ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ОРУДИЯ ;* В МЕЖДУНАРОДНОЙ БОРЬБЕ

(Историческое обозрение)

Г * "

§ 55. В §§ 49-51 мы сделали беглое обозрение экономических орудий борьбы в догосударственный, доисторический период <жизни челове- чества>. В диком состоянии богатство, т.

е. накопление предметов материальной или экономической культуры, еще почти отсутствует. Нет богатства, не может оно быть и орудием борьбы. Богатство как определившееся общественное явление появляется впервые на следующих стадиях общественного развития; оно уже начинает накопляться и в пастушеском родовом быту, и в земледельческом общинно-родовом и об- щинно-племенном (позднее [в] общинно-территориальном, возникшем из развития того и другого). Мы проследили в общих чертах развитие этого нового явления в обоих случаях и при этом обозрели его значение в борьбе как индивидуальной, так и общественной, междуродовой и меж- дуобщинной. Значение индивидуальной борьбы в этом фазисе совершенно минимальное ввиду общего владения территорией и орудиями производства, ввиду общественной организации труда. Большее значение имеет оно в коллективной борьбе, даруя численный перевес более богатому роду, более богатой общине и вызывая первые дифференцования внутри общины. Ознакомившись, таким образом, с экономическою стороною междуобщественной борьбы в доисторический период, мы можем теперь прямо приступить к ее развитию и ходу в эпоху историческую, в период государственный.

Исходя из общих законов исторического развития, как оно уже нами выяснено в предшествующих главах, мы должны ожидать, что вначале и международная экономическая борьба должна сливаться с политическою и лишь постепенно выделяться в особое независимое явление. Так мы и видим в действительности. Самый древний период экономических международных отношений может быть назван Завоевательным и> хищническим. Нации нападали на нации с прямою целью грабежа. Галлы Бренна ни для чего иного приходили под стены Рима, как ради стяжания1*; через тысячелетие для того же обрели ту же дорогу остготы Алариха2* и гунны Аттилы3*. Морские походы вандалов по берегам Средиземного моря4’, норманнов — по всему европейскому побережью5', русских князей древнейшего периода на Византию6*, наконец, набеги запорожских и донских казаков на Черном море7* — все это явления этого рода, занесенные в европейские хроники. Азиатские летописи много ими богаче и обильнее. Добыча, т. е. экономическая выгода, всюду здесь служит причиною нападения. Это борьба столько же экономическая, сколько политическая, но плодами ее является лишь временное перераспределение богатства, не имеющее постоянного и упрочившегося характера. Здесь еще нет экономического господства одной нации над другою. С того момента, когда культурная нация, служащая предметом нападения, убеждается в невозможности раз навсегда избавиться от хищников, она входит в соглашение о постоянной дани взамен периодических грабежей. Отношения таким образом упрочиваются, и возникает экономическое международное господство. Это не то завоевание, которое влечет образование сложного общества, превращая покоренную нацию в личных рабов и личных вассалов покорителей, водворяющихся в завоеванной территории или переводящих порабощенное население к себе в неволю. Подобные завоевания завершают собою международную борьбу и открывают внутреннюю. Мы же имеем теперь дело с тою формою завоевания, когда население остается на своих местах; ни победители не вселяются в побежденную страну, ни покоренные не выселяются оттуда; правящие классы побежденной страны остаются на своих местах, ее жизнь продолжает свое самостоятельное течение. Только устанавливаются между двумя странами отношения, обязывающие одну из них в ее целом подчиниться другой. Подчинение это обыкновенно выражается и в политических, и в экономических терминах. Поставка военных контингентов, различные формы вассальной зависимости, права инвеституры8* и утверждение правителей покоренной страны правителями победителей — таковы различные формы политического подчинения. Дань является экономическою стороною этого подчинения.

В истории это очень распространенная форма международных отношений. Завоевания, которыми наполнена история Египта, Вавилона, Ассирии, отчасти древней Персии, большею частью принадлежат к этому типу. Того же рода было покорение России монголами. Позднее в таком чистом виде эта форма постепенно вытесняется как слишком шаткая. Господство, оставляющее покоренной стране политическую организацию, есть очень непрочное господство (я не говорю, конечно, о случаях федеративных отношений, которые нельзя и назвать господством) и является в минуту тяжелых испытаний источником слабости. Мяте жи охватывают покоренные страны, и борьба с внешним врагом осложняется борьбою с вассалами. В новейшей истории лучшею иллюстра- циею этого положения вещей явились отношения между Турцией и ее вассалами на Дунае9’. До сих пор еще не было ни одной войны, где бы эти подданные султана не присоединялись к его врагам. Кроме Турции, современная история может цитировать лишь один довольно значительный и вполне установившийся пример подобных же отношений, именно: отношения между Англией и вассальными государствами Индостана10’. Нечто в этом же роде начинает устанавливаться в отношениях России к Бухарин и Хиве11’, Франции — к Аннаму12’, Англии — к Афганистану13’. Во всех этих случаях, однако, перевес культурности слишком велик, чтобы можно было ожидать особых неудобств для сюзеренной власти. Как бы то ни было, но вообще эта форма господства нации над нацией теперь встречается редко и уже давно начала сменяться другими формами.

Мятежи покоренных стран, находившие себе опору в политической организации, ими сохраненной, очень скоро повели к тому, что вместо независимой политической организации покорители стали давать покоренным собственную. Уже ассирийские цари, вообще державшиеся обыкновения оставлять покоренным странам их собственную политическую организацию, были вынуждаемы иногда постоянными мятежами упразднять такую политическую автономию и вводить в стране собственное верховное управление. Система эта, бывшая исключением при ассирийских и вавилонских властителях Востока, стала преобладающею при иранских царях. Персы восстановили политическую автономию Иудеи, сохранили ее за Финикией и многими другими мелкими странами, но упразднили в Вавилоне, Ассирии, Египте, Мидии и вообще всюду, даже рядом с туземными царями, назначали сатрапов14’. И эту форму политического господства не дблжно смешивать с завоеваниями, ведущими к образованию сложных обществ. Египет, Финикия, Иудея, Вавилон продолжали жить своею особою культурною и национальною жизнью, совершенно отдельною и независимою от жизни Ирана. Лишь их подчинение усилилось, но подчинение все-таки не египтянина или пунийца15’ персу, а Египта и Финикии — Ирану. Эта более суровая, нежели прежняя ассирийская, форма политического господства явилась и более тяжелою экономическою формою. Не только дани усилились и умножились, но к ним прибавилось еще содержание пришлой оравы чуждых управителей, их своевольное хищничество и пр.

Эта форма экономического господства чрезвычайно живуча, и доселе мы имеем много ее примеров. Не говоря о господстве турок, персов, или китайцев, приходится цитировать господство английское в Индии, Бирме, Гвинее, Вест-Индии16’; французское— в Кохинхине, Тонкине, Сенегамбии, Таити17’; голландское— на Яве и вообще Зондских и Молук- ских островах, в Вест-Индии1Я‘; испанское— на Филиппинах19*; русское— в Средней Азии20*, австрийское— в Боснии и Герцоговине21* и т. д., и т. д. Европа постепенно подчиняет на этих началах Азию и Африку, расширяя свое политическое и экономическое господство. Нельзя не причислить к такого же рода владычеству и английское господство в Ирландии22*, германское — в Эльзасе23* и пр. В наше время дифференцования экономических и политических явлений такое господство бывает порою в экономическом отношении прямо невыгодно покорителям, но такова сила традиции, что сами убытки не мешают добиваться завоеваний. Впрочем, внеевропейские завоевания европейских наций большею частью имеют по-прежнему немаловажное экономическое значение.

§ 56. Рассмотренные нами формы экономического господства, заключающиеся в порабощении одной нации другою, строго соответствуют первоначальным формам экономического господства в сфере индивидуальных отношений, рассмотренных нами в предшествующей главе. Личному рабству как первому фазису индивидуальной экономической борьбы соответствует национальное порабощение, являющееся первым фазисом международной экономической борьбы. И там, и тут экономическое господство (т. е. присвоение продуктов чужого труда) не может еще опереться на одни лишь экономические средства, а требует политических мероприятий, прямого и открытого принуждения физическою силою. Постепенно эти методы экономической борьбы сменяются другими и в международных отношениях, как и в индивидуальных. Теоретически мы можем предвидеть, что второю такою формою должна быть международная монополия. И действительно, как в сфере индивидуальной экономической борьбы монополии торговых гильдий первые противу- стали рабовладению, так и в сфере отношений международных торговые монополии целых коммерчерских наций и федераций первые явились конкурентами голому насилию, практиковавшемуся при простом завоевании. Древнейшею такою нацией монополисткой являются финикияне, монополизовавшие в свою пользу всю внешнюю морскую торговлю той эпохи и охранявшие эту монополию оружием. Эти купцы, безропотно покорявшиеся сменяющимся властелинам Востока и очень редко прибегавшие к оружию для защиты национальной независимости, вели упорные и разорительные войны за сохранение своих торговых монополий. Греки, а позднее на некоторое время и этруски24*, явились такими претендентами на те же торговые монополии. Политика этих новых монополистов сначала, в сущности, ничем не отличалась от пунийской, также не брезгавшей пиратством, также прибегавшей к простому военному насилию над дезорганизованными дикарями, населявшими западные и северные страны. Однако все-таки главною силою для обогащения финикиян, греков или этрусков служило не это прямое насилие (как у ассириян или персов), а торговая монополия. Насилие служило лишь опорою монополии. Громадные экономические успехи, принесшие вместе с тем и грандиозные политические плоды, выпавшие на долю таких торговых общин, как Тир, Сиракузы, Массалия25*, Кирена, но особенно как Карфаген и Афины, показывают, что и древний мир знал довольно далеко зашедшую уже эволюцию смены рабской международно-эконо- мической организации монопольною. Но Тир был раздавлен Вавилоном26*, Афины — Спартою и Македонией27*, Карфаген — Римом28*, и монопольный строй пал перед рабским. Древнему миру не суждено было выйти из периода рабства международного, как из рабства индивидуального. Всемирные монархии были законом древней истории. Выше, в 8-й главе, я слегка коснулся причины такого состояния древнего мира. Поэтому-то в древней истории мы видим развитие монопольного строя, но не видим, как он сменяет собою строй рабский. В индивидуальных так же, как и в международных отношениях, эту смену мы можем наблюдать только в Новой Европе.

