6.2. Учение об эстетических идеях

По Канту, формальная слаженность художественного, например поэтического, произведения еще не делает его подлинным произведением искусст- 174

Victor Basch.

p. 479.

18 В. Ф. Асмус 505 ва. «Стихотворение,— говорит Кант,— может быть очень милым и изящным, но лишенным духа» (Ein Gedicht kann recht nett und elegant sein, aber es ist ohne Geist)290.

Произведение искусства может даже не заключать в себе ничего заслуживающего порицания с точки зрения вкуса и все же — быть лишенным духа.

Что же такое этот «дух»? В эстетическом смысле под «духом» Кант понимает принцип, оживляющий материал художественного произведения, иначе — то, что приводит душевные силы в целесообразное движение, порождает игру, которая поддерживается сама собой и даже увеличивает наши силы. И Кант утверждает, что этот принцип — не что иное, как «способность изображения эстетических идей». Под «эстетической идеей» Кант понимает, согласно его собственному разъяснению, «представление воображения, которое дает повод много думать, причем, однако никакая определенная мысль, т. е. никакое понятие, не может быть адекватной ему и, следовательно, никакой язык не в состоянии полностью достигнуть его и сделать его понят- ным»291. И Кант тут же поясняет, что «эстетическая идея» соответствует «идее разума». Различие между ними — то, что идея разума «наоборот, есть понятие, которому никакое созерцание (представление воображения) не может быть адекватным»292.

Кант называет такие представления воображения «идеями». Они стремятся к тому, что лежит вне границ опыта, пытаются приблизиться к изображению понятий разума (интеллектуальных идей). Это стремление дает им вид объективной реальности, и дает его потому, что эстетическим идеям как внутренним созерцаниям не может быть вполне адекватно никакое понятие.

Так поэт стремится, по Канту, представлять в чувственной форме идеи разума о вечности, о творении или же то, что, хотя и находит примеры в опыте (смерть, зависть, любовь, славу и т. д.), но выходит за пределы опыта. Посредством воображения, которое по следам разума стремится достигнуть все большего и большего, поэт пытается дать во всей полноте чувственный образ того, для чего в природе нет примера. Эта способность к созданию эстетических идей свойственна всем искусствам, но она может сказаться в своем полном объеме только в поэзии. И Кант поясняет, что, рассматриваемая сама по себе, эта способность и есть собственно то, что называют та-

179

лантом .

Воображение будет творческим в эстетическом смысле, если оно дает пластическое изображение понятия, способное само по себе порождать повод думать — и притом думать так много, что этого никогда нельзя охватить в определенном понятии. Такое представление расширяет само понятие до безграничности. Оно приводит в движение способность интеллектуальных идей разума — именно для того, чтобы по поводу этого представления мыслить больше, чем непосредственно воспринимается в самом представлении и может быть сделано в нем ясным.

Там, где формы сами по себе не создают пластического изображения данного понятия, они могут выражать соединенные с ним следствия и родство с другими. Такие формы называются эстетическими атрибутами предмета. И в этом случае понятие о предмете как идея разума не может быть изображено адекватно. Такие атрибуты дают эстетические идеи, которые служат вместо логического изображения идеи разума. Их цель — оживить душу и открыть нам вид на необозримое поле сродных представлений.

Искусство оперирует эстетическими атрибутами не только в живописи и в скульптуре, в которых средства эти постоянно применяются, но также и в других видах искусства. Так, по Канту, поэзия заимствует дух, оживляющий ее произведения, исключительно из эстетических атрибутов предмета. Они идут рядом с логическими и дают воображению полет, при котором можно мыслить — хотя и смутно — гораздо больше того, что может быть выражено в понятии и в словесном выраже- нии293.

Таким образом, кантовская «эстетическая идея» — это представление воображения, соединенное с данным понятием. В своей свободной деятельности оно связано с разнообразием частных представлений. Для этого разнообразия нельзя найти ни одного выражения, которое обозначало бы определенное понятие294.

В «эстетической идее» рассудок через свои понятия никогда не достигает полного внутреннего созерцания воображения, которое соединяет это созерцание с данным представлением. А так как перевести представление воображения в понятие — это собственно значит объяснить его, то «эстетическую идею» можно, по Канту, назвать «необъяснимым представлением воображения» — в его свободной игре (eine inexponible Vorstel- lung)182. Понятие об «эстетической идее» приводит Канта к новому определению прекрасного. В свете понятия об «эстетической идее» Кант заново определяет красоту как «выражение эстетических идей» (Ausdruck asthetischer Ideen)183.

