частью неделимой России со всеми вытекающими отсюда последствиями; — административно-политическая власть на этой территории не может и не должна принадлежать никому монопольно; — суды шариата и прочие «элементы независимости» — не более чем уважаемые центральной властью этнические традиции образа жизни, а не нормы права; — есть оружие — нет переговоров ни к 2001, ни к 3001 году: мир установлен не для подготовки к очередной войне, а для жизни и работы; — подразумевается обоюдная ответственность за кровопролития 1994—1996 годов; — реальное соотношение политических сил и симпатий выявляется и признаётся только тогда, когда оно не поддерживается ничьими штыками; — нынешний фактический статус Чечни есть не переход к независимости, а переход от войны к миру: чем больше симптомов сохранения Чечни в России, тем больше денег на восстановление; — всякое вмешательство извне — незаконно; — нежелание одних интегрироваться в политико-административные структуры России не может являться тормозом для других. 145 7. Теперь стоит проанализировать, к чему приведёт отделение Чечни от России. Я, естественно, регистрирую возможные последствия отделения, исходя из интересов России, а не чьих-либо иных. Первое. Будет нарушена территориальная целостность страны, что даже при самих благоприятных условиях не может не таить угрозы цепной реакции распада. По своему формальному административному статусу и по историческим претензиям к центральной власти Чечня в рамках России не уникальна. Если можно ей, то можно и другим. Второе последствие есть не простое продолжение первого, а самостоятельный негативный фактор. Отделение Чечни откроет вторую волну распада России за кратчайший исторический период (первая волна— 1990—1991 годов, когда Российское государство носило официальное название СССР). Третье. Россия, потерявшая власть над регионом Кавказа в целом, теряет и власть над частью своего Северного Кавказа. Четвёртое. Образуется почти сплошная дуга мусульманских государств, выходящая одним своим концом непосредственно к этнически русским территориям: Турция, Иран — Азербайджан — российский Дагестан — Чечня. Пятое. Как я уже писал, никаким отделением реального симбиоза Россия—Чечня не ликвидировать, если только: 1) не отгородить Чечню абсолютно контролируемой границей; 2) не переселить основную массу чеченцев из России, в первую очередь — из Москвы, Ингушетии, Дагестана. Первое невозможно, второе негуманно и недемократично. Криминальная составляющая нынешнего режима «чеченской независимости» не требует доказательств. Власть в официально независимой Чечне, естественно, перейдёт в руки тех, кто её завоевал, — людей, чьей профессией стала война, а отнюдь не государственное и экономическое строительство. Под боком у России окажется режим, родившийся с оружием в руках. Вместо внутренней нестабильности Россия получит внешнюю. Шестое. Режим чеченской независимости будет безусловно религиозным и скорее всего — этнократическим. То есть всем русским придётся покинуть Чечню. 146 Седьмое. Не имея внутреннего потенциала для развития экономики, независимая Чечня сможет выживать за счёт комбинации всего лишь нескольких, сугубо внешних источников, а именно: 1) легальные зарубежные инвестиции исламских стран с большой чеченской диаспорой; 2) легальные инвестиции российских чеченцев; 3) нелегальные инвестиции российских чеченцев; 4) материальные претензии к России, которые, естественно, сразу же возникнут; 5) экономическая экспансия одного из исламских государств. Восьмое. Христианские Армения и Грузия будут практически отрезаны от России, и это автоматически заставит их начать стремительную (и так, впрочем, уже наблюдающуюся) переориентацию на южные и восточные региональные «сверхдержавы», в первую очередь — на Турцию. Россия полностью потеряет влияние в Закавказье и Черноморском регионе. Ни Грузии, ни Армении уже не будет никакого резона оставаться в СНГ. Скорее всего, из СНГ выйдет и Азербайджан. После того как Россия была отброшена с Запада (прежде всего благодаря отделению Украины), она