Подобно пунийским и эллинским торговым общинам древнего мира, во второй половине средних веков и по северным, и по южным берегам Европы начинают развиваться совершенно такие же торговые городские общины, стремящиеся монополизовать всю внешнюю морскую торговлю. На северных побережьях, по морям Немецкому29* и Балтийскому развивается торговая монополия Ганзы, охватившая приморские общины Нидерландов, Германии и России. Этот могущественный союз мо- нополизовал в свою пользу всю морскую торговлю по упомянутым морям и океаническому побережью. В Средиземном и Черном морях еще раньше ганзейского союза развились верхнеитальянские торговые общины — Венеция, Генуя, Пиза, Флоренция, особенно первые две. Вся средиземноморская и черноморская торговля, все посредничество с Востоком попало в их руки, и эти торговые республики, повторяя историю пунийцев и греков, некогда подвизавшихся на тех же берегах, вели кровопролитные и жестокие войны за монополию. Ожесточенная борьба между генуэзцами и венецианцами30*, пизанцами и флорентийцами только прикрывалась знаменами гиббелинов и гвельфов3г, под которыми эти купцы багрили кровью старокультурные волны средиземного бассейна. Подобно пунийцам, грекам и этрускам, венецианцы и генуэзцы были в то же время пиратами и разбойниками, грабившими слабые и беззащитные побережья, но, подобно своим древним предшественникам, они находили главную силу, доставлявшую им богатство, а чрез него и политическое могущество, в торговой монополии.

Могущественные ганзейские и верхнеитальянские городские общины были первыми независимыми политическими организациями свободного типа, много посодействовавшими общей борьбе городских сословий с феодальными, о которой мы упомянули в прошлой главе и которая имела такое важное значение в смене сословного рабства сословными монополиями. Сменить же рабство международное международною монополией выпало, однако, на долю не этих первых в Новой Европе международно-монопольных организаций. Как не гильдии и цехи, а лендлордизм, откупы, банковые и акционерные привилегии сменили собою рабовладение, с которым впервые вступили в борьбу гильдии и цехи, так и в международных отношениях не торговые общины Ганзы и Верхней Италии наследовали своими монополиями завоевательной политике феодальной эпохи. Монополии эти как исключительно торговые, не опирающиеся на национальную промышленность, оказались для этой роли недостаточными. Ганзейцев и итальянцев сменили монопо- листки-нации, а не монополистки-общины. Общеизвестен тот процесс, благодаря которому в течение XVI века монополия торговли с Востоком и Западом перешла в ру.ки Португалии и Испании. Открытие морского пути в Индию португальцами, открытие Америки испанцами дало, как известно, толчок этому движению и впервые в истории представило пример целых могущественных наций, захвативших в свои руки торговую монополию32*. С тех пор и до половины XIX века главною основою международных экономических отношений явилась монополия; даже непосредственное политическое господство собирало экономические жатвы не столько прямыми данями и обложениями, сколько разного рода монополиями, укрепляемыми политическим владычеством. Международное экономическое господство получило отныне и на четыре века главное орудие в международной монополии. Лишь в последние десятилетия это орудие оказывается притупившимся и очевидно приходящим в негодность при состязании с новым усовершествованным экономическим оружием. Об этом, однако, ниже, а теперь нам предстоить еще сделать общее беглое обозрение разных фазисов, чрез которые прошел монопольный режим в международных экономических отношениях.

§ 57. Первый период этих национальных монополий еще очень мало дифференцован от национальных порабощений. Его можно назвать испано-португальским, и он характеризуется стремлением захватить и монополизовать в свою пользу преимущественно сношения с теми странами, которые богаты драгоценными металлами. Если нельзя даром грабить, то хоть дешево приобрести золото и серебро и побольше навезти этих металлов домой, в родные горы и плоскогория Пиринейского полуострова — такова была несложная монопольная политика Португалии и особенно Испании. Громадное морское могущество, необъятные колониальные приобретения — все служило целям этой монопольной системы, и она торжествовала, как никогда в другое время никакая монопольная система. Быть может, этот-то невозбранный двухвековой успех, дозволивший беспрепятственно свершиться полному циклу эволюции, и был причиною не только внешнего, но и внутреннего краха системы. Португалия и Испания, раззоряя колонии и страны Востока, с которыми монополизовали торговлю, сами впали в бедность, еще сугубую, еще более безысходную. Получая массы драгоценных металлов, испанцы стали покупать все необходимое у иностранцев, за произведения которых золото уплывало за границу. Из Америки, Африки, Индии текло золото в Испанию и Португалию, но эти страны были лишь передаточною стан- циею, и золото текло дальше в страны, умевшие работать и производить. Национальная промышленность падала, и только доходы монополии давали испанцам возможность поддерживать блеск и могущество. Когда же эти монополии, наконец, были отняты, приток чужого золота прекратился, платить за иностранный труд стало нечем, а национальный труд, подавленный и загнанный, остался на стадии грубых первобытных процессов, тогда обнаружилось все ужасное обеднение, принесенное испанцам и португальцам их двухсотлетнею неоспоримою морскою и колониальною торговою монополиею. Их сменили голландцы и англичане, частью французы, и эти новые народы-монополисты внесли и новые взгляды на сущность монополии.

Второй период монопольного международного режима, занявший собою около полутора до двух столетий, с конца XVI до половины XVIII века, можно бы назвать голландским, потому что система, господствовавшая в этом периоде, была выработана и насаждена Голландией, достигшей замечательных успехов на этом пути и не сумевшей перейти к другой системе, когда во второй половине XVIII века явилась в том надобность. Правда, и Англия, и Франция единовременно с Нидерландами развивали ту же торговую политику и даже дали примеры очень стройных теоретических построений в ее защиту, но все-таки руководящая роль и самые блестящие успехи системы выпали на долю Нидерландов, давших образец полного и законченного типа этого рода международной монополии и доставивших ей в течение XVII века бесспорное преобладание, сменившее испанское преобладание и испанскую систему.

В XVI и до половины XVII века Нидерланды входили как составная часть в монархию Карла I и Филиппа Пъъ\ так что испанская монополия была вместе с тем отчасти и нидерландскою. Правда, нидерландцы не участвовали в эпических разбойничьих походах Кортеса, Писарро и др., не они нахлынули в новые страны для управления и хищничества, не к ним потекло и золото ацтеков и инков, но им, этим ученикам и наследникам Ганзы, открывались новые торговые пути34*. Купцы Антверпена и Амстердама не хуже купцов Любека и Бремена сумели воспользоваться счастливыми преимуществами. Золото брали испанцы, нидерландцы удовлетворились товарами новых стран, которые могли найти сбыт в Европе. Когда же в XVI в. им пришлось вступить в отчаянную борьбу за собственную свободу с Испанией35*, они не забыли, конечно, и выгод монопольной торговли продуктами отдаленных стран. Продолжительная ожесточенная борьба с Испанией и Португалией (тем временем соединившейся было с Испанией36*) доставили ряд военных и политических торжеств Нидерландам, послуживших основою и экономического преобладания. Португальцев голландцы вытеснили из Ост-Индии37', испанцев из значительной части Вест-Индии38*; они отняли земли у мыса Доброй Надежды и, основав там цветущую европейскую колонию39*, обеспечили себе путь на Дальний Восток, для чего они вытеснили португальцев из лучших мест Гвинеи40*. Не довольствуясь захватом индийской торговли, в то время самой прибыльной, голландцы последовали за португальцами и испанцами в Тихий океан, оспаривали у них китайскую торговлю, заняли Формозу41* и основали обширную колониальную империю из отнятых у соперников Зондских и Моллукских архипелагов42*. Открытия Куками других голландских мореплавателей подчинили их торговой эксплуатации обширные территории Океании и Австралии. Известно, что весь материк Австралии долго носил название Новой Голландии43*. Так раскидывали голландцы сети своей монополии, вышедшей сначала из преданий ганзейской монополии.

Действительно, вначале голландская монопольная система была точным возрождением древней пунийской и прямым продолжением средневековой ганзейской, опираясь исключительно на монопольное торговое посредничество. Ничего не производя сами, финикияне, ган- зейцы и сначала голландцы занимались лишь перевозкою товаров, доступ к которыми для остальных наций закрывали силою оружия. Это были товары Дальнего Востока, в то время более искусного в приготовлении предметов роскоши, дорогих тканей, хорошего оружия, изящной посуды, драгоценных украшений, нежели сравнительно малокультурная Европа, а с другой стороны, это были продукты тропического юга, не родящиеся под более суровым европейским небом: пряности, слоновая кость, красильные вещества, сахарный тростник, кофе и пр. Торговлю всеми этими восточными и колониальными товарами голландцы захватили в свои руки. Монополия ввоза этих товаров была основою системы, которая именно как развитие этой основы скоро получила дополнение, отличавшееся от древнепунийской и ганзейской системы, но сблизившееся с эллинской, как она начала было вырабатываться. Стремясь торговать произведениями отдаленных стран, греки основывали колонии в этих странах не только ради насильственного покорения этого выгодного рынка, но и с целью усилить производство ценимых в торговле продуктов. То же начали делать и голландцы, которые начали покрывать свои колонии плантациями сахарного тростника, индиго, пряностей, вместе с тем повсюду истребляя подобные плантации. Это было остроумное купеческое дополнение к эллинской системе. Остроумие это дошло до поистине высокой виртуозности в известной проделке с самыми дорогими пряностями Востока, как мускат, гвоздика и др. Голландцы решились истребить эти пряности на всем земном шаре, кроме двух небольших островов Моллукского архипелага, обращенных в специальные плантации этих пряностей... И они достигли этого, но сколько ценностей было уничтожено, сколько крови пролито ради этого чудовищного замысла, ради этой, конечно, высшей стадии монопольного режима и, если хотите, монопольного миросозерцания!44*

Голландцы же изобрели и самую крайнюю форму монопольного пользования своими международными политическими и экономическими успехами, именно форму монопольных торгово-промышленных компаний с политическими привилегиями и даже военною силою, но не им суждено было показать миру высшее развитие этого политического господства, прямо и открыто ставящего своею задачею экономическую эксплуатацию управляемого населения. Пробовали и французы счастья на этом пути45'; было подобное мертворожденное покушение и в России (американская российская компания, дожившая благополучно и, Скажется,> довольно безвредно до семидесятых годов этого столетия46'), но блеск и незабвенную славу таким компаниям доставили англичане своею могущественною Ост-Индской компанией, погребенной лишь в 1858 году в кровавых катастрофах индийского восстания47'. Вообще Англия, главная союзница Голландии в борьбе с прежними морскими монополистами, Испанией и Португалией, явилась ее счастливою соперницею в утверждении новой монополии. Сначала несомненное преимущество имела Голландия, но затем, когда она изнемогала в борьбе с французскими Бурбонами, Англия, энергично поддерживавшая ее и в этой новой борьбе за свободу Европы, успела воспользоваться выгодами своей неуязвимости островитян и стала быстро заменять Голландию на европейских рынках. Обширные колонии, отнятые раньше у испанцев и португальцев, а затем у французов, вместе с прочными завоеваниями в Ост-Индии доставили ей возможность установить и в свою пользу ряд торговых монополий и быстро развить свое морское могущество. Век XVIII был свидетелем этого постепенного голландского упадка и замены былого значения Нидерландов значением Англии. Ряд войн между соперницами завершил английское торжество и передал в руки Англии массу самых ценных голландских колоний и факторий. Все голландские (как и французские) владения в Ост-Индии перешли к англичанам, которые завладели и путем в Индию, захватив и Капландию, и Гвинею, и острова Маврикия48'. С другой стороны, англичане укрепились в Вест-Индии и проникли даже в Средиземное море, где голландцы никогда не основывались. Гибралтар и Минорка служили англичанам опорными пунктами в этих морях49'. Так англичане утвердили к концу XVIII века свою морскую гегемонию и захватили в свои руки торговую морскую монополию, вытеснив с этого поля испанцев, португальцев, французов и значительно стеснив нидерландцев. Но сначала принципы, положенные новыми монополистами в основу своей системы, были те же голландские принципы, которые так блистательно были осуществлены Нидерландами в XVII в. и за участие в монопольных преимуществах которых так долго и упорно боролась Франция XVII—XVIII вв. Это была система монополизации рынков закупки товаров, потребляемых Европою, дополненная монопольным производством этих товаров — словом, это была система монопольного ввоза. В экономической науке ее выражением явилась доктрина меркантилизма50*, сводящая международные экономические отношения на чисто купеческую точку зрения, и сообразно с этою точкою зрения создавшая пресловутую систему торговых балансов, которая, однако, благополучно дожила до нашего времени, пройдя и через протекционизм, и через фритредерство51*.

