В историческом плане становление того или иного мирового порядка обычно было связано с крупными переменами на международной арене, бывшими результатами фундаментальных открытий, менявших представление человечества об окружающем мире, крупномасштабных войн, поражений одних государств и коалиций и победой других, менявших конфигурацию сил в мире.
Победители стремились перестроить мир таким образом, чтобы их преимущества, завоеванные в тяжелой схватке с соперниками, были закреплены не только территориально, но и в новых принципах поведения государств во внешнем мире, чтобы эти принципы работали на благо победителей не только в условиях войны, но и в мирной обстановке. Не случайно вехами нового мирового порядка были соглашения о послевоенном устройстве международных отношений - Вестфальский мир, Утрехтский мир, Венский конгресс, Парижская мирная конференция, конференции в Ялте н Потсдаме. И не случайно до сих пор правом вето в Совете безопасности ООН обладают лишь державы-победительницы во Второй мировой войне. На рубеже тысячелетий в международных отношениях наметилась очередная смена вех. Ряд обстоятельств оказали решающее влияние на наступление новой эры: крах советской империи, “реального” европейского социализма, прекращение самой жесткой в истории человечества идеологической конфронтации, успешный переход ряда бывших коммунистических стран на путь демократического строительства; разрушение берлинской стены и воссоединение Германии, раздел которой был своеобразным символом биполярного мира, непримиримости соперников, гражданской войны, идущей в мировом масштабе; отход Пекина от жесткой идеологической ориентации в области внутренней и внешней политики, его упор на реформы, нацеленные на переход к рыночной экономике при сохранении монополии на власть коммунистической партии и определенного дистанцирования от основных игроков на международной арене; утверждение нового измерения международных отношений, которое в качестве основополагающего элемента включает соблюдение прав человека, основных свобод, прав национальных меньшинств на самоидентификацию; террористическая акция И сентября 2001 г. против Соединенных Штатов, которая выявила неспособность прежних международных структур, базирующихся на силе, справиться с новыми вызовами и угрозами национальной и международной безопасности. Отличительной чертой нынешних сдвигов на международной арене (хотя они и неоднозначны по степени своего влияния на мир) было то, что они не являлись следствием войны, традиционного использования военной силы как это было ранее. Более того, они не являлись результатами массового насилия. Вместе с тем они были фундаментальны по своей значимости, ибо речь идет не просто о замене одного мирового порядка другим и даже не о том, чтобы однополярный мир заменить на многополюсный, речь идет о вещах более глубинных - смене парадигмы в международных отношениях, а если говорить более конкретно, то о смене мирорегулирования. “Нынешние мировые отношения существуют в более глубоком и более широком временнбм контексте, - писал Джон Руджи, профессор Колумбийского университета, - поэтому преобразование их предполагает изменения не только в способах силовой игры, но и в преобразовании самого пространства, на котором эта игра ведется”18. Таким образом, мировое сообщество в очередной раз столкнулось с проблемой выбора. И нынешняя неустойчивость международных отношений, противоречивое видение их, равно как и многие ошибки, которые совершают в последнее время государственные мужи и политики, в значительной мере обусловлены переходным этапом в состоянии международных отношений. В известной мере проведение наиболее значительных вооруженных акций последнего времени лишь подтверждает отмеченную выше тенденцию. В самом деле, массовые армии изжили себя. Массированное использование вооруженных сил НАТО против С. Милошевича в Югославии, американская военная акция возмездия против организаторов террористической атаки на Нью-Йорк и Вашингтон, боевые операции Израиля против палестинских устроителей интифады по большому счету оказались мало эффективными и весьма далекими от первоначальных целевых установок. Они лишь,подтвердили, что нынешняя система международной безопасности, покоящаяся на силовых (военных) критериях, дает значительный сбой и требует не столько коррекции, сколько полного обновления. При этом приходится учитывать, что выбор, имеющийся у мирового сообщества, ограничен. Фактически выбирать ему приходится между двумя, известными истории, основными способами мирорегулирования - силовым и нормативным. В то же время последствия подобного выбора могут иметь фундаментальное значение: либо мировое сообщество будет иметь международные отношения, по-прежнему базирующиеся на силе и создающие те же самые проблемы, с которыми человечество уже сталкивалось на протяжении всей своей истории; либо оно будет иметь международные отношения, основанные на нормативной базе, которая лишь недавно стала проходить серьезную апробацию во внешнем окружении и которая может открыть новые горизонты нынешнему более зрелому сообществу. Поэтому речь идет о двух сторонах одной и той же монеты, пишет (в статье с характерным названием “В защиту матери Терезы”) гарвардский профессор Стенли Хоффманн: “о сокращении базы анархии и насилия в международных отношениях и о создании и внедрении в эти отношения общепринятых норм нравственности”19. Между тем выбор между силой и нормой как основах того или иного мирорегулирования вовсе не означает, что речь идет об альтернативном варианте, когда присутствие одного неизбежно исключает наличие другого.
