УТЕШЕНИЕ АРНЕРА И РАЗГОВОР, КОТОРЫЙ МОЖНО БЫЛО БЫ ОЗАГЛАВИТЬ: «ВОТ ТАК ГЕРЦОГ!»

Между тем Арнер был в большом затруднении, что ответить генералу, который засыпал его письмами, убеждая перестать быть, наконец, посмешищем для двора и всего света. Тереза также прожужжала ему уши

просьбами ответить дяде.

Он было взялся уже за письмо, но не мог начать; в это время одно обстоятельство вывело его из затруднения. Биливский, вот уже полтора года ничего не писавший такого, что могло бы служить утешением для доброго старого дяди, прислал ему очень кстати письмо, которое должно было привести дядю в восторг. Министр ему сообщал, что вопрос настолько созрел, что он видит для себя возможность сделать все, от него зависящее в этом деле, так как Арнер и его друзья до сих пор честно выполняли все, что было в их силах. В ближайшие же сорок восемь часов он собирался предложить герцогу провести обследование деревенских установлений Арнера с целью выяснения возможности их дальнейшего развития. Эндорф и Нелькрон, как и он, Биливский, убеждены в возможности выполнения всего плана и наверное поддержат его во всем. В дальнейшем он рассчитывает на помощь его лейтенанта и его старосты и, по всей вероятности, установит связь между ними и правительственной комиссией, назначение которой он намерен предложить.
Арнер был крайне доволен тем, что мог теперь опять успокоить дядю. Первая его мысль при чтении письма была не о герцоге, а о том, что он избавился от необходимости написать дяде письмо. Он решил немедленно по* слать генералу, покинувшему двор, письмо Биливского в оригинале с единственной просьбой: как можно меньше говорить пока об этом с Сильвией.
В тот же приблизительно день Биливский просил герцога дать ему частную аудиенцию, которая тотчас же была ему разрешена. Догадываясь о причине его прихода и подготовленный к его докладу, герцог взял Биливского под руку и уселся с ним у камина — там, где лишь несколько месяцев тому назад висел над герцогом снятый теперь менцовский портрет Арнера, утешавший душу Биливского. Герцог видел, как глаза Биливского с грустью скользнули по этому месту. Он напомнил герцогу о том восторге, в который привели его начинания Арнера, затем ему кратко и ясно доложил о ходе всего дела в течение нескольких лет. Он дал ему разъяснение о средствах, которыми Арнер пользовался для достижения своих конечных целей, показал, в чем состоит сущность заложенных в них сил и как согласованность этих мероприятий с насущными потребностями человека делала
почти неизбежным успех; затем, не прерывая своей речи, он нарисовал ему точную и ясную картину положения его народа и особенно подчеркнул разницу, существовавшую между состоянием всех его народных установлений в целом и установлениями Арнера в его деревне.
Миллионные доходы государства, говорил он, сами себя пожирают при запутанности в делах управления; источник миллионов иссякает в болоте вреда, наносимого народу беспорядком, которому он предоставлен. А правосудие страны при общей запущенности народа в своей слепоте ударяет его слабой рукой наугад и не знает середины между тиранией цепей и еще большей тиранией каверз, присяги и затяжных тяжб судебных* разбирательств. Даже видимое общее благосостояние страны, растущие заработки народа и растущие суммы финансовых доходов являются обманчивой мишурой, если государству не удается укрепить это благосостояние вплоть до низших слоев народа путем прочного влияния на хорошее целесообразное образование. Вы знаете, Биливский,— перебил его герцог,— как я все это чувствую, но я убежден, что ничего тут поделать нельзя.
Биливский возразил: Извините, ваша светлость. Я не возражаю, что помочь трудно и что конечная цель ведет к тысяче уклонов, которые часто хуже, чем само зло; но тем не менее я убежден, что имеется средство конкретно помочь, и именно одно единственное. И это средство? — спросил герцог. Осторожное, четко выработанное влияние правительства на индустриальное образование народа. Только от него можно ожидать, что оно со временем даст князьям возможность упростить финансовые операции, облегчить их тяготы и упорядочить жалкое правосудие страны, которое в таком виде вечно творит несправедливость. Мы должны разобраться в бесчисленных требованиях правосудия, при помощи которых оно хочет, не вникая в человеческую душу, лепить по-своему человечество, как глыбу глины, и, отбросив ненужное, приспособить остальное к человеческой природе; необходимо уменьшить все, что вызывает раздражение против закона и потребность противодействовать ему, и укрепить волю народа к законности.