§ 58. Утвердив за собою морскую монополию, Англия думала, по- видимому, продолжать политику Нидерландов, но скоро обнаружилось, что политика эта уже отжила свой век и что международная монополия еще раз должна переменить свою форму, приспособляясь к новым условиям, созданным всемирною историей. Англия истратила громадные средства и силы на то, чтобы отнять у своих соперниц, Франции и Голландии, монополию ввоза восточных продуктов в Европу, а между тем оказалось, что Европа уже переросла культуру Востока. Гобелены превзошли падающие в красоте и доброте персидские ковры; лионские бархаты и шелка оказались не в пример изящнее и добротнее среднеазийских и китайских шелковых материй; севрский и саксонский фарфор <далеко> оставили за собою вырождающуюся китайскую фарфоровую промышленность; то же и с индийскими шалями, дамасскими клинками — всеми этими некогда знаменитыми изяществом и добротностью производствами, медленно вырождающимися и падающими на родине и быстро и сугубо расцветающими в самой Европе. Рынок европейский для восточных продуктов все сокращался в течение XVIII века, покуда к началу XIX века он, можно сказать, почти закрылся для обрабатывающей восточной промышленности. Если с половины XVII в. до половины XVIII в. голландцы, а раньше того венецианцы, генуэзцы и португальцы находили громадные ресурсы в монопольной торговле восточными товарами, то теперь, к концу прошедшего века, эта монополия становилась довольно ненужною. Именно в это время Англия окончательно ею овладела и не могла не почувствовать очень скоро, что так дело идти не может и что следует изменить систему. Постепенно она изменилась сама собою. Прежняя деятельность Ост-Индской компании сокращалась сама собою, торговля восточными товарами в Европе падала; окончательно добила эту торговлю континентальная система Наполеона /, направленная против Англии. Если бы во время изобретения этой знаменитой системы международные экономические отношения покоились на тех же самых основах, как в XVII веке, континентальное соглашение могло бы действительно в корне подорвать экономическое господство Англии. Тогда экономическое господство опиралось на монополию ввоза восточных и колониальных товаров в Европу, и прекращение ввоза поколебало бы в основе всю систему экономического господства. Теперь же этот ввоз уже потерял все свое значение, и его быстрое и внезапное воспрещение лишь ускорило ликвидацию этой операции, и без того осужденной на исчезновение и вытеснение.

Что же заменило собою эту монополию ввоза? Монополия вывоза стала на ее место. Европейская промышленность быстро переросла восточную, как уже упомянуто, именно к концу XVIII века. Ее товары стали гораздо дешевле, добротнее, изящнее. Натурально, если эти товары, вытеснив сначала восточные товары с европейских рынков, пошли затем и на сами восточные, оспаривая потребителя у туземного производства. Тот же торговый флот морских монополистов, который перевозил восточные товары на Запад, ныне повез западный товар на Восток; те же обширные торговые организации, которые наживались прежде за счет восточного производителя и западного потребителя, теперь стали наживаться за счет западного производителя и восточного потребителя. Прежде было так: Восток производил, Европа потребляла, Англия (Голландия раньше) монополизовала в свою пользу посредничество. Теперь же дело стали иначе: Англия производила, Восток потреблял, монополия распространилась на производство, монополизовано было не только посредничество, но и само снабжение восточных рынков. Забота о рынках сбыта сменила собою заботу о рынках закупки. Монополия в пользу национальной промышленности и торговли сменила собою торговую монополию португальского и голландского периода. Английский период монопольного международного режима именно отличается этою погонею за рынками сбыта, коренным образом изменяющею значение самой торговой монополии.

Если для торговой монополии голландского периода явилась теоретическою основою и оправданием доктрина меркантилизма с ее узкокупеческим пониманием национальных интересов, то для нового английского периода, для новой формы монополии, заключавшей в свои пределы и промышленность, такою теоретическою основою служит доктрина протекционизма, незаметно выросшая из меркантильной доктрины. Протекционизм имеет своею задачею обеспечить за национальною промышленностью внутренний рынок, подобно тому, как монопольная колониальная система стремится сделать то же для внешнего рынка. И не надо забывать, что именно Англия и Франция, две нации, первые перешедшие к системе рынков сбыта, и были первыми, введшими и разработавшими систему протекционизма, эту привилегию, выданную на внутреннего потребителя. Привилегия на того или другого внешнего потребителя выдавалась первоначально исключительно расширением колониального господства. Не забудем, что отложение Соединенных Штатов от Англии вызвано слишком грубым злоупотреблением этою привилегией на колониального потребителя52'. Американцы не вынесли этого злоупотребления, индусы должны были выносить, и именно в конце XVIII и начале XIX вв. Англия обеспечила за своею промышленностью монопольное господство на этом рынке в 250 миллионов потребителей53'. Англия и доселе продолжает расширять свое колониальное господство (в недавнее время—Бирмания, Египет54'), постоянно нуждаясь в рынках сбыта, но эта нужда не удовлетворяется уже монополией, которая в экономически передовых странах Европы, как Англия, Нидерланды, Франция, отжила свой век. Действительно, расширяя свое колониальное господство и вместе с тем рынки сбыта, эти страны начинают отрекаться от прежней системы исключительных монополий в свою пользу, уверенные, что однажды рынок открыт и обезопасен, свободная конкуренция решит все равно вопрос о господстве в их пользу. И относительно внутренней экономической политики они точно так же отказались от системы протекционизма, уверенные, что их экономическая сила не нуждается в политических мерах для торжества. Этою политикою мы уже выходим из периода международного монопольного режима и, судя по общим законам исторического движения, должны перейти в эпоху международного разобщения факторов производства, международного дифференцования на экономические классы, на классы наций- капиталистов и наций-батраков — словом, в эпоху международного капитализма. Это логическое заключение из всего хода международной экономической истории, как она очерчена нами в этих беглых заметках. В следующей главе мы остановимся подробнее на этом совершенно новом вопросе о господстве капитала в международных отношениях.

Таким образом, международная экономическая борьба исторического периода проходит три фазы: когда ее орудием служит порабощение народов, когда порабощение сменяется монополиею и, наконец, когда падает и монополия и экономическая борьба совершенно освобождается от поддержки политической силы. В национальном порабощении эти две силы сливаются; в монополии они уже дифференцованы, но тесно связаны; наконец рвется и эта связь, если становится возможной та экономическая политика, которой ныне начинают следовать Англия, Франция и Нидерланды, отказываясь от монопольной системы. В самой монопольной системе, в ее историческом развитии мы замечаем три существенно важных периода. Господство испанской системы мо- нополизует добычу золота и сношения со странами, богатыми золотом; поддержка политической силы здесь еще столь неразрывна с самою сущностью системы, что в этом отношении система очень мало отличается от прямого порабощения (часто соединяясь с ним). Вторая система, гол ландская, опирается на монополию торговли с отдаленными странами, производящими редкие и ценные товары. Это пунийская и ганзейская система, дополненная организацией производства этих товаров на месте. Опираясь прямо на воспрещение торговли с данными странами, на закрытие данных морей для всех других флотов (так называемые шаге clausum55’), эта система тоже нуждается в вооруженной охране, хотя далеко в меньшей степени, нежели предыдущая. Наконец, третья система, английская, основанная на монополии рынков сбыта, еще менее нуждается в политической силе, потому что скоро в протекционизме и системе покровительственных пошлин находит уже почти чисто экономическое орудие для монополизации рынка. Исходящее от политической власти, это орудие, конечно, не столь полно дифференцовалось от политики, как капитал, но все-таки оно вполне мирного свойства и не опирается на оружие, как системы голландская и испанская. Таким образом, от порабощения к монополии и в пределах самой монополии от испанской через голландскую к английской системе мы видим развитие все того же процесса, что констатировали и при анализе индивидуальной экономической борьбы, именно: постоянное смягчение формы экономического господства (впервые устанавливаемого завоеванием) и постоянное выделение орудий экономического господства от орудий политической власти. Процесс этот дошел ныне, как то ясно видно из предыдущего, до последнего термина в этом дифференцовании, до разобщения политических и экономических орудий. Это необходимый естественный фазис, который должен сменить собою монопольный строй, и таким новым строем может быть только возвышение капитала и в международных экономических отношениях, как то уже совершилось во внутренних. К проверке этого вывода мы и перейдем немедленно.

Считаю нужным оговориться, что в сфере международных экономических отношений еще более, нежели в индивидуальных, современное состояние мира заключает все фазы экономической истории и историческую смену дблжно понимать в смысле фаз исторической эволюции. Глава XII. МЕЖДУНАРОДНЫЙ КАПИТАЛИЗМ

