C. Автономов ПОИСК НОВЫХ РЕШЕНИЙ (МОДЕЛЬ ЧЕЛОВЕКА В ЗАПАДНОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ 1900- 1920-х ГОДОВ) 1. ПСИХОЛОГИЯ И ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ: КОНФЛИКТ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ

С одной стороны, маржиналистская революция 1870 — 1890-х годов свела важнейшую экономическую проблему — проблему стоимости — к психологии потребительского выбора и этим, казалось бы, открыла дорогу для непосредственного применения психологических методов и достижений в экономической теории.

С другой стороны, в те же годы на Западе активно формировалась самостоятельная, независимая от философии психологическая наука. Однако синтеза экономического и психологического знания не произошло. Более того, после краткого периода интенсивных контактов стороны надолго ’’разошлись” весьма недовольные друг другом. Причины этого представляются нам следующими.

Экономическая теория в ее маржиналистском варианте была готова воспринять отнюдь не любую психологию, а психологию строго определенного вида. С нашей точки зрения, целью маржиналистов (в большинстве случаев неосознанной) было не желание точнее отразить реальные мотивы покупателя и продавца, а стремление создать строгую логически непротиворечивую теорию заведомо равновесного, гармоничного обмена. Идеал ’’строгости” теории неразрывно связан с ’’равновесным” подходом, который в свою очередь неизбежно требует значительной степени абстрактности исходных предпосылок. Переводя последнее предложение на язык математики, получим примерно следующее: для того чтобы задача имела единственное решение (равновесный уровень цены и выпуска продукции), необходимо, чтобы это была задача на отыскание экстремума. Отсюда — необходимость такого субъекта, который ’’любит” и ’’умеет” максимизировать некоторую нелинейную функцию (например, полезность). Таким образом, выбор психологических оснований для теории предельной полезности был предопределен общей ’’установкой” самой теории. Подходящая гедонистически-рациона- льная модель человека нашлась в трудах Дж. Бентама1, который в свою очередь опирался на ассоциативную психологию XVI - XVIII веков2

Современная маржиналистам психология далеко отошла от представлений о человеке как о пассивном существе, управляемом внешними воздействиями через ощущения, преследующем единственную цель — наслаждения и рассчитывающем при этом каждый свой шаг. Напротив, новая психология3 подчеркивала изначальную активность личности, действие врожденных инстинктов (ни в коем случае не сводящихся к погоне за наслаждениями), влияние физиологических и биологических факторов. Психология ’’рационального гедониста” представлялась в этом контексте безнадежно устаревшей. Эксперименты же новых психологов, посвященные прежде всего исследованию наиболее примитивных форм поведения, общих у человека и животных, не могли вызвать энтузиазма у экономистов, не говоря уже о том, что результаты этих исследований не поддавались формализации. Таким образом, синтеза экономической и психологической теорий не получилось. Но критика психологами гедонистических свойств рационального экономического человека все же принесла свои плоды.

Реакция экономической теории на эту критику имела три основных варианта4 Первый состоял в том, чтобы вытеснить не только гедонистическую, но и вообще всякую психологию за пределы экономической науки. Второй сводился к ’’косметическому ремонту” психологических предпосылок экономической теории без сколько-нибудь значительного пересмотра самой теории. Наконец, третий вариант заключался в формулировании новой социально-экономической теории, согласующейся с выводами ’’новой психологии”.

Первое направление приобрело наиболее последовательный вид в ординалистской неоклассической теории, опирающейся на аппарат кривых безразличия (В. Парето, Е. Слуцкий, Дж. Хикс). В частности, в теории Хикса основные положения маржинализма, выводимые ранее из гедонистической природы человека, были представлены как аксиоматически заданные свойства кривых безразличия: гладкость, непрерывность, выпуклость251 Такой перевод основ маржинализма на ’’безличный” язык помог теории субъективной полезности избавиться от упреков в гедонизме и занять лидирующие позиции в западной экономической науке. Хикс не опроверг гедонистическую концепцию человека, он просто утверждал, что теорию цены можно сформулировать без ее участия252. Одновременно теория Хикса невольно продемонстрировала примитивность и искусственность конструкции ’’рационального экономического человека” мар- жиналистов: его ’’свойства” оказалось возможным заменить простейшими (и столь же априорными) свойствами математических функций. Психология ’’рационального гедониста”, по сути дела, оказалась вторичной по отношению к абстрактной логике выбора253, служила ей простым покровом, который был без ущерба отброшен, как только вышел из моды. ’’Субъективизм” теории предельной полезности оказался мнимым, иллюзорным. Добавим, что ’’обезличивание” аксиом теории субъективной полезности не добавило им эмпирической обоснованности.