будет отброшена с Чёрного моря, то есть с европейского юга. Очевидно, что последующим этапом станет её отбрасывание с азиатского юга — СНГ рухнет и на этом фланге, рассыпавшись окончательно. Девятое. Потенциальная, а во многом и реальная угроза «маленькой» северокавказской или даже общекавказской войны. Десятое. Безусловное свержение нынешнего режима в России, в лучшем случае с помощью демократических выборов, но скорее всего — путём военного переворота, в котором на сей раз российская армия примет участие с удовольствием (имея на то основания). Одиннадцатое. В глазах общества найдут окончательное оправдание терроризм и вооружённая борьба с любой властью, включая центральную, ибо в конечном итоге так можно добиться всего, а добившись, оставить в прошлом все свои грехи и преступления. Двенадцатое. Чечня не едина в порыве сбросить «путы» России и не едина вообще. Это будет страна гражданской войны на границе России. 147 Это далеко не все, а только самые очевидные и масштабные негативные последствия. Откровенно говоря, я не вижу ни одного позитивного последствия отделения Чечни для России, хотя кто-то, видимо, прозорливей меня в этом вопросе. Но даже я прозорлив настолько, чтобы увидеть, что и существование Чечни в России является громадной проблемой, с последствиями по преимуществу тоже отрицательными. Но в том-то и суть проблемы Чечни, что отделение её от России не снимет негативных составляющих коллизии «Чечня в России», но прибавит к ним и все негативные последствия выделения Чечни (особенно так, как это происходит с 1991 года и по нынешний день). В этом месте я намеревался поставить точку в серии «О "демократическом" лозунге "поражения собственного правительства и армии"», но остаются ещё некоторые вопросы, которых непременно нужно коснуться, тем более что их продолжают эксплуатировать. Кстати, всё сказанное мною не означает, что к варианту отделения Чечни не надо готовиться. При этом, однако, не стоит некоторым сторонникам этого варианта в Москве забывать, что Чечня уйдёт из России, только прихватив с собой нынешнее правительство и нынешнего президента, которые остались у власти не без участия этих самых сторонников отделения. Следовательно, и политическая судьба «московских сепаратистов» висит на той же ниточке. Правда, они говорят, что готовы пожертвовать собой ради истины и справедливости. По большому счету в последние годы совокупно — не замечал. А вот что Россией готовы пожертвовать— это очевидно. Ранее — ради правительства и президента. Ныне — ради Чечни, как её понимают даже не все чеченцы. Временами обидно, что Чечня не граничит непосредственно с Московской областью. Как бы много метаморфоз мы в этом случае увидели. 8. Всего о чеченской проблеме и формах её бытования в общественной и политической мысли России не скажешь. Это, впрочем, не страшно: основная дискуссия ещё впереди. И, судя по всему, это будет первая по-настоящему откровенная публичная дискуссия в русском обществе XX века начиная с 148 1917 года. Поэтому я и хочу высказать ещё несколько отрывочных мыслей относительно фактов и мифов, которые в этой дискуссии будут использованы как аргументы. Чечне не повезло. Имея гораздо больше других исторических прав на выход из России, она в силу географических, геополитических и иных причин опоздала. Украина и иные бывшие союзные республики унесли чеченскую независимость с собой. Обретённая Чечнёй независимость, если это случится, не выгодна не только России. Крым на Украине, Нагорный Карабах в Азербайджане, Абхазия в Грузии (и это ещё не всё) уйдут из ныне определённых им государственных границ — некоторые в Россию. Бесчестен миф о геноциде, якобы творимом Россией и её армией в Чечне. Да, российская армия, как всякая воюющая армия, убивала в Чечне. Но не по этническому признаку, а тех, кто ей сопротивлялся. Это, разумеется, были в основном чеченцы. Чеченская война началась как гражданская в рамках России и, поддерживаемая и из Чечни, и из Москвы, кое в чём оставалась таковой до последних дней. Но с лета 1994 года, с