§ 59. Обыкновенно экономисты <всех школ и направлений>, а равно следующие их указаниям государственные люди заботятся о возможно большем расширении вывоза национальных товаров за границу и о возможном сокращении ввоза товаров иностранных. Перевес вывоза над ввозом считается признаком благоприятным, а обратное отношение вызывает опасения. Это до такой степени прочно установилось в общем мнении, что публицисты, статистики, экономисты даже перестали говорить: «Перевес вывоза над ввозом равняется тому-то», — а попросту выражаются: «Торговый баланс заключился в благоприятном смысле на такую-то сумму», — и все знают, что это означает перевес вывоза на означенную сумму. Точно так же и обратно: «Неблагоприятный баланс на такую-то сумму», — всякий поймет как перевес ввоза над вывозом. Теоретически решено было раз навсегда, что перевес ввоза означает приплату чистою монетою, а в этой приплате заключается и рабочая плата иностранным рабочим, и прибыль иностранным предпринимателям, которые таким образом содержатся и наживаются за счет страны, допустившей в своей внешней торговле перевес ввоза, или «неблагоприятный торговый баланс». Нельзя оспаривать теоретической правильности этого вывода при одном, однако, условии: равной экономической силы и состоятельности всех стран, входящих в торговый обмен. Допуская это равенство, как можно теоретически допускать и равенство работоискателя и работодателя при договоре о найме, мы совершенно логически заключим, что если, обмениваясь продуктами, а следственно, и прибылями (и последними, при равенстве экономическом, в прямой пропорции с отпускаемыми продуктами), одна сторона дает меньше продуктов, то она получает и меньше прибылей. Такое состояние дел, если долго продолжается, должно вести к постоянному обогащению одной стороны за счет другой. Все это верно, и все это так ясно, что никогда не возбуждало сомнения; и спор между экономическими школами и направлениями редко касался этого предмета, вращаясь вокруг тесно связанных с ним вопросов: выгодно ли вообще меняться и чем выгоднее меняться (на этих вопросах и давались преимущественно битвы между протекционистами и фритредерами). Верно это и совершенно ясно, однако, лишь до тех пор, покуда остаемся в области гипотезы, допустившей полное экономическое равенство торгующих и обменивающихся сторон. Но подобно тому, как в индивидуальных экономических отношениях подобное равенство есть покуда фикция, в действительности кассируемая не только легальным рабством, но и кабалою, и нуждою, и имущественным неравенством, и неравенством культурным, так точно и в международных экономических отношениях экономическое равенство может быть лишь абстрагировано мыслью, а в действительности видим мы и прямую политическую зависимость, и экономическую кабалу, и неравенство богатства, и неравенство культуры. И все эти могучие факторы так глубоко влияют на международные экономические отношения, что наше теоретическое заключение о значении торгового баланса остается такою же фикцией, как была иллюзией, напр[имер], свобода договора между ирландскими лендлордами и ирландскими фермерами до законоположений Гладстона, отменивших эту пресловутую свободу274*. <Я чувствую, однако, что зашел несколько вперед и спешу обратиться к фактам.>

§ 60. Упомянутая теория учит нас, что вывоз богатит нации, а ввоз (или, вернее, перевес ввоза) беднит. Возьмем же по возможности больше стран за довольно продолжительный период (чтобы случайности одного года взаимно уравновесились) и посмотрим, какие нации отличаются перевесом вывоза или перевесом ввоза, т. е. говоря общепринятым статистическим языком, какие отличаются благоприятным и какие неблагоприятным торговым балансом. Для трехлетия 1880— 1882 гг. все нужные нам данные мы найдем в «Uebersichten der Weltwirthschaft»2* Неймана-Спалларта. Позднейшие данные для некоторых стран я дополнительно извлек из «Вестника финансов»3*, где приводятся официальные отчеты иностранных правительств. Для предшествующего десятилетия 1870-1880 гг. богатый материал заключается в известной работе Мелъголля4* «Balance-Sheet of the World for Ten Years»1.

Прежде всего, нельзя не обратить внимание на экономические отношения частей света, взятых в их целом, так как относительное экономическое преуспеяние таких крупных единиц сравнение не вызывает сомнений и пререканий. Никто не сомневается, что Европа богатеет, а Азия ей экономически подчиняется. Не возбуждают сомнения и экономические успехи Австралии, тогда как в Америке и Африке смешаны страны, преуспевающие и экономически отсталые5’. Как же выражается взаимное отношение пяти частей света в сфере экономического обмена, нас ныне интересующего? Европа, взятая в целом, обнаруживает несомненный и правильный из года в год перевес ввоза продуктов над вывозом, т. е. имеет «неблагоприятный» торговый баланс. Этот перевес достигает в указанное трехлетие (1880-1882 гг.) средним числом милльярда восьмисот десяти милионов рублей металлических в год6’. С другой стороны, Азия и Америка Сличаются столь же постоянным из года в год перевесом вывоза над ввозом, т. е. «благоприятным» балансом. Австралия, это ответвление Европы, отличается, подобно овоей метрополии, перевесом ввоза, или «неблагоприятным» балансом, тогда как Африка не имеет установившегося типа (да и не усчитана сколько- нибудь удовлетворительно). Таким образом, если верить доктрине благоприятных балансов, то Европа и Австралия из года в год беднеют, обогащая остальные части света! Вывод сразу представляется столь несообразным, что начивает внушать самые серьезные опасения за правильность установившихся воззрений и теорий на международный экономический обмен. Чтобы полнее разобраться в этих затруднениях и сомнениях, обратимся теперь к более детальному анализу изучаемого явления по отдельным странам и нациям и посмотрим, как между ними распределяется преобладание товарного вывоза или ввоза.

Страны, которые в среднем выводе за продолжительное время показывают перевес вывоза над ввозом (т. е. имеют благоприятный баланс), суть следующие: в Европе — Германия, Австрия, Россия, Испания; в Америке— Соединенные Штаты, Вест-Индия, Романская Америка7’ (вся); в Азии — Япония, Сиам8’, Индия, голландские колонии, Французский Индо-Китай, Филиппины; в Африке— Египет. Что касается стран с перевесом ввоза, или с неблагоприятным балансом, то это следующие: Англия, Франция, Италия, Голландия, Бельгия, Скандинавия, Швейцария, Португалия, Канада, Алжирия9’ и Капландия. Довольно этого списка, чтобы усомниться в благодетельности благоприятного баланса. Для наглядности мы представим эти же сведения в виде статистического ряда по убыванию избытков ввоза (+) и возрастанию избытков вывоза (-), а так как в списке участвуют и вели кие державы, и маленькие государства, то для лучшей сравнимости берем не абсолютные цифры, а относительные, именно: расчислим эти избытки на жителей. Таким образом, нижеследующий ряд [т. е. таблица] представляет данные об избытках ввоза (+) или вывоза (-), падающих на каждого жителя данной страны (в рублях металлических). Руб. мет. Руб. мет. на душу на душу 1. Капландия и Наталь10* (+) 32,9 13. Китай (±)0,0 2. Голландия (+) 30,2 14. Сербия (±)0,0 3. Англия (+)27,3 15. Испания (-) 0,3 4. Алжирия (+) 17,5 16. Германия (-) 0,4 5. Бельгия (+) 16,0 17. Япония (~) 0,4 6. Австралия (+) 9,2 18. Россия (-)0,б 7. Швейцария (+)8,7 19. Сиам (-) 0,8 8. Франция (+) 8,0 20. Индия (-) 0,9 9. Скандинавия (+)5,7 21. Австрия (-)1,9 10. Португалия (+)3,6 22. Романская Америка (-) 2,9 11. Канада (+) 2,2 23. Соединенные Штаты (_) 4,0 12. Италия (+) 2,1 24. Египет (-) 5,8 Последовательность этой статистической строки [т. е. таблицы] в высшей степени назидательна. Первый столбец весь занят странами «с неблагоприятным балансом», и это несомненно самые богатые страны мира. Одни Соединенные Штаты в конце строки (на предпоследнем месте) нарушают гармонию, а то бы пришлось признать, как раз наоборот теории, что чем меньше вывоз, тем лучше! О Соединенных Штатах, впрочем, мы поговорим особо, а теперь постараемся внимательнее изучить нашу поучительную строку, столь смело и бесцеремонно кассирующую установившиеся взгляды. Для этого мы ограничимся одною Европою и в ней странами, о которых можем иметь довольно разнообразные статистические сведения для необходимых сопоставлений. Если мы возьмем десять таких стран, охватывающих, впрочем, всю Европу, за исключением Пиринейского и Балканского полуостровов, то извлекая их из вышеприведенной большой строки, получаем следующую малую, собственно европейскую. <Интервал отделяет страны с ввозом больше среднего европейского (+5,5) от остальных.> На душу На душу руб. мет. руб. мет. (+) 30,2 6. Скандинавия (+) 5,7 (+) 27,4 (+) 16,0 7. Италия (+)2,1 (+)8,7 8. Германия (-) 0,6 (+) 8,0 9. Россия (-) 0,4 10. Австрия (-) 1,9 1. Голландия 2.

Англия 3.

Бельгия 4.

Швейцария 5.

Франция

Европа - (+) 5,5 руб. мет. на душу275

Таким образом, шесть из этих десяти стран имеют избыток ввоза (+) более среднего для всей Европы избытка (5,5 на жителя), а остальные или меньше среднего, или даже избыток вывоза (-). Но которые же из них богаче? Всем зїо известно, но посмотрим на факты. Если мы возьмем ежегодное производство богатства в каждой стране и, выразив его в металлических рублях, расчислим на душу, то (следуя вычислениям Мелъголля) окажется следующий убывающий ряд по относительному богатству, причем мы отмечаем курсивом те страны, которые в вышеприведенной строке показали больше среднего европейского избытка по ввозу. <Интервал ставим на переходе через среднюю европейскую цифру производства богатствам Для Швейцарии данных не имею. На душу На душу руб. мет. руб. мет. 1. Англия 365,8 6. Скандинавия 158,1 2. Голландия 339,1 3. Бельгия 275,0 7. Австрия 105,3 4. Франция 222,5 8. Италия 93,7 5. Германия 175,3 9. Россия 67,8 Европа - 145.

Все нации, ввозящие более среднего европейского и стоящие подряд во главе списка «неблагоприятного баланса» (см. предыдущую строку), показывают по этому списку преимущество и в богатстве, будучи все пять богаче среднего европейского (145 р[ублей] металлических] на душу) и стоя из пяти четыре подряд во главе строки, расположенной по богатству. Наоборот, все три нации, которые в этой строке <стоят ниже интервала, т. е.> оказываются беднее средней европейской состоятельности, оказываются и по прежней строке замыкающими нисходящий ряд, т. е. отличающимися наименьшим ввозом и наибольшим вывозом. Параллельное изучение этих двух строк не оставляет сомнения, что существует какой-то закон, управляющий соответственным расположением стран в обоих рядах; что должно быть соотношение между перевесом ввоза и богатством и соотношение не обратное, как принято думать, а прямое. Само исключение в пользу Соединенных Штатов (в первой строке) и частью (хотя и в меньшей степени) в пользу Германии (в третьей строке) может только свидетельствовать, что закон этот действует не один, а подвержен ограничению и влиянию иных факторов, достаточных для частных нарушений, но бессильных повлиять на общий, весьма ярко выступающий характер соотношений. Каковы же могут быть эти факторы?

Прежде всего обратимся к денежному обращению на международном рынке, к обмену драгоценными металлами.

Обыкновенно принимается, что разница между ценностью ввоза и вывоза товаров выплачивается монетою. Посмотрим же, как происходит эта операция. Выше мы привели данные о ввозе и вывозе товаров, за исключением драгоценных металлов. Вот, к сожалению, менее полные данные о международном движении монеты. Ввоз (+) и вывоз (-) расчислены тоже на душу в металл [ических] рублях, и страны расположены в ряду по убыванию избытков ввоза монеты и возрастанию избытков вывоза. Страны, в которых преобладает (по 2-й строке, см. выше) ввоз товаров, отмечены курсивом. Для Италии и Швейцарии не имею достаточно полных данных. О странах неевропейских особо ниже. Таким способом, статистическая строка о ввозе и вывозе драгоценных металлов в европейских странах получается следующая.

На душу На душу

руб. мет. руб. мет. 1.

Бельгия (+) 5,1 5. Скандинавия (+) 0,3 2.