Г е р ц о г. Вы мечтаете, Биливский. Я вновь начинаю переживать годы своей юности.
Биливский. Ваша светлость, на этот раз я опираюсь на верный опыт, без него я бы так не говорил.
Герцог. Но и опыт обманывает, Биливский. И часто сильнее, чем что-либо другое, если вы не уверены в его полной точности и безошибочности. Не правда ли? Вы думаете, что если бы все деревни были, как Бонналь Арнера, то это было бы так, как вы говорите, и я с вами вполне согласен; но весь вопрос, как это сделать?
Биливский. О расследовании этого вопроса я и прошу вашу светлость.
Герцог. Из этого ничего не выйдет, Биливский. Мир — это сумасшедший дом.
Биливский. Ваша светлость, в этом сумасшедшем доме одни комнаты в большем порядке, чем другие.
Г е р ц о г. Это верно.
Биливский. Существует громадная разница между людьми, которые хорошо устроены, и теми, которые не устроены.
Герцог. И это верно. Это равносильно выигрышу в лотерее. Среди десяти тысяч попадается один счастливый билет, который выигрывает.
Биливский. Ваша светлость! Это не совсем так; среди народа имеется много людей, вполне приспособленных к тому, чем они должны быть, но их могло бы быть гораздо больше; моя уверенность в этом и заставляет меня изложить вашей светлости мои желания.
Г е р ц о г. Я очень хотел бы упорядочить жизнь моего народа, но вы знаете, как мой опыт меня разочаровал.
Некоторое время Биливский хранил молчание; затем герцог опять сказал: Продолжайте. Нет, ваша светлость,— продолжал Биливский,— порядок среди людей — это не лотерейный билет; от государства вполне зависит мудрым влиянием на образование народа хорошо обеспечить его и с успехом противодействовать первоисточникам народной нужды.
Герцог. Что может уменьшить неизбежные ужасы правосудия и облегчить невероятный гнет финансовых требований? Как думаете вы обуздать все отравляющую жадность людей к деньгам, эту двигательную силу промышленности, на которую вы так рассчитываете?

Биливский. Твердым влиянием правительства на соответствующее нашей природе и обстоятельствам настроение и образование народа.
Г е р ц о г. Разве это возможно?
Биливский. Успех, который имели попытки Арнера, делают это по меньшей мере вероятным.
Герцог. Могла ли ускользнуть от вас разница между руководством целым народом и частным влиянием, какое имеет дворянин у себя в деревне?
Биливский. Там, где разница эта имеется, она не могла от меня ускользнуть; точно так же не могло от меня ускользнуть, что те средства, при помощи которых Арнер достиг в своей деревне подобных результатов, в руках вашей светлости дадут такие же результаты для всей страны, какие имели место в деревне моего друга.

Герцог. Я хотел бы, чтобы вы мне поручились в этом.
Биливский. Кто мог бы для вашей светлости быть достаточным поручителем?
Герцог понял его и сказал с усмешкой: Никто.
Но Биливский, ничего еще не замечавший, сказал: Я думаю, если никто не может поручиться за этот человеческий проект, то Нелькрон и Эндорф сделают это.
Г ерцог (пристально глядя на него). Так это верно? — подумав, он продолжал: — Я это знаю,— затем он, видимо взволнованный, помолчал и, наконец, сказал: — Нет, вы не должны мне испортить последнюю четверть моей жизни, как испорчены уже три четверти ее.
Биливский (побледнев). Ваша светлость! Кто же решится это сделать?
Г ерцог. Что же вам нужно? Вы хотите денег?
Биливский. Нет.
Герцог. Странно. Чего же вы хотите?
Биливский. Чтобы правительство обследовало, могут ли арнеровские принципы в деле руководства народом иметь всеобщее применение.
Г е р ц о г. А дальше?
Биливский. Проверьте все, что может быть надежным образом выполнено для блага страны.
Герцог. Поступайте как хотите, но не требуйте, чтобы я верил, пока я не увижу.