Будённовска, она, продолжая оставаться частично гражданской, превратилась и в войну с чужим государством, которым уже всерьёз захотели стать многие из боевиков и их политическое руководство. Поэтому, кстати, особенно аморально требование поражения собственной армии. Уроки чеченской войны должны заставить Москву понять, что создание что экономических, что политических оффшорных зон в регионах компактного проживания национальных меньшинств на границах России есть в лучшем случае авантюра, в худшем — государственное преступление. Не осознаваемым пока до конца позитивным следствием действий Лебедя является не только прекращение кровопролития, но и вывод из войны собственно армии (в отличие от внутренних войск). Даже в случае возобновления вооружённых столкновений ни в коем случае нельзя допустить, чтобы в них вновь приняли участие войска Министерства обороны. Омерзителен миф об особых зверских наклонностях российских военных, чему противостояло якобы особое благородство и чуть ли не гуманизм боевиков. Гуманных методов 149 ведения войны нет — гуманисты вообще не воюют, а оказавшись на войне, звереют и гуманисты. Другое дело, что всё это время действия российских военных находились под тройным контролем: и международной общественности (не всегда политически бесстрастной), и чеченских боевиков, и российской общественности. И это как раз хорошо. Плохо, что такого же тройного контроля не было за действиями боевиков. Кроме того, российское общественное мнение заняло вообще уникальную позицию: оно требовало от генералов вести войну так, чтобы не гибли ни российские солдаты, ни чеченские боевики, ни мирные жители (последнее — безусловно, справедливо). Но как обеспечить одновременно и первое, и второе? Российские генералы, боясь убивать боевиков, и особенно мирных жителей, теряли своих, а боясь потерять своих, убивали боевиков вместе с теми, кто их хоть отдалённо напоминал. Нельзя принимать военно-психологические хитрости за благородство. Благородно ли захватить больницу, заставляя больных бояться освобождения (естественно, вооружённого) больше, чем плена? И если гуманностью считается то, что беременных женщин отпускают, а просто больных женщин удерживают, то это, конечно, гуманизм террориста, а не нормального человека и не нормального солдата. Пропагандировавшаяся особая честность боевиков никак не согласуется с ожившим (и теперь вновь исчезнувшим куда-то) Салманом Радуевым, клявшимся на Коране, что Дудаев жив. А чуть ли не легендарное бескорыстие боевиков опровергается хотя бы тем, что всем главным редакторам Москвы известны суммы, которые требовались, чтобы журналист мог дойти до одного из лидеров сепаратистов и взять у него интервью. Это — если интервью нужно газете. Если боевикам — вопрос решался иначе. А скупка российских военнопленных по сёлам, дабы потом получить за них выкуп у федералов, с рекламой «товара» на видеокассетах? Я не говорю о том, что русские лучше чеченцев. Я говорю лишь о том, что почти два года наши солдаты и генералы воевали в условиях, когда пославшее их решением своих политиков, оставшихся на постах, общество через российские СМИ утверждало, что русские солдаты и генералы как люди хуже чеченцев. Я вообще удивляюсь, что армия выдержала это. Абстрактно — почти все россияне, а практически — многие выступали вообще против войны, которая велась в 1994— 150 1996 годах. Но звучало это чаще как протест против войны России с Чечнёй, но не Чечни с Россией. Это самый сложный вопрос, но он, по существу, сводится к ответственности не армии, а тех российских и чеченских политиков, которые в 1990—1991-м, а затем в 1992—1994-м создали чеченскую проблему и, не сумев её решить политически, с конца 1994 года окончательно свалили всю ответственность на военных, в первую очередь российских. И эта схема заработала: российское общество постоянно третировало своих военных, лишь время от времени обращаясь к ответственности своих политиков и чеченских боевиков и практически никогда — к ответственности чеченских политиков. 