Голландия (+) 1,6 6. Австрия (-) 0,02 3.

Франция (+) 1,5 7. Россия (-) 0,1 4.

Англия (+) 0,5 8. Германия (-) 0,2

Европа - (+) 0,4.

Поучительность этой строки превосходит всякое ожидание. Не только ни одна страна не расплачивается монетою за полученные избытки ввоза, но решительно все, получившие такие избытки товаром, затем получают избыток и монетою, тогда как все три, вывозящие монету,

вывозят и товары с избытком. Европа, взятая в целом, тоже следует этому закону, ввозя и товары, и монету в избытке.

Эти исчисления не могут возбуждать сомнения. Для Англии они заимствованы у Спалларта и основаны на выводе средней цифры из 27 лет; для Франции заимствованы оттуда же и составляют среднюю для 12 лет1); для Германии - оттуда же, средняя для последних четырех лет (т. е. 1880—[ 18]83 гг.), а предыдущее десятилетие исключено ввиду ненормального ввоза контрибуции (к тому же и данные для баланса товарной торговли взяты для тех же четырех лет). Что касается остальных стран, то цифры ввоза и вывоза монеты заимствованы мною у Мельголля (так как у Спалларта их нет) и составляют среднюю из десятилетий (1870- 1880 гг.). Таким образом, хотя данные не всегда вполне друг другу современны, но опираются на достаточно продолжительное время, чтобы вывод был достоверен в общем своем значении. Для Италии, к сожалению, нет данных ни у Мельголля, ни у Спалларта, но, по <отрывочным> сведениям «Вестника финансов», видно, что она золото вывозит в значительном количестве, будучи в таком случае первый примером в нашем исследовании, где разность товарного ввоза и вывоза покрывается монетою. Мы видим, что в восьми странах, объемлющих всю Европу, кроме трех южных полуостровов, дело обстоит именно обратно, и тот, кто отдает больше товара, не только не получает эквивалента монетою, но даже сам приплачивает покупателю!2

§ 61. Если мы обратимся к странам неевропейским, то данные за продолжительный период и вместе с тем за последние годы находим у Спаллар- та ив «Вестнике финансов» лишь для Соединенных Штатов и Ост-Индии. За четырнадцать лет (1872—[ 18]86 гг.) Соединенные Штаты ввозили и вывозили следующее количество драгоценных металлов (в мет. руб.). Трехлетия

1872-74 гг. 1875-77 гг. 1878-80 гг. 1881-83 гг. 1885-86 гг. Миллионы руб. мет. Вывезено более (-) Ввезено более (+)

(-) 217.7 (-) 165,3 (+) 87,4 (+) 105,2 (-) 17,0 Средним числом в год млн. руб. мет.

(-) 72,6 (-) 55,1 (+) 29,1 (+)35,1 (-) 8,5 Средним числом ежегодно на душу руб. мет.

(-) 1,45

(-) 1,1

(+) 0,58

(+) 0.7

(-) 0,17 Итого за 14 лет За 6 лет ([18]80—86 гг.) (-) 207,4 (+) 186,9 (-) 14,8 (+>31.2 (-) 0,29 (+) 0,62 1 Не надо забывать, что Франция за это время вывезла пять миллиардов контрибуции12' и все-таки сохранила перевес ввоза над вывозом. 2

Для периода 1861-1888 гг. у Мельголля («Dictionary [of Statistics]») находим. следующие данные: Англия за этот срок ввезла благородных металлов более, нежели вывезла, на 80 млн. ф. ст. (500 млн. руб. мет.), а Франция за тот же

В пояснение к этой табличке дблжно заметить, что в ней, кроме общего итога за четырнадцать лет, приведен частный итог за шесть лет (1880—[ 18]86 гг. без 1884 г., для которого точных данных у меня нет), потому что приведенные в первой строке данные о вывозе и ввозе товаров относятся именно к этому периоду. Данные для 1872-[ 18] 83 гг. взяты у Спалларта, для остальных двух лет - из «Вестника финансов»1 .

Сопоставляя эту табличку с данными о вывозе товаров, мы замечаем, что и здесь, как в Италии, но совершенно обратно данным для восьми главнейших государств Европы, ввоз и вывоз являются в таблице не с одинаковыми, а с обратными знаками. В Соединенных Штатах перевес товарного вывоза совпадает (для восьмидесятых годов) с перевесом монетного ввоза. В Италии, наоборот, перевес товарного ввоза совпадает с перевесом монетного вывоза. Таким образом, если поэтому Италию надо исключить из списка стран, получающих ежегодно избыток ценностей и товаром, и монетой, то Соединенные Штаты приходится исключить из списка тех наций, которые ежегодно приплачивают монетою покупателям своих произведений. Эти данные для Италии и Соединенных Штатов, таким образом, не только не подрывают выводов из наших рядов, но даже подтверждают. Было странно видеть Италию рядом с богатейшими странами мира, как было удивительно найти Соединенные Штаты в списке беднейших. Мы видим теперь, что и Италия, и Соединенные Штаты существенно отличаются от иных стран, в соседство с которыми они попали в нашей первой строке, где, с одной стороны,

период ввезла более, нежели вывезла, на 217 млн. ф. ст. (или на 1 миллиард 456 миллионов рублей метал[лических]). Иначе говоря, за это время (сплошь больше четверти века) товарами и монетами эти две страны получили ценностей более, нежели дали, на два миллиарда 848 миллинов рублей метал [лических], т. е. на 17 миллиардов 800 миллионов рублей метал [лических], или на 71 миллиард 200 миллионов франков! Хорош «неблагоприятный» баланс...

1 У Юрашека, продолжающего издание Неймана-Спалларта, находим следующие позднейшие данные, в общем соответствующие нашим выводам. За время с 1882-го по 1893 гг. в Соединенных Штатах было четыре года с перевесом вывоза драгоценных металлов, а девять лет с преобладанием ввоза, именно: 1881 г (-)91168 1887г (-) 24173 1882 г (+)6945 1888 г (+) 12924 1883 г (+) 3341 1889 г (+) 67678 1884г (+) 29707 1890 г (+) 18172 1885 г И Ю11 1891 г (-) 72694 1886г (+) 33870 1892 г (+) 13352 1893 г (+) 105050

В это же время Соединенные Штаты сильно теряли на товарах, которых вывозили значительно больше, нежели ввозили. Объяснения текста могут, стало быть, остаться без изменения.

Голландия, Англия, Бельгия и Франция отличаются наибольшим богатством (см. строку третью), наибольшим избытком товарного ввоза (см. первую и вторую строку) и наибольшим избытком ввоза монеты (см. четвертую строку), а с другой стороны, Россия и Австрия отличаются наименьшим развитием богатства, наибольшим избытком товарного вывоза и наибольшею монетною приплатою по торговому балансу (см. те же строки). Относительно этих шести стран так же, как и относительно Германии и Скандинавии (только не так резко выраженное), явление, нами наблюдаемое и изучаемое, не может возбуждать ни споров, ни сомнения. Переходное положение занимают Италия и Соединенные Штаты, не успевшие окончательно примкнуть ни к одному из этих двух резко отделенных и сложившихся международно-экономических типов, ни к тому, который, как Англия, Франция, Нидерланды и в меньшей мере Скандинавия, только,все получает, ни к тому, который, как Россия, Австрия, в меньшей мере Германия, все только отдает. Италия получает товары и отдает монету (хотя, судя по неполным данным, дает денег больше, нежели получает товаров), а Соединенные Штаты' отдают товары, получая взамен деньги (хотя денег получают <значительно> меньше, нежели дают товаров). Обе страны дают все же ценностей больше, нежели получают, но однажды еще не установился окончательно тип, обе нации еще могут рассчитывать примкнуть к типу англо-франко-нидерландскому, а не к австро-русскому. Особенно это следует сказать о Соединенных Штатах. Из вышеприведенной таблицы ввоза и вывоза драгоценных металлов в Соединенные Штаты совершенно явствует, как в течение двенадцати лет (1872—[ 18]83 гг.) быстро улучшалось положение страны на международном рынке. Начавшись с <значительного> перевеса монетного вывоза, совпадавшего тогда и с перевесом товарного вывоза, десятилетие закончилось значительным ввозом, и переход этот не был внезапностью, которая могла быть вызвана случайностью, но (как и видно из нашей таблицы) постепенно накоплялся из года в год в зависимости, очевидно, от постоянно действующей причины.

В течение десятилетия 1870-1879 гг. Соединенные Штаты постоянно вывозили в избытке всяческие ценности, так что за все десять лет потеряли около миллиарда рублей металлических, но с начала восьмидесятых годов начинается заметный поворот в этих отношениях. С одной стороны, постепенно сокращается перевес товарного вывоза, а с другой, появляется перевес монетного ввоза. <Сокращение перевеса товарного вывоза с начала восьмидесятых годов шло следующим образом: в трехлетие 1881-1883 гг. средним числом ежегодно вывозилось товаров больше, нежели ввозилось, на сумму 226 ООО ООО руб. мет. при среднем ежегодном избытке по ввозу монеты на сумму 35 100 ООО, или при чистой потере ценностей на сумму 191 800 000 руб. мет.; а в следующее трехлетие средний ежегодный перевес товарного вывоза понизился до 163 900 ООО руб. мет. при среднем вывозе монеты (без данных о 1881 годе) в 8 500 ООО руб., всего 172 400 000, или на 9 400 000 руб. мет. ежегодной потери меныие.> И это, несмотря на то, что именно в это трехлетие (1884-1886 гг.) Соединенные Штаты испытали серьезный промышленный кризис!

Что же Соединенные Штаты сделали для такого поворота в свою пользу международного экономического положения? Они быстро накопляли богатство усиленною производительностью труда и освобождали страну от иностранных капиталов, которые были в значительном размере затрачены в американские ценности со времен междуусобной войны шестидесятых годов13*. Война эта стоила одному только государству несколько миллиардов, и значительная часть этих бумаг находилась за границей, так что одним лишь этим путем, в виде процентов на государственные займы, Американская республика вывозила за границу десятки миллионов. Оправившись от войны и быстро восстановляя свою состоятельность, американцы двояким способом принялись за изменение этого даннического положения. С одной стороны, государство усиленно погашало долги, а с другой — американские финансисты обращали свободные и быстро растущие ресурсы на покупку американских фондов, которые, таким образом, даже не погашенные, постоянно возвращались в Америку. Правда, этим путем увеличивался вывоз монеты в обмен за бумаги, но зато постоянно сокращался вывоз монеты в уплату процентов. Одна эта операция, потребовавшая в первое десятилетие после войны усиленного вывоза монеты, повела к значительному сокращению этого вывоза к началу восьмидесятых годов. Но не одни государственные фонды находились за границею. Сильно пострадавшая во время войны страна нуждалась в капиталах для всякого рода реставрации в промышленности и торговле, обещая большие барыши капиталистам. Европейские капиталы, конечно, явились к услугам, и американцы должны были видеть, как прибыли на эти капиталы вывозились за границу. Но это привлечение иностранных капиталов было лишь первою фазою экономической реставрации после войны, затем и тут начался выкуп предприятий, скупка американских акций и облигаций на европейских биржах и т. д., в результате чего оказывался временно усиленный отлив монеты из Америки, но ценою уменьшения ее постоянного отлива в будущем. Насколько закончился этот процесе уравнения экономического положения американского и европейского (англо-франко-нидерландского) рынков, судить трудно, но при том богатстве, которое развивают американцы, и при той культурности, которой они достигли, можно ожидать, что им <совершенно> удастся эмансипироваться от опеки иностранного капитала в указанной форме'.