Биливский. Значит, ваша светлость, одобряете наше намерение подвергнуть дело Арнера проверке?
Г е р ц о г. Я этого даже требую и оставляю за собой только право, верить этому или нет.
Биливский. Для нашего расследования так даже лучше.
Герцог. Я предвижу, Биливский, что это расследование приведет к огромному и невероятно обременительному плану. И должен сказать, что это все равно, как если бы вы хотели подпереть падающую гору, под развалинами которой вы будете погребены.
Биливский. Ваша светлость! Мы это дело подвергли проверке и не видим никаких затруднений и лишнего бремени для государства, кроме учреждения новой кафедры, где ваши дворяне могли бы ознакомиться с принципами лучшего руководства народом, и учреждения правительственной комиссии, чтобы прийти на помощь советом и указаниями каждому, кто хотел бы претворить в жизнь кое-какие из этих принципов.
Г е р ц о г. Странно, очень странно. Вам не нужны деньги? Не нужны строения? Ни учреждения? Ничего такого?
Биливский. Ничего, кроме нескольких дюжин счетоводных книг.
Г е р ц о г. Для чего эти книги?
Биливский. Чтобы все, что будет сделано и проверено людьми, связанными с этой комиссией, иметь ясно перед глазами, как купец имеет перед собой счета и данные о положении всех тех, с которыми он ведет дела.
Г е р ц о г. Этого мне еще никто не предлагал.
Биливский. Но это фундамент всякого солидного дела; никто не должен предлагать что-нибудь герцогу, не опираясь на этот фундамент.
Некоторое время герцог сидел в глубоком раздумье, как будто он был один, затем сказал: Биливский! Попытка вашего друга увлекла меня сначала, как ребенка, и я в первый момент сделал бы его школьного учителя своим министром, но постепенно воспоминания о всех моих неудачах охладили меня. И тем не менее успех всего предпринятого Арнером меня изумляет, и еще больше меня изумляет характер вашего предложения. Вы хотите без насилия, без назойливости,
без претенциозного произвольного вмешательства, простым влиянием доброжелательного руководства привести к дальнейшему благополучию и тем самым уменьшить финансовый гнет и гнет правосудия, ослабить опасность, кроющуюся в общей погоне за деньгами, и тем самым открыть пути к приведению государственного управления в соответствие с потребностями человеческой природы — таков ваш план. Что мне на это сказать вам, Биливский? Если бы это было возможно, я готов был бы таскать камни для достижения этой цели; если же это невозможно, то я хотел бы, чтобы пришел конец этим вечным мучениям и бесполезным думам. Я стар, дела начинают тяготить меня больше, чем в молодые годы; пройдемся, я вам кое-что покажу.
С этими словами он встал, открыл шкаф и показал Биливскому разорванный портрет Арнера. Видите, как я слаб. Куда доводит меня мое раздражение. Месяца три тому назад я стоял перед портретом, и во мне боролись чувства, не отдаться ли мечтам Арнера, но я этого не мог и в раздражении бросил этим камнем в портрет.
Биливский с теплым чувством взял в руки порванный портрет и сказал: Слава богу, милый Арнер, что ты таким путем сошел со стены, а не иначе.
Герцог сказал: В таком виде я не могу повесить обратно портрет, не то я бы это сделал. Но вы, Биливский, единственный человек, который знает, как это случилось.
Биливский. Могу ли я просить о милости, ваша светлость?
Герцог. О какой?
Биливский. Позвольте передать это Арнеру.
Г е р ц о г. О да! Напишите ему, но пойдемте, мы еще не кончили,— говоря так, он сел и сказал: — Я хочу, прежде чем вы приступите к делу, поручить комиссии изложить вам все данные, которые пролили бы свет на трудности широкого применения принципов Арнера. А вы пришлете мне ваш ответ.
С этим он отпустил Биливского и, когда тот ушел, принял дальнейшее решение: «Прав он или не прав, но я могу быть беспристрастным, и Гелидор пусть вступит с ним в открытую борьбу». Так решив, он послал
своему любимцу записку, в которой предложил ему созвать всех тех, кто мог бы надлежащим образом осветить невозможность приведения в исполнение всех бон- нальских предложений Арнера, и сделать это как можно быстрее и с достаточной ясностью; Биливский затем даст по этому поводу свое разъяснение; он же сам пока не желает по этому поводу ни с кем говорить.
Как раскат грома в горах, прозвучали эти слова герцога в мозгу фаворита; командующему армией не так страшно, когда враг прорывает линию боя, как страшно было Гелидору; он не видел другого выхода, как выполнить в              точности              приказ              герцога, и поспешил              собрать
всех, кто мог бы              сделать              необходимые возражения про*
тив проекта Арнера. На третий день все, кого он мог собрать вместе со своими помощниками, были готовы. Они под конец указали, что проект Арнера легче опровергнуть на              деле, на              месте, в              самой деревне, чем на              бумаге.
Еще              быстрее,              спустя              несколько часов, ответ              Билив-
ского был в руках герцога. Почти в таких же выражениях, как и его противники, Биливский указывал, что правильность взглядов Арнера может быть лучше и легче доказана на деле в его деревне, чем на бумаге.
Содержание глав 68—69 Мене мене, такел, фарес *. 69. Вы знаете игру «Моя мельница мелет, а твоя стоит»?
Гелидор выдвигает против планов Арнера ряд возражений, которые Биливский опровергает. Один из аргументов Гелидора заключается в том, что Арнер губит учение веры, которое является единственной основой всякого гражданского порядка. Биливский считает, что учение веры не должно считаться единственной основой этого порядка, подобно тому как оно не может рассматриваться как единственная основа портняжного или'сапожного дела.
Герцог, несмотря на все ухищрения Гелидора, поручает Биливско- му изучить опыт Арнера и дать заключение, насколько он эффективен и можно ли его распространить на другие деревни. Герцог намеревается сам посетить Бонналь.

<< | >>

↑

Источник: И. Г. Песталоцци. Избранные педагогические произведения в трех томах.Том 1. 1961

Еще по теме УТЕШЕНИЕ АРНЕРА И РАЗГОВОР, КОТОРЫЙ МОЖНО БЫЛО БЫ ОЗАГЛАВИТЬ: «ВОТ ТАК ГЕРЦОГ!»:

- Воспитание ребенка - Дидактика - Дошкольное образование - Избранные педагогические труды - Инновационная педагогика - История педагогики - Книги по педагогике - Коррекционна педагогика - Логопедия - Педагогика и воспитание - Педагогическая методика преподавания - Социальная педагогика - Физическая культура и спорт -