9. Да, российское общество не хотело этой войны. Да, российские генералы не были на высоте во всём, что касается заботы о собственном солдате (что, впрочем, дало им для этого правительство?). Да, воровство в армии и в стране (включая Чечню), падение морали и нищета достигли такого предела, что незазорным стало загнать своему военному противнику партию боеприпасов. Но ведь это неизбежно, если Россию рушили руки самих российских политиков. Но даже в этих условиях нормальный гражданин не может и не должен никогда требовать поражения своей армии (если только она не уничтожает непосредственно и целенаправленно именно мирное население противоборствующей стороны). Он не должен выступать за поражение своего правительства, даже если оно полностью безответственно по отношению к армии и в чём-то виновно в создании условий или развязывании самой войны. Ибо с того момента, как армия вступила в первый бой, правительство - самое бездарное - олицетворяет для армии страну, родину, общество. А вот требовать смещения, отставки всех своих бездарных политиков оптом и в розницу - президента, премьера, членов правительства, военных и силовых министров, проворовавшихся генералов - и добиваться замены их на людей, которые смогут решить проблему политически, вывести страну из войны без материальных, территориальных, моральных потерь, можно, нужно и должно. В этом, собственно, и вся разница, определяющая политическую и человеческую аморальность якобы демократического лозунга «поражения собственной армии и собственного правительства» в чеченской войне. Иной подход есть 151 просто соучастие в убийстве солдат своей страны. И он тоже может быть чьей-либо принципиальной позицией. Но тогда, во-первых, эту позицию нужно защищать, встав в ряды воюющих по другую от своих солдат линию фронта, а во-вторых, не стоит рассчитывать, что в следующий раз, когда вооруженный враг твоей армии покажется врагом и тебе самому, эта армия станет защищать тебя и твою семью. У армии тоже есть коллективная память. В ближайшие недели, если вооруженный конфликт, будем надеяться, не возобновится, мы увидим наметки того, каким реально независимым соседом России может стать Чечня сама по себе и какие негативные последствия из перечисленных мною в одной из предыдущих статей могут начать реализовываться. И скоро всем нам — только не надо сваливать решение этой проблемы на чеченцев, даже таких цивилизованных, как Масхадов, — и предстоит сделать выбор: да или нет. Никаких «да-да-нет-да» здесь не получится. Эти игрушки придётся оставить для внутренней борьбы за власть. Речь пойдёт о судьбе России. Либо «да» — с ответственностью за последствия. Либо «нет» — с тем же самым. Будем колебаться, отвечать многословно — определённый ответ всё равно найдётся. Правда, дадим его уже не мы. И необязательно чеченцы. Могут дать и в Москве, но не мы — не общество. Или даже не в Москве и не в Грозном. Неужели неясно: либо этот ответ даст Россия, либо дадут за неё. А если часть России не подчинится этому решению? Шутки в сторону, господа! Или вы ждёте, когда вам отчеркнут коридор по двум параллелям, по которому позволят летать российским самолетам? Думаете, кого-то пугает ваша ядерная кнопка? Ведь все знают, что русские действительно гуманисты: они всё равно на неё никогда не нажмут. Они умеют долбать лишь своих — преимущественно простых граждан. И преимущественно этим занимаются наши политики — гуманисты по отношению ко всем, кроме своего народа. Возможно, дальнейший распад России — веяние времени, неумолимых законов истории или ещё чего-либо объективного. Но выбор всё равно есть: либо ты лично подталкиваешь Россию по этому пути в спину, либо взираешь равнодушно, либо сопротивляешься этому хотя бы политически. Вот и вся моральная проблема в оценке лозунга «поражения собственной армии и собственного правительства» в Чечне. И 152 хитрыми афоризмами типа «Освободив других, мы сами станем свободней» ничего не добьешься. Многих уже освободили. Результат? Освободим, наконец, себя, а затем займёмся чужой свободой. Когда- нибудь Россия займётся этим? 153