Существует, однако, еще другая форма такой опеки, менее резкая и ркая, но, тем не менее, вполне реальная, при помощи которой ино- гранный капитал извлекает дополнительные выгоды из туземной ромышленности. Эта форма заключается в способах транспорта и ха- актере торгового посредничества. Надо помнить, что тот же товар, вы- езенный из страны х и ввезенный в страну z, по ценности далеко не сегда равен сам себе. Конечно, если ввозимый беспошлинно товар (на- р[имер], хлебное зерно) траспортируется через сухопутную границу, на- р[имер], чрез австро-русскую у Волочиска14', то его ценность, заносимая ведомости обеих таможень, русской Волочисской и австрийской Подво- эчисской, приблизительно одинакова. Совсем иное дело, если товар пе- гвозится морем. Транспорт хлеба, отбывший из Одессы или Нью-Йор- I, показывается в таможенных ведомостях этих портов ценностью, зна- ітельно меньшею, нежели в портах прибытия — Лондоне или Гавре, пути ценность груза значительно возросла. Возьмем, напр[имер], «Вест- їк финансов и промышленности» (№ 30,1887 года) и видим в нем,«что, іпр[имер], в порте отбытия, Одессе, 17 июля 1887 г. озимая пшеница оила 1,00-1,20 рубля, а в порте прибытия, Марселе, уже 1,21-1,40 руб., їй на 20 коп. дороже. Самарская пшеница в Петербурге стоила ігда 0,90-1,00 р., а в Лондоне — 1,32-1,45 р., или на 42-45 коп. »роже, и т. д., <т. е. в пути ценность товара возросла на 20-45%.> ода входит цена транспорта (фрахта), страховая премия и прибыль гоцианта. Кто же получает эту надбавку ценности? Конечно, та стра- , на чьих судах перевозится ценность, в чьих страховых компаниях рахуется груз, в чьих руках находится сама торговая операция... Аме- канский торговый флот, сильно потрясенный междуусобною войной, гда он братоубийственно взаимно был уничтожен, должен был после йны уступить первенство иностранным флагам, преимущественно лтанскому, а с тем вместе и страховка грузов перешла в иностранные сіпаний тех стран, под флагами коих отныне двинулся американский гз. Те же причины, вместе с возрастающею <непомерно> силою <ев- іейского> англо-франко-нидерландского капитала, повели и к сосре- :очению главной доли внешней американской торговли в руках евро- іцев. Надо помнить, что Соединенные Штаты очень мало имеют торных сношений с экономически отсталыми европейскими странами, реимущественно с самыми преуспевающими. Таким образом, громад- [ ценность, приобретаемая товаром при транспорте, в большей части ла учитываться в пользу европейских конкурентов Америки, так что, ф[имер], Англия, получая американского товара на 100 милл[ионов], вращала из уплоченной за него суммы всю цену транспорта, страхов- и посреднической прибыли, тогда как, отправляя в Америку те же милл[ионов] товара, она прибавляла в свою пользу и цену транспорта, премию, прибыль. Если мы допустим, что единовременно из Лондона в Нью-Йорк и из Нью-Йорка в Лондон отправлено по грузу ценностью в 100 милл[ионов] и что по прибытии каждый из них вздорожал до 110 милл[ионов], то предполагая, что весь транспорт сделан на английских судах и английскими негоциантами, окажется, что Америка получит 100 милл[ионов], а Англия 120 милл[ионов]. Конечно, в действительности не весь транспорт делается на иностранных судах и иностранными коммерсантами, но если большинство грузится иностранцами на иностранные суда, то и этого достаточно, чтобы обмен вышел далеко не равный. Достаточно сказать, что средняя (за трехлетие 1880— 1882 гг.) ежегодная ценность ввоза всех стран мира превышает среднюю ежегодную ценность всемирного вывоза на 1 385 300 000 р[ублей] металлических], чтобы убедиться в громадном значении указываемого фактора. Весь этот миллиард с третью рублей и есть надбавка ценности в пути, надбавка, достающаяся тому, кто сумел овладеть транспортом и посредничеством. Средняя ценность всего всемирного экспорта определяется суммою около 10 миллиардов руб[лей] металлических], так что надбавка ценности за транспорт и посредничество достигает 14% первоначальной стоимости товара276.

Таким образом, если первою формою международного экономического неравенства является непосредственная затрата иностранных капиталов на туземную промышленность или в туземные фонды, при помощи чего прибыли национального производства отливают за границу, то второю такою формою представляется завладение торговым международным посредничеством и транспортом, благодаря чему естественные прибыли международной торговли вместо того, чтобы распределяться между обеими сторонами, падают в пользу одной, так что для уравновешения ввоза приходится вывозить не равное, а большее количество ценностей (на всю сумму возросшей от обмена ценности обмениваемых товаров). Эта форма так же, как и первая, успела было установиться в отношениях между Соединенными Штатами и передовыми нациями Европы; но постепенное возрождение американского торгового флота и американской торговли открывает довольно вероятные перспективы устранения и этого неравенства, хотя, конечно, не столь скоро и решительно. Европейский торговый флот и европейский торговый капитал тоже развиваются весьма быстро и неохотно уступают завоеванное в Америке положение.

Третья причина отлива монеты из Соединенных Штатов заключается в переселенческом движении. Дело в том, что только немцы и ирландцы большею частью выселяются в Америку, порывая все связи с родиною, забирая с собою семьи, не имея мечты вернуться в отечество. Другие переселенцы, которых в Америке не меньше указанных категорий, большею частью смотрят на Америку лишь как на место, где они должны поправить свои дела, чтобы вернуться с полными карманами на туманный ли британский остров, в светлую ли Францию или в знойную Италию. Весьма многие и действительно возвращаются, переводя с собою и свои нажитые в Америке капиталы. Приливают в Соединенные Штаты пустые карманы, отливают полные. Но даже те, которым не удается осуществить заветную мечту заработать состояние и возвратиться на родину, долго бьются над ее осуществлением и не рвут связей с родиною. Туда они посылают сбережения, туда направляется и помощь семье и родственникам, расплата с долгами, нравственными обязательствами, дань любви к родине и друзьям. Все это, сливаясь в одно движение монеты из Нового Света в Старый, дает в результате весьма крупную сумму и составляет могущественный элемент постоянного перевеса вывозимых ценностей над ввозимыми и притом элемент неустранимый до тех пор, пока Соединенные Штаты являются страною иммиграционного движения.

Я нарочно остановился подробнее на американских отношениях, чтобы на примере этой несомненно преуспевающей и высококультурной страны показать пружины той международной экономической борьбы, которая кажется столь простою поклонникам «благоприятного» международного торгового баланса. Эти пружины, как мы видим, сами собою сводятся к трем главным группам: 1) вселение иностранных капиталов, затрачиваемых на туземную промышленность, помещаемых в национальные фонды; 2) утверждение иностранного капитала в качестве главного посредника в международной торговле, чрез что обесценивается в пользу иностранцев вывоз, увеличивается в ценности в их пользу ввоз, а разность уплачивается новою ценностью, и 3) вселение иностранцев, смотрящих на страну как на временное местопребывание, как на поприще для наживы и обогащения с целью возвращения домой. Несмотря на высокую культурность американцев, их богатство, силу их капиталов, все эти три фактора проявились в Соединенных Штатах с особою силою после разорительного междоусобия шестидесятых годов. Хотя третья причина действует совершенно самостоятельно и вне связи с последствиями междоусобной войны, но, благодаря зависимости первых двух от этих последствий, семидесятые годы, непосредственно переживавшие плоды войны, были так неблагоприятны для Соединенных Штатов, что можно было опасаться (при поверхностном наблюдении), не понизила ли эта война сам международный экономический тип американской республики до типа экономически подчиненных стран Старого Света. Но это была горячая международная борьба. Американцы выкупали иностранные капиталы, затраченные в их промышленность и помещенные в их фонды. Ценности поэтому усиленно отливали из Америки, но в результате уменьшался их отлив в будущем. С другой стороны, начавшееся возрождение торгового флота и вообще сложного аппарата торгового международного посредничества открывает надежды на улучшение, и с другой стороны, хотя покуда в значительных размерах существует третья причина, полной экономической взаимности установить с экономически господствующими странами Европы, конечно, Соединенным Штатам не удастся.

§ 62. Обращаемся к Ост-Индии, которая тоже характеризуется, как мы видели, громадным перевесом вывоза товаров. Посмотрим, в каком отношении между собою находятся прилив и отлив ценностей в товарах и в монете. Вот данные, выведенные из сведений о четырех годах, а именно: товарный обмен для трехлетия 1881-1882 гг. (по Спалларту) и особо для 1886 г. (по «Вестнику финансов»), а обмен монеты для четырехлетия 1880-1883 гг. (по Спалларту).

В миллионах рублей металлических

Вывезено больше, Ввезено больше,

нежели ввезено, нежели вывезено, Чистый дефицит

товаров на сумму монеты на сумму 1880

(-) 150,2 (+) 60,1 (-) 90,1 1881

(-) 216,5 (+) 47,2 (-) 179,3 1882

(-) 206,1 (+) 63,9 (-) 142,2 1883

? (+) 77,6 ?