Такое видение несовместимости двух категорий международных отношений возникло в результате идеологизации международных отношений, в более конкретном плане - длительного противоборства в политическом мышлении двух теоретических концепций - реализма (консерватизма) и идеализма (либерализма), институционализма, в наше время. Это противоборство действительно было бескомпромиссным и таковым во многом и остается. Но это скорее несовместимость воззрений или даже конкретных личностей, представляющих два течения, нежели несовместимость двух категорий в международной реальности, как бы противоположны они не были по своему содержанию. Неудачи попыток нормативного регулирования в широком мас штабе в прошлом не дают оснований для столь пессимистических заключений. Мир меняется и меняется он, как представляется, в том числе и в сторону наращивания (не без значительных трудностей в этом процессе) нормативного элемента в системе международных отношений. Приходится учитывать и другое - политические деятели, точно так же как и общественное мнение, настрой которого они отражают, как правило, крайне консервативны и с недоверием относятся к переменам. Подобная ситуация имеет место особенно, когда сдвиги происходят стремительно (в историческом плане, конечно) и мышление - политическое и обыденное, тем более, - не подготовлено к их появлению. После того как тысячи лет в мире довлела сила, трудно представить себе, что записанные на бумаге своды правил поведения могут регулировать отношения государств, способных выставить миллионные армии. Еще труднее вообразить, что безопасность страны, обладающей ядерным оружием, можно отдать в руки международного института, в котором на равных с ней вершат дела, скажем, Мальта, Люксембург, Сан-Марино. Традиционное политическое мышление не может представить себе, что “дилемму безопасности” намного легче решить вовсе отказавшись от обладания силой, как это, например, сделала Исландия. Давление этих обстоятельств (сомнений) в условиях, когда нужно сделать выбор в пользу той или иной системы мирорегулирования (что естественно повлечет за собой и необходимость в новом мировом порядке), понуждают политическую элиту ведущих мировых держав иметь более четкое представление о том, что такое сила вообще во внешнем мире, во внешней политике государства, что она может и что она не может, способно ли и дальше функционировать силовое мирорегулирование международных отношений и существует ли ему альтернатива, приемлемая для мирового сообщества? Не менее сложные вопросы встают и с другой стороны: в какой мере мораль, нормы (правила) поведения, в конечном счете, право смогут играть ту же роль в международных отношениях, какую традиционно играла сила; могут ли они заменить ее, возможна ли в принципе система международных отношений, функционирующая на базе определенных правил, норм, обязательств; и что делать с теми, кто не хочет им следовать или сознательно их нарушает, можно ли принуждать государства силой к соблюдению общепринятых норм и кто должен принимать решение об этом? Можно ли через международные нормы, правила, право регулировать внутренний политический процесс, или это, по-прежнему, привилегия муниципального (внутреннего) права? Не менее важен вопрос и о том, кто может (должен) взять на себя ответственность как за нормотворчество, так и за внедрение норм в международную практику; достаточно ли для этого провести международную конференцию (чем особенно любит заниматься российская дипломатия), обсудить и одоб рить; или нужны постоянные целенаправленные усилия государств, заинтересованных в появлении и утверждении подобной системы? Ответы на эти вопросы важные в теоретическом плане, но еще более важны они в плане практическом. ПРИМЕЧАНИЯ 1 Кант И. Критика практического разума. Основы метафизики нравственности. Соч. в 6 тт. Т. 4, ч. 1. М., 1965. С. 175. 2 Гуго Гроций. О праве войны и мира. Три книги, в которых объясняется естественное право и право народов, а также принципы публичного права. М.: Государственное издательство юридической литературы. 1956. С. 44. 3 Smith J.A. The Growth and Decadence of Constitutional Government. N.Y., 1930. P. 241. 4 Вrzezinski Z. Between Two Ages: America’s Role in the Technotronic Era. N.Y., 1970. P. 282. 5 Waltz K. Man, the State and War. N.Y., Columbia University Press, 1970. P. 159. 6 Цит. no: Schuman FZ. International Politics. 7-th ed. N.Y., 1953. P. 238. 7 Claude I.L. Power and International Relations. N.Y., 1962. P. 255. 8 Трактаты о вечном мире. М., 1963. С. 83, 92, 108, 117-118, 192; XXI век, Европейский союз и Содружество независимых государств / Под ред Ю. Борко. М.: “Интердиалект+”, 1998. С. 16-37; Гюго В. Собр. Соч. М., 1956. Т. 15. С. 209. 9 Spinelli A., Rossi Е. The Ventotene Manifesto. Pavia, 1988. P. 20. 10 Аболин О. Всемирный и европейский федерализм: вероятные перспективы // Полис. 1994. №5. С. 148. 11 Wight М. “Western Values in International relations” in Diplomatic Investigations / Ed. H. Butterfield, M. Wight. L.: Allen and Unwin, 1967. 12 Bull H. The Anarchical Society. A Study of Order in World Politics. 2nd ed. L., 1995. P. 23-27. 13 Ibid. P. 49. 14 Hoffmann S. Foreword: Revisiting ‘The Anarchical Society’ I I Bull H. Op. cit. P. X. 15 Bull H. Op. cit. P. 16. 16 Ibid. P. 16-19. 17 Old Nations, New World / Ed. D. Jacobsen. Oxford, 1994. P. 6. 18 Ruggie J. Territoriality and Beyond: Modernity in International Relations // International Organization, 1993. Winter. P. 131. 19 Hoffmann S. In Defence of Mother Teresa // Foreign Affairs. Mar./Apr. 1996. P. 174.