Этот разрыв между теорией и эмпирией попытался преодолеть П. Са- муэльсон в теории ’’выявленных предпочтений”. Однако набор ее ’’поведенческих” аксиом (главной из которых была предпосылка ’’последовательности” или ’’непротиворечивости” выбора) полностью совпал с аксиомами теории Хикса254.

Потребитель у Самуэльсона не обязан максимизировать полезность с помощью рациональных вычислений. Он просто делает выбор, предпочитает один вариант другому. Но для того чтобы сравнить варианты, он все равно Должен обладать полной информацией. Более того, Самуэльсон доказал, что соблюдение условий ’’непротиворечивости” выбора эквивалентно максимизации некоторой функции255 Таким образом, поведенческие аксиомы теории ’’выявленных предпочтений” неявным образом все же тяготеют к модели ’’рационального оптимизатора”, хотя для модели Самуэльсона не имеет значения, что именно максимизируется: деньги, богатство, полезность (своя или чужая)256.

Итак, первый получивший наибольшее распространение способ преодоления гедонизма заключался в переформулировании поведенческих предпосылок, ’’объективным”, математическим языком, оформлении их в качестве априорных свойств кривых безразличия, кривых спроса, а также в частичном, но очень незначительном ослаблении свойств гедо- ниста-оптимизатора: Хиксом ему в принципе разрешено иметь не только убывающую, но даже и возрастающую функцию полезности, а Са- муэльсоном — быть последовательным и таким образом неосознанно максимизировать некую функцию, которую можно даже не называть функцией полезности.

Второй вариант реакции экономистов на вскрытые психологические несовершенства маржиналистской теории заключался, напомним, в том, что менялась лишь психологическая ’’стартовая площадка”, а далее аргументация быстро выходила на привычную маржиналистскую траекторию.

Основоположником этого варианта следует, видимо, считать американского экономиста Ф. Феттера, автора известной в свое время книги ’’Экономические принципы” (1915 г.). В согласии с новейшей психологией, Феттер настаивал на том, что субъективное определение меновой стоимости происходит не путем кропотливого подсчета полезности, как предполагалось ранее, а импульсивным актом выбора, совершаемым на основании смутного, до конца не осознанного предпочтения. И предпочтение, и выбор,по Феттеру, являются результирующей многих факторов, не только внешних (свойства предмета), но и внутренних (свойства самого человека), т.е. выбор диктуется инстинктом или привычкой257 Ценность же товара, по Феттеру, выводится из самого акта выбора и определяется задним числом, а не предшествует выбору, как в теории предельной полезности.

Таким образом, человек у Феттера активен, его действия нельзя полностью объяснить расчетом и влиянием внешних раздражителей. Модель человека Феттера явно не совпадает с маржиналистской. Однако такая ’’революционная” переделка психологических основ теории не вызвала, как выясняется, никаких изменений в теории стоимости, цен, заработной платы и т.д.258

Дело в том, что ’’косметический ремонт” Феттера, по сути дела, оставил рабочую модель человека незыблемой. Хотя он сформулировал цель человека как ’’получение наибольшего психического дохода”, но определил последний как ’’желаемые результаты в области чувств, произведенные ценными объектами”259, т.е., по сути дела, максимизация ’’психического дохода” ничем не отличается от максимизации полезности.

Поскольку операциональная модель человека не испытала в теории Феттера никаких существенных перемен по сравнению, скажем, с моделью Джевонса, его психология вызвала те же возражения у критиков, что и психология последнего: и без той, и без другой можно обойтись. Тот факт, что, казалось бы, диаметрально противоположные исходные поведенческие посылки оказались совместными с одной и той же по сути экономической теорией, свидетельствует, на наш взгляд, о том, что дело не в личном представлении о человеке данного экономиста и добрых намерениях последнего (напомним, что Маршалл также был резко против всякого ’’абстрактного экономического человека”), а в рабочей модели человека, которая встроена в его теорию. У Феттера, как и у Маршалла, между ’’философской” и ’’рабочей” моделями существовал заметный разрыв.