1886 (-) 162,6 ? 1_

1880-1882 гг. (-) 572,8 (+) 171^2 (-)401,6

Среднее (-) 190,9 (+) 57,1 (-) 133,8

Таким образом, Индия ежегодно отдает ценностей приблизительно на 134 милл[ионов] руб[лей] металлических] больше, нежели получает. Это та дань, которую она выплачивает экономически господствующим странам (собственно говоря, Англии) и выплачивает всеми тремя способами. Громадные английские капиталы затрачены в индийскую промышленность (железные дороги, оросительные каналы, портовые сооружения, чайные и иные плантации и пр.) и помещены в индийские фонды, истраченные на поддержание английского владычества в Индии. Поэтому весьма солидные количества всевозможных ценностей ежегодно переходят из Индии в Англию владельцам этих фондов, акций, облигаций, промышленных и торговых паев, предприятий и пр. С другой стороны, ни собственного торгового флота, ни собственного торгового класса, занимающегося международным посредничеством, Индия не имеет. Все это в руках английского капитала, а так как оборот внешней индийской торговли равняется средним числом приблизительно 800 милл[ионов] руб[лей] металлических] в год, то одним этим путем Англия может выручить избытков на десятки миллионов. Наконец, и третья форма экономической подчиненности широко развита в Индии, где не только большие иноземные капиталы эксплуатируют туземную промышленность, а громадный иноземный капитал всецело овладел внешнею торговлею, но и масса иностранцев, смотрящих на страну лишь как на поприще наживы и легкого обогащения, постоянно въезжает и выезжает, привозя с собою только большие аппетиты, а увозя солидные капиталы. Культурная отсталость Индии, нуждающейся в интеллигентном и техническом труде, облегчает эту операцию, а политическая подчиненность англичанам делает ее еще того удобнее. Эта политическая подчиненность, не дозволяющая Индии политическими мерами обороняться от экономического подчинения, в связи с культурною отсталостью, устраняющею туземца с дороги приехавшего наживаться европейца, в связи, наконец, с бедностью страны, являющеюся необходимым последствием экономического подчинения, не открывает в ближайшем будущем перспективы для изменения положения к лучшему. Чтобы в этом убедиться, стоит только сравнить семидесятые годы (Mulhall «Balance-Sheet») с восьмидесятыми. В течение семидесятых годов Индия отпустила товаров более, нежели получила, на 750 миллионов руб[лей] мет[аллических], а монеты получила более, нежели отпустила, на 430 000 000 руб [лей] металлических], т. е. чистой потери в пользу иностранцев — 319 400 000, или по 31 940 000 р[ублей] мет[ал- іических] в год. Мы видели выше, что в наступившее затем первое трех- іетие восьмидесятых годов эта средняя ежегодная потеря равняется уже 133 800 000 руб [лей] металлических]. Такое громадное возрастание (в ^етыре раза), конечно, не было внезапным скачком, а постепенно накоплялось в течение десятилетия 1870-1879 гг., и это явление доказывает лишь одно, что Индия стоит не на той дороге, которая ведет к экономическому равенству. Иностранные капиталы и иностранные культуртрегеры 15‘ солидно основались в стране, и она очень быстро увеличивает Евою ежегодную дань, взимаемую, однако, уже не мытарями16* или полісменами, а незаметно, хотя и весьма чувствительно, уплачиваемую в ложном обороте производства и торговли.

§ 63. Обозрев экономическое отношение двух главных неевропейских тран к экономически господствующим европейским, мы теперь снова

вернемся в Европу. Только здесь, на крайнем Западе материка (Франция, Бельгия и Голландия) и на прилегающем к нему британском острове, бесспорно утвердилось международное экономическое преобладание. Сюда же отчасти примыкает соседняя Швейцария и скандинавский Север. Остальная Европа, подобно Ост-Индии, служит данницею этих экономически господствующих наций. Особенно рельефно в этом смысле выступает, как мы выше видели, положение Австрии и России. Первая из них ежегодно вывозит товаров средним числом больше, нежели ввозит, на 73 500 ООО руб[лей] мет [ал лических], отпуская при этом и монеты на 8 700 000 руб[лей] металлических] (к сожалению, данные не вполне друг другу современны)277, т. е. в среднем выводе ежегодно приплачивает иностранцам 82 200 000 руб [лей] мет [ал лических], или без малого 2 руб. (1 руб. 92 коп.) с каждого жителя империи. Не столь велико обложение России, но тоже не ничтожное. Общее превышение товарного вывоза равняется сумме в 64 мил [лиона] руб [лей] металлических], а приплата монетою достигает средним числом 12 690 000 руб [лей] мет [ал лических], а всего — 76 690 000 руб[лей] мет[аллических], или приблизительно по 70-80 коп. с каждого жителя.

Нечего много распространяться, чтобы напомнить о наличности в этом случае всех тех трех причин, от которых ныне постепенно высвобождается Америка и которые постепенно окончательно опутывают Ост- Индию. Кому неизвестно, напр[имер], какие громадные иностранные капиталы помещены в русские и австрийские государственные фонды и какие поэтому громадные суммы наличною монетою переводятся за границу единственно для удовлетворения процентами государственных кредиторов. сГІоследний поход17' немецкой печати против русских фондов обнаружил их в размере более миллиарда в одной Германии.> Но не одни государственные фонды служат иностранцам для помещения капитала в России или Австрии. Железные дороги и масса промышленных предприятий служат для того же. Чуть ли не ежедненно читается о новых грандиозных предприятиях в России, зачинаемых на иностранные капиталы. То нефтяное дело в Баку, то железное — в Кривом Роге, то мануфактура в Царстве Польском18’ и т. д., и т. д. служат все новым и новым поприщем для затраты иностранных капиталов, прибыли с которых, конечно, текут за границу.

Не менее упрочилась и другая форма экономического неравенства между западною и восточною Европою. Для кого же тайна, что le gros corps19* внешней торговли находится в руках иностранцев и что почти целиком весь ввоз и вывоз является <к нам> на иностранных судах, оставляя в пользу иностранцев всю разность между ценностью вывоза и ценностью ввоза и заставляя Россию выплачивать эту разность новыми собственными ценностями.

Третья форма международного экономического подчинения, вселение культуртрегеров, не менее широко распространена как в Австрии, так и в России. Закон об иностранноподданных в России обнаружил их в числе даже большем, нежели ожидали при самых смелых расчетах. Все это приезжает в Россию, делает деньги и отъезжает на родину с капиталами в кармане. Культурное неравенство дозволяет свободное и удобное внедрение этих.культуртрегеров как в России, так и в Австрии. Относительная бедность дозволяет внедрение капиталов для разных предприятий и захват этими иноземными капиталами внешней торговли. А вместе взятое все это ведет к тому, что нация обращается в экономически подчиненную сторону, ежегодно и правильно выплачивающую дань экономически господствующим нациям.

Эти нации — Англия, Нидерланды (и романские, и германские), Франция, стоящие вместе с тем на вершине национального богатства и культуры. Если мы, напр [имер], возьмем Голландию и сложим чистый избыток ввоза товаров и монеты, то получим около 32 руб[лей] металлических] среднего ежегодного избытка на душу, т. е. около 160 руб [лей] металлических], свыше 250 руб [лей] кредитных на среднюю семью в год! Столько ценностей могла бы ежегодно получать каждая голландская семья как дань других народов, если бы все приплаты других наций в пользу голландцев были бы разделены поровну между ними. Сделав подобный же расчет для всех экономически господствующих наций, мы увидим, что эта дань других наций в их пользу приносит им на семью: английскую — около 230 руб [лей] кредитных], бельгийскую — 170 р[ублей] кредитных], французскую — 75 р[ублей] кредитных] <и скандинавскую — 45 р[ублей] кредитных] приблизительноХ На эту сумму другие нации работают и производят для них, не получая ничего в обмен. Что касается абсолютных цифр, то, к сожалению, для восьмидесятых годов они недостаточно (что касается обмена драгоценными металлами) полны, чтобы охватить довольно значительное число стран. Поэтому приходится довольствоваться семидесятыми годами, для которых у Мельголля находим довольно полный материал. За десятилетие 1870—[18]79 гг. главнейшие страны мира следующим образом участвовали в обмене. 1.

Четыре экономически господствующих нации получили излишек ценности и товаром и монетою в следующем размере.

Англия 2111

Германия 746

Франция 440

Голландия 377 Избыток ввоза, в млн. руб. мет.

Монетою Товаром Всего

157,5 5 812,5 5 970,0

851,2 1 125,0 1 976,2

66,2 625,0 691,2

285,0 562,5 847,5

1 359,9 8 125,0 9484,9

Англия

Франция

Голландия

Бельгия

Или, другими словами, эти четыре страны за сказанное десятилетие поглотили ценностей, произведенных другими странами без всякого их за то вознаграждение, круглым числом на 9 Ч2 миллиардов рублей металлических, или 38 миллиардов франков (без малого 15 миллиардов рублей кредитных). 2.

С другой стороны, следующие страны оказались несомненно экономически подчиненным, уплачивая иностранцам избыток ценностей.

Избыток вывоза, в млн. руб. мет. Монетою Товаром Всего

Соединенные Штаты Южная Америка (вся) Южная Африка Ост-Индия Австралия

310,0 687,5 997,5 490.6

250,0 740,6 11,

9 62,5 74,4 430.6

750,0 319,4

290,3 125,0 165,3

672,2 1 625,0 2 297,2 3.

Из остальных стран, о которых у Мельголля находим достаточные сведения, небольшой избыток имели Россия, Австрия, Скандинавия и Канада. О Германии, Италии, Швейцарии, Турции сведения вполне недостаточны, как и о большей части Азии и Африки и некоторой части Америки (Мексика, Вест-Индия и др.) и Австралии (неанглийские владения)20*.

Если сравним эти данные для семидесятых годов с вышеприведенными вычислениями для восьмидесятых, то легко усмотрим, что Скандинавия и Канада, тогда лишь робко ступившие на стезю избытков, успели на ней утвердиться; Соединенные Штаты сделали значительные и небезуспешные усилия, чтобы высвободиться из экономической подчиненности, в которую их поставила междоусобная война; Ост-Индия, напротив того, сделала значительные шаги по пути развития этой подчиненности; некоторые шаги по тому же пути сделали Австрия и Россия. Богатые богатели; бедные беднели; среднее состояние выпадало, так как Скандинавия, Канада, Соединенные Штаты выбивались наверх, другие же вытеснялись книзу, и между имущими и неимущими нациями расстояние лишь возрастало278. Этот общий экономический закон, ныне господствующий во внутренних отношениях передовых стран Европы и определяющий развитие и порядок имущественного распределения при невозбранном господстве капитала, сказался, как мы видим, и в международных отношениях и сказался во всем своем блеске и силе. Историческая эволюция, распределив сначала членов наций на экономические классы, ныне распределяет на такие же экономические классы сами нации. Несомненно, что Англия, Франция, Нидерланды возвысились и утвердились как экономически господствующий класс наций. За ними тянутся Скандинавия и Швейцария, имея некоторые шансы на успех. За то же место энергически бьются североамериканская республика и Германия. Тень того же экономического преобладания падает от Англии и Франции и на их колонии с европейским населением (Канада, Каплан- дия, Алжирия), которые тоже выбивается наверх. Зато тём ниже опускаются колонии с туземным населением: Ост-Индия, французский Индо- Китай, голландская [Ост-]Индия (Зондские и Моллукские острова), вся Вест-Индия (британская, французская, голландская, испанская), Египет и т. д. Рядом с этими туземными колониями стоят культурно отсталые страны неевропейские: вся Южная Америка, Сиам и др. Несколько выше их, но все же в разряде экономически подчиненных стран встречаем культурно отсталые европейские страны: Австрию, Россию, Испанию, Балканские земли... Приблизительно таким вырисовывается современное экономическое положение мира и отношение наций между собою. Дифференцование наций на экономические классы стало уже совершившимся фактом, и было бы неосновательно оставаться на фиктивной теоретической почве якобы равного экономически положения. Не равно положение работодателя и рабочего; не равно положение лендлорда и мелкого съемщика; чистая фикция — свобода их договора о найме или аренде. Точно так же ныне и в международных отношениях не равно положение нации-капиталистки и народа-работника; и чистая фикция — весь этот «благоприятный» и «неблагоприятный» торговый баланс, в спорах о котором столько преломлено копий.

