Зеркало Гамлета

Задачи, стоящие перед критиком, имеющим такую опору, точно сформулированы Брейтенбахом: безжалостно подвергать сомнению банальности и мифы своего общества и выражать чаяния своего народа. Вторую из этих задач, очевидно, можно выполнить только в том случае, если у людей есть чаяния, не осуществимые при общественном строе, в котором они живут, или противоречащие этому строю.

Мы критикуем наше общество, так же как критикуем своих друзей, предполагая, что язык критики, выражаемые им нравственные понятия являются общими. Слова писателя, повторяет Брейтенбах, — это "зеркало, в которое мы смотрим". Почему деятельность писателя является критикой? Потому что мы видим в зеркале писателя не то, что хотим увидеть. Возьмем знаменитый разговор Ісімлета с матерью. "Вы отсюда не уйдете, пока я в зеркале не покажу вам, — говорит Ісімлет — все сокровеннейшее, что в вас есть". Зеркало Іймлета — это наиболее мощное орудие критики. И его критическая мощь не зависит от каких-либо утопичных представлений о замужестве или материнстве, здесь не нужно никакого радикально нового учения об обязанностях жены или матери. Ікмлет основывается на факте существования нравственного согласия: представление его матери о том, как ей следует себя вести, совпадает с его представлением.

Рук наломайте. Тише! Я хочу Ломать вам сердце; я его сломаю,

Когда оно доступно проницанью,

Когда оно проклятою привычкой Насквозь не закалилось против чувств452.

"Привычка" означает повседневное поведение, приличия, которые мы соблюдаем, внешнюю респектабельность, которую мы видим или надеемся увидеть, когда разглядываем себя в зеркале. А "чувства" означают переживания и эмоции, но вместе с тем нравственное чув ство и здравый смысл, благодаря которым наши переживания обретают форму и цель. В зеркале ймлета его мать одновременно видит и то, какая она есть (на самом деле), и то, какой в глубине души она хотела бы быть.

Ты мне глаза направил прямо в душу453.

Социальный критик точно так же направляет наши глаза прямо нам в душу — это будет бесполезным занятием, если в массе своей или по отдельности мы бездушны, невосприимчивы к морали и нравственно неразвиты. Он исходит из того, что мы обладаем душой, более или менее похожей на его собственную; это его отправная точка, и благодаря ей его зеркало столь же эффективно, как и зеркало Шмлета454. С помощью такого зеркала он выполняет обе задачи Брейтенбаха. Во-первых, он показывает нам, какие мы есть на самом деле, без притворства, без показной добродетели, без маски. В этом критик подобен фотографам-реформаторам эпохи прогрессивной партии и "нового курса" Льюису Хайну и Уолкеру Эвансу, важнейшая заслуга которых состояла в том, что они показали истинную картину детского труда, жизни трущоб и сельской нищеты, «сорвав... покров, скрывающий и мистифицирующий жестокую систему производства" 455. Когда покров сорван, система становится видимой, и никаких больше разъяснений не требуется. Но критик все же дает разъяснения, когда, выполняя свою вторую задачу, описывает или истолковывает то, какими в глубине души мы хотели бы быть, раскрывая все наши возвышенные чаяния и идеальные представления о самих себе и обществе. Шворя о Шмлете и его матери, я отмечал, что в их представлениях о женитьбе и материнстве нет ничего утопичного.

Сначала критик смотрит в зеркало сам, а затем заставляет смотреть остальных: "Вы отсюда не уйдете, пока я в зеркале не покажу вам все сокровеннейшее, что в вас есть". Не нужно никаких других глаз, кроме собственных, чтобы увидеть то, что должно увидеть. Ошибочно предположение социальной критики, равно как и философии морали, будто для достоверного описания какой-либо ситуации необходимо находиться вне ее. Если мыслитель стремится к объективности, пишет философ и теолог Франц Розенцвейг (который в этом вопросе полностью согласен с Бубером), то он

должен смело исходить из своей собственной субъективной ситуации. Единственное условие, которое нам выдвигает объективность, состоит в том, что мы обязаны исследовать весь горизонт. Но мы не обязаны проводить исследование, занимая какую-то иную позицию, отличную от нашей, или вообще не занимая никакой позиции. Мы видим в действительности только нашими собственными глазами. Было бы нелепо думать, что мы должны вырвать их для того, чтобы увидеть все в верном свете456 .

"Всему горизонту" в моей метафоре зеркала соответствует зеркальный образ: все представленные в нем моральные уродства должны быть замечены, равно как — во имя объективности — и все проявления красоты. По всей видимости, зеркала не лгут, но люди научились видеть в них только то, что им хочется видеть. Критик заставляет увидеть все остальное.

Сколько критиков, столько и зеркал; сколько людей, желающих смотреться в зеркала, столько и отражений. У каждого зеркала и у каждого отражения есть свое имя. Зеркало Ісімлета могло бы служить отражением всей Дании (и показывать, что неладно в этом королевстве), но только в том случае, если бы он смог убедить датчан взглянуть на этот их коллективный зеркальный образ и смог бы истолковать этот образ в свете их чаяний. Всякий раз, привлекая внимание к отдельному конкретному образу и выражая отдельные конкретные чаяния, критика придает им обобщенный характер. По этой причине к двум задачам критиков, сформулированным Брей- генбахом, добавляется третья: они должны бороться против свойственной их собратьям, включая и коллег-критиков, склонности думать, будто, когда они смотрят в зеркало, они видят весь мир. Их собственные недостатки присущи всем, их чаяния универсальны, а их душа — это мировая душа. Я думаю, что единственным серьезным недостатком левой социальной критики была уверенность в том, что один правильно истолкованный зеркальный образ, одно теоретическое объяснение социальной жизни может рассказать все о человеческом обществе. Полагаю, что можно "в одной песчинке увидеть целый мир" или, по крайней мере, увидеть все остальные песчинки. Но невозможно, изучив одну группу людей, пусть даже и самую "передовую", понять все остальные. Стало быть, критик обязан представлять себе других людей, вглядывающихся в другие зеркала, даже если он не может видеть то, что видят они; он должен осознать бесконечную повторяемость той деятельности, которой занимается сам.

Следовательно, три задачи критического исследования таковы: критик выставляет на всеобщее обозрение ложные условности своего собственного общества, он выражает наиболее глубокие идеи людей о том, как им следует жить, и настаивает на том, что существуют другие формы лжи и другие, столь же оправданные, надежды и чаяния. Я не имею в виду, что каждая надежда и каждое чаяние в равной мере оправданны. Это слишком снисходительный взгляд на мир. Вероятно, ни один социальный критик не мог бы согласиться с ним. И разоблачения критиков не всегда имеют только местное и частное значение. Если признаками разложения в Датском королевстве являются убийство и предательство, то все мы признаем факт разложения. В некотором смысле все мы стоим перед одним и тем же зеркалом. Но только в некотором смысле: критик, забывший о важности "своего родного языка, своей родной страны" (Брейтенбах), не способен создать сильную и убедительную критику. Ни его разоблачение безобразий, ни его слова о ценностях не будут звучать искренне. Не сможет он и признать непохожесть непохожих людей.