Гораздо большую последовательность проявил в критике маржинали- стской и неоклассической модели человека основоположник институционализма Т. Веблен — виднейший представитель третьего варианта. Из экономистов своего времени Веблен был, несомненно, лучше всех знаком с современной психологией, и прежде всего с трудами У. Джеймса и У. Макдугалла, а также с эволюционной теорией Ч. Дарвина. Поэтому не удивительно, что в его концепции человеческой природы важную роль играют инстинкты. Однако при этом речь идет вовсе не о биологических, неосознанных аспектах человеческой деятельности. Как раз наоборот, инстинктами Веблен называет способы осознанного и целенаправленного человеческого поведения, формирующиеся в определенном культурном контексте260 Цивилизованные народы Запада, с точки зрения Веблена, подвержены влиянию следующих основных инстинктивных склонностей: 1) инстинкта мастерства; 2) праздного любопытства; 3) родительского инстинкта; 4) склонности к приобретательству; 5) набора эгоистических склонностей и, наконец, 6) инстинкта привычки261

Эти*инстинкты не существуют изолированно, они образуют коалиции, подчиняют себе друг друга. Так, например, большую силу представляют собой родительский инстинкт, праздное любопытство и инстинкт мастерства, когда они ’’заручаются поддержкой привычки”262, т.е., говоря проще, входят в привычку у людей. Тогда праздное любопытство поставляет информацию и знания, служащие целям, которые ставят перед людьми инстинкт мастерства и родительский инстинкт. В результате мы имеем ’’поиск эффективных жизненных средств”, ведущий к ’’росту технологического мастерства” Такое поведение Веблен называл ’’промышленным”263 и явно одобрял в отличие от так называемого ’’денежного соперничества”, которое имеет место тогда, когда добродетельный союз мастерства, любопытства и привычки попадает под власть эгоистических, приобретательских инстинктов. Тогда возникают ’’дурацкие способы поведения” и ’’бесполезные институты”, существующие,несмотря на то, что они противоречат ’’врожденному здравому смыслу”264 Так из своей концепции человека Веблен проницательно выводит внутреннюю противоречивость капитализма, сочетающую рациональную организацию производства с иррациональными общественными формами.

В особой степени это относится к поведению крупных предпринима- телей-монополистов. Эти ’’капитаны промышленности” обычно имеют дальнюю стратегию — приобрести часть ’’промышленной системы” На пути к этой цели они осуществляют ’’временные приобретения”, ориентированные даже не на получение прибыли, а на подавление, вытеснение конкурентов. Интересы монополистов в принципе противоречат интересам бесперебойного и гладкого функционирования всей ’’промышленной системы”: их основные доходы связаны с искусственными нарушениями, блокированием процесса общественного производства265 Понятно, что модель гедониста-оптимизатора, не обоснованная никакой научной антропологией, и сентиментальные представления о предпринимателе как координаторе промышленных процессов,стремящемся повысить экономичность производства и увеличить общественную полезность (serviceabiliey)266, которые господствовали в традиционной экономической теории, казались Веблену удручающе примитивными и фальшивыми. В его статьях содержится, пожалуй, самая остроумная и безжалост-

« 21 ная критика маржиналистскои модели человека А

Однако собственные позитивные разработки Веблёна находились по преимуществу в сфере социологии, которой маржиналисты и неоклассики принципиально не касались. Что же касается многих ’’коренных” экономических проблем, в первую очередь теории цены, то они в свою очередь мало интересовали Веблена. Критика со стороны Веблена, как и последующих институционалистов, рассматривалась ортодоксальным большинством экономистов как внесистемная.

Таким образом, первое серьезное столкновение западной экономической теории с психологической критикой привело к тому, что господствующее (неоклассическое) направление в этой теории решительно вынесло психологию хозяйственного субъекта за рамки собственно экономического исследования, оставив ее негласно в виде априорных свойств кривых безразличия и предпосылок последовательности выбора.