С другой стороны, понятие об «эстетической идее» дает Канту возможность завершить характеристику «гения», т. е. субъекта художественного творчества. Суммируя результаты своего анализа, Кант выделяет как характерные для художника четыре черты. Художественный талант — это, во-первых, талант не к науке, а к искусству. Если бы он был талантом к науке, то его деятельности должны были бы предшествовать известные правила, определяющие ее приемы.

Во-вторых, художественный талант предполагает не только рассудок, не только определенное понятие о произведении как о цели; он предполагает также представление — пусть неопределенное — о материале, о созерцании, необходимом для пластического изображения понятия. А это значит, что художественный талант предполагает отношение воображения к рассудку.

В-третьих, художественный талант обнаруживается не столько в выполнении преднамеренной цели — в пластическом изображении определенного понятия, сколько скорее в зарождении и в раскрытии «эстетических идей», заключающих в себе богатый материал для этой цели. Другими словами, художественный талант создает возможность представить само воображение как свободное от всякого подчинения правилам и как целесообразное для пластического изображения данного понятия.

Наконец, в-четвертых, художественный талант предполагает ненамеренную субъективную целесообразность в свободном соответствии воображения с закономерностью рассудка. Более того. Он предполагает такой подъем и такое состояние этой способности, каких нельзя достигнуть, следуя определенным правилам науки и механического подражания. Способность эту может дать только природа субъекта185.

Там, где эти условия соединяются в деятельности художника, возникает произведение изящного искусства, которое может быть названо произведением «гения». Такое произведение, однажды возникнув, являет образец, или пример. Но это — не пример для школьнического подражания. Если бы оно было предметом такого подражания, в нем погибло бы именно то, что в нем составляет «гений» и в чем заключается оживляющий и животворящий «дух» произведения. Произведение «гения» пример только для другого «гения». Последний, взирая на образцовое произведение, вовсе не думает создать его повторение или копию. Под влиянием воспринятого произведения в нем только пробуждается чувство собственной оригинальности (seiner eigenen Originalitat). Он стремится проявить в искусстве свободу от принудительности правил, но таким образом, чтобы через собственную деятельность дать искусству новое правило и тем самым проявить свой

г U 186

талант как образцовый .

Наоборот, бездарное подражание есть только «обезьянничанье» (Nachaffung). Такой подражатель старается скопировать все — вплоть до того, что у гения неудачно, но что гений должен был все же оставить, чтобы не ослабить своей идеи. У гения это — не недостаток, а заслуга — заслуга смелости. Однако дозволительные для гения смелость выражения и некоторые уклонения от общих правил не терпят подражания и — сами по себе — всегда остаются недостатками.

Особый вид «обезьянничанья» — манерность (das Manierieren). Это — обезьянничанье оригинальности. При нем хотят во что бы то ни стало и как можно дальше уйти от всякого подражания, но не обладают талантом, настолько сильным, чтобы достигаемая таким путем оригинальность могла стать образцовой (musterhaft). В манерном художественном произведении выра- жение идеи рассчитано только на своеобразность

U 187

и потому не соразмерно с идеей .

Для понимания кантовского учения о «гении» и тесно связанной с этим учением классификации искусств очень важно учесть, что, по Канту, художественное произведение всегда являет некоторое соединение вкуса с гением. Соединение это не всегда бывает гармоничным.

Каждый из этих двух элементов художественного произведения выполняет свою особую функцию. Вкус, как и способность суждения, есть дисциплина гения, его школа. Вкус сильно подрезывает крылья гения (beschneidet diesem sehr die Fltigel), он делает его благовоспитанным и отшлифованным. Вместе с тем вкус дает «гению» руководящую нить: он показывает, в каком направлении и как далеко гений может идти, оставаясь целесообразным. Вкус вносит ясность и порядок в полноту художественного мышления. Благодаря вкусу, гений становится способным к устойчивости в идеях, к прочному и постоянно идущему вперед развитию. Качества эти вызывают всеобщее одобрение и побуждают к работе других.

В глазах Канта эта роль вкуса настолько важна в искусстве, что если в одном и том же произведении между «гением» и «вкусом» возникает конфликт и если одним из двух необходимо пожертвовать, то в жертву должен быть принесен «гений». Ибо способность суждения скорее должна положить границу свободе и богатству воображения, чем рассудку188.