§ 64. Дифференцование человечества на нации как экономические классы представляет собою явление, совершенно новое в истории. Оно начало сказываться в сороковых годах, когда впервые Англия начала ввозить товара более, нежели вывозила, и, вопреки этому, продолжала богатеть. Она первая вступила на этот путь, но данные о том времени еще не указывают на сущность явления. Это просто казалось странностью, которой только опасались в Англии. Опасения оказались излишними. За Англией одна за другою вступили на тот же путь Голландия, Бельгия, Франция, и все четверо продолжали богатеть. Патриоты, однако, опасались и скорбели. Чудаки скорбели, что получают более, нежели дают! Пятидесятые и шестидесятые годы, в течение которых с разными колебаниями совершалась эта знаменательная эволюция, затемненная при этом многочисленными военными и политическим потрясениями, очень медленно выясняли существенные черты процесса, так что лишь последние два десятилетия обрисовали его с достаточною ясностью. И мы видели, что восьмидесятые годы в этом отношении даже ярче семидесятых. <Вот почему мне приходилось сводить самый новейший21* статистический материал, хотя по необходимости он должен быть менее полон и точен, нежели более от нас отдаленный. Дело в том, что> только в настоящее время изучаемый процесс обрисовался с достаточною рельефностью и ясностью, потому что это самые последние, самые свежие всходы на всемирно-исторической ниве.

Что же обнаруживают перед нами эти всходы? Ясно, что экономическая международная история, пройдя фазисы прямого экономического насилия, или завоевательной политики, и экономической монополии во всех ее последовательных стадиях, вступила в фазис господства капитала, которому в теории соответствует фритредерство, как господству капитала внутри обществ соответствует пресловутая доктрина «laissez-faire, laissez-passer»22', теория свободного (т. е. дезорганизованного) труда и свободной конкуренции. Таким образом, чисто фактическое индуктивное исследование привело нас в этой главе к заключениям, которые раньше были выведены нами из теоретического построения. Индуктивное исследование вполне подтверждает дедукцию из общего исторического закона, установленного нами ранее того, а такая взаимная проверка дает нам новую уверенность в правильности наших выводов, практическое и теоретическое значение которых жизнь и наука призваны выяснить во весь их рост в недалеком будущем.

Так, строго соответственно развиваются экономические отношения на почве индивидуальной и на почве коллективной борьбы за существование. Одинаковым способом возникает экономическое господство и одинаково проходит оно три главных стадии: порабощение, монополию, эксплуатацию — причем каждая последующая стадия представляет сравнительно с предыдущею более смягченную форму господства и более полное дифференцование господства экономического и политического.

Каждая из этих больших стадий в истории <международной> экономической борьбы сама распадается на фазисы. Так, стадия порабощения заключает в себе фазисы набегов (грабежа, контрибуций), постоянной дани и сатрапий. Стадия монопольного режима распадается на фазисы чисто торговой монополии, торгово-промышленной монополии ввоза, торгово-промышленной монополии вывоза. И тут, как мы видели, каждый последующий фазис экономического господства является и смягчением, сравнительно с предыдущим, и более дифференцованным от господства политического." Каждая стадия, однако, предоставленная сама себе (т. е. «естественному» ходу экономической эволюции), роковым образом свершает свою миссию деморализации и деградации, упраздняя согласованную самодеятельность народа, навязывая согласование принудительное и тем вызывая самодеятельность несогласованную. При культурной разнородности сталкивающихся наций, когда решающим моментом в борьбе является культура (экономическая в том числе), исторический подбор решительно покровительствует этой форме исторической эволюции и циклизм становится законом развития. При относительной культурной однородности сталкивающихся наций, когда решающим элементом в борьбе является уже не культура, а активность (согласованная самодеятельность), исторический подбор дает опору этой активности (т. е. умственному и нравственному началу), в которой циклизм и находит сопротивление и даже опровержение. Активность в этом случае опирается как на культурное орудие борьбы на орудие экономического господства следующей стадии. Против порабощения выступает монополия; против монополии воздвигается капитал. Такова в самых общих чертах схема <международной> экономической борьбы в ее историческом развитии, насколько она выясняется перед нами на предшествующих страницах.

Сообразно этим стадиям и фазисам развития <международных> экономических отношений развивалась и экономическая доктрина, где меркантилизм сменился протекционизмом, а этот последний — фритредерством, который является теоретическим обоснованием и нормальными выражениями экономического господства капитала в международных отношениях. Практическое осуществление доктрины фритредерства без всяких ограничений и без всякого регулирования означало бы только облегчение и ускорение дифференцования человечества на нации капиталисток и работниц, на имущих и неимущих. Следует ли из этого, что протекционизм прав в своих притязаниях вытеснить фритредерство из практики так же, как и из теории? Нисколько, конечно. Протекционизм есть выражение монопольного периода <международной> экономической борьбы, как фритредерство — эпохи капитализма. Как неосновательно было бы думать побороть господство капитала во внутренних экономических отношениях возвратом к монополиям гильдий, цехов, майоратов и пр., так точно и в международных отношениях невозможно противупоставлять силе господствующего капитала режим монополий. Не протекционизму по силам остановить международное дифференцование, являющееся выражением господства капитала, которое ныне весьма недвусмысленно начинает устанавливаться и в международных отношениях, как уже установилось в индивидуальных.

Что может дать <нам> протекционизм с интересующей нас точки зрения? Несомненно, он повышает предпринимательскую прибыль в промышленности и делает ее сравнительно более значительною, нежели в странах, не огражденных благодеяниями покровительственных тарифов, а такое повышение прибылей неизбежно ведет и к повышению рыночного процента на капитал. Все это, во-первых, заставляет государство, общественные управления и компании искать для своих займов преимущественно иностранные капиталы как более дешевые. Таким образом, национальные фонды оказываются по необходимости за границею. Далее, иностранные капиталы привлекаются в страну высокою предпринимательскою прибылью. Вспомним, сколько переселилось в Царство Польское иностранных фабрик после повышения пошлин23*. Эта же высота предпринимательской прибыли в стране необходимо и неизбежно передает всю внешнюю торговлю в руки иностранного капитала, который довольствуется меньшею прибылью (а вещь экономически невозможная, чтобы, напр[имер], в торговле англорусской могли быть разные прибыли для русских и английских негоциантов). И отлив национальных фондов за границу, и вселение иностранного капитала в страну, и переход внешней торговли в руки иностранцев, и даже вселение иностранных культуртрегеров (сопровождающих иностранные капиталы) — все это значительно облегчается системою протекционизма, которая, затрудняя одни пути международной экономической эксплуатации, облегчает другие и является не только совершенно призрачным орудием против угрожающей экономически отсталым странам участи стать чем-то вроде батраков по отношению к нациям, экономически господствующим, но в некотором отношении даже содействует этому процессу. Но фритредерство только облегчает его. <Что же делать?

Можно бы указать на ряд паллиативных мер, способных задержать быстрое развитие этого процесса, в роде, напр[имер], разных препятствий и затруднений к вселению иностранных капиталов и иностранных культуртрегеров; поощрения торговому мореходству, системе тарифов, рассчитанной на понижение предпринимательской прибыли и покровительства обработке сырья его производителями и т. д., и т. д. Этюд этот, однако, совершенно теоретического характера, и я не имел в виду предлагать какие-либо практические решения.>

Не могу <только> не указать в заключение, что пути к действительному сопротивлению этой опасности намечены отчасти историей внутренних экономических отношений, всегда на всем протяжении истории предварявших своею эволюцией аналогичную эволюцию международных отношений. Это предварение, бывшее доселе законом истории, не указывает ли прежде всего на то, что и ныне господство капитала должно найти себе ограничение прежде всего в отношениях внутренних? Сюда должны быть направлены первые и главные усилия. Только после этого можно надеяться с успехом противустать капиталу и на почве международных экономических отношений, исходя, конечно, из тех же начал, которые противуставляются господству капитала во внутренних экономических отношениях.* А это начала общественной солидарности, государственного влияния и экономической организации, которая частью расстроилась с падением прежней рабской и монопольндй организации труда, частью расстраивается в процессе разложения сельской общины и заменяется полною дезорганизацией (свободный труд, свободная конкуренция, мобилизация земельной собственности), открывающей самое широкое поприще для Сизучаемых нами экономических явлений> господства капитала в индивидуальных так же, как и в международных отношениях.

Не могу не отметить еще одного исторического обстоятельства, Имеющего существенное значение для нас, русских.> Из великих наций Англия, Нидерланды и Франция занимают положение экономически господствующих, представляют капитал в международных отношениях. Соединенные Штаты и Германия (с Цислейтаниею24') бьются за место среди тех же экономических господ. Возможно, что они достигнут цели, но весьма мало шансов, чтобы еще какая-либо великая нация имела возможность подняться на ту же ступень, потому что по самому существу процесса счастливцев не может быть много. Из массы представителей труда возвышаются немногие представители капитала. В таком случае Россия окажется силою вещей в числе, <а следовательно, и во главе> наций, представляющих труд в международных отношениях и страдающих от экономического дифференцования, от господства капитала. И не натурально ли ожидать, что на ее долю выпадет значительная роль в предстоящей борьбе за международную экономическую справедливость? В этом заключается ее прямой интерес и для этого она покуда сохраняет в своей внутренней экономической организации очень важные и существенные элементы и условия, дозволяющие борьбу с господством капитала. <Такова одна из императивных задач русской истории, и сколько бы мы ни отворачивались от этой задачи, налагаемой на нас всем ходом нашей национальной жизни, история (и если не внутренняя, то внешняя) должна рано или поздно привести и поставить нас лицом к лицу с этою широкою и ответственною проблемою. И лучше заранее приготовиться к великой исторической ответственности, выпадающей на нашу долю, нежели увидеть себя застигнутыми врасплох, «как раб ленивый и лукавый», зарывший свой талант в землю25*. Наш талант тоже в земле, но он не скрывается в земле, а питается, сохраняется и держится ею... Наш долг не дать заглохнуть ему среди плевел злонамеренного кулачества и благо* намеренного невежества.>

<< | >>

↑

Источник: Южаков, С.Н.. Социологические этюды / Сергей Николаевич Южаков; вступ, статья Н.К. Орловой, составление Н.К. Орловой и БЛ. Рубанова. - М.: Астрель. - 1056 с.. 2008

Еще по теме ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ОРУДИЯ ;* В МЕЖДУНАРОДНОЙ БОРЬБЕ:

- Cоциология семьи - Антропология. Этнография - Гендерная социология - Демография - Домоведение - История социологии - Методы сбора и анализа социологических данных - Общая социология - Первоисточники по социологии - Политическая социология - Социальная безопасность - Социальная работа - Социальная структура и стратификация - Социально-территориальные общности - Социоинженерная деятельность - Социологические работы - Социология культуры - Социология личности - Социология общественного мнения - Социология права - Экономическая социология - Этносоциология -