Те же экономисты, которые хотели использовать в экономической теории данные о поведении человека, заимствованные из других наук, и прежде всего из психологии, растворяли политэкономию в ’’культурной антропологии и социальной философии и социологии”267, были, начиная с Веблена, обречены на пребывание на периферии экономической науки. 2. Теории предпринимателя

Одним из наиболее примечательных событий в развитии западной экономической теории 1900— 1920 гг. было возрождение теории предпринимателя как специфического субъекта хозяйственной деятельности. У истоков ее стоит Р. Кантильон, внесший понятие ’’предприниматель” в экономическую теорию. По Кантильону, предприниматель — это человек с неопределенными, нефиксированными доходами (крестьянин, ремесленник, торговец, разбойник, нищий и т.д.). Он покупает чужие товары по известной цене, а продавать свои будет по цене, ему пока неизвестной. Отсюда следует, что риск — главная отличительная черта предпринимателя, а его основная экономическая функция состоит в приведении предложения в соответствие со спросом на различных товарных рынках268

Фигуре предпринимателя — лица, ’’которое берется на свой счет и риск и в свою пользу произвести какой-нибудь продукт”, — уделил также большое внимание Ж.-Б. Сэй269 Он подчеркивал активную творческую роль предпринимателя как координатора факторов производства, посредника, обладателя знаний и опыта, довольно подробно описал специфические свойства предпринимателя и характер его доходов, часть которых является платой за его достаточно редкие предпринимательские способности.

В конце XIX в. фигура предпринимателя была отодвинута в тень. Это было связано с тем обстоятельством, что в центре внимания маржи- налистов стояли сферы обмена и потребления, а не производства, где происходит большая часть предпринимательской деятельности. Но еще большее значение имели статистический, равновесный подход маржина- листов ? экономическому анализу и презумпция всезнания, полной информации, лежащие в основе их модели человека. В рамках этой парадигмы не было места динамичному по природе предпринимателю, эксплуатирующему свои преимущества над другими людьми в знаниях, информации и опыте270

Предпринимателю, правда, уделено достойное внимание в более реалистической (и вместе с тем эклектичной) теории Маршалла. Однако Маршалл выдвинул на первый план повседневные рутинные функции предпринимателя: соединение необходимого для производства капитала и труда, составление ’’общего плана производства” и контроль над его ’’второстепенными частями”, т.е., по сути дела, высококвалифицированный труд по текущему управлению предприятием271. Хотя Маршалл упоминал при этом о риске, который несет предприниматель, выполняя все эти функции, но все же в целом роль предпринимателя в его понимании не выходит за рамки разделения труда в сложившейся равновесной системе. Рассуждения Маршалла о предпринимательской деятельности, ко торым никак нельзя отказать в меткости, служат, по сути дела, лишь прелюдией к следующей за ними теории спроса, предложения и стоимости для средней ’’репрезентативной” фирмы, максимизирующей прибыль уже без всякой оглядки на реальные специфические особенности и условия предпринимательской деятельности.

Другое направление анализа предпринимателя представляли историко-социологические, описательные исследования, традиционно находившиеся в сфере внимания немецкой исторической школы. Вершиной этих исследований следует, видимо, считать труд В. Зомбарта ’’Буржуа” (1911). Прежде всего обращает на себя внимание то, что Зомбарт резко противопоставляет две духовные основы капитализма: ’’дух предпринимательства” и’’бюргерский” (или’’гражданский”) дух.

Если в последний входят такие традиционные буржуазные добродетели, как прилежание, бережливость, расчетливость, умеренность и т.д.27, то первый включает качества, присущие не только фабрикантам, купцам и т.д., но и разбойникам, пиратам и т.д. (предпринимательство Зомбарт определяет как ’’осуществление дальновидного плана, требующее длительного сотрудничества нескольких людей”28).

Для нас особый интерес представляет описание Зомбартом целей современного предпринимателя. Главной среди них является стремление к процветанию и росту своего дела (Geschaft), а подчиненной (часто неосознанной) — рост прибыли, поскольку без него невозможно процветание30 Обе эти цели в отличие от удовлетворения личных потребностей не ставят никаких границ капиталистическому производству, придают инерцию накоплению капитала. Более того, они поглощают все время предпринимателя, всю его энергию, вытесняют все прочие потребности. Зрелый капитализм деформирует личность своей основной ’’опоры”. Так или иначе образ предпринимателя, очерченный Зомбартом, имеет мало общего с маржиналистским и неоклассическим максимизатором.

Итак, у Зомбарта в принципе содержится понятие о предпринимателе как специфической, не совпадающей полностью ни с капиталистом, ни с фабрикантом, ни с купцом, ни с работодателем фигуре капиталисти-

27Sombart W. Der Boufgois. Miinchen-Leipzig, 1911. S. 154 - 155.

Is. Ibid. S. 69.

" Ibid. S. 70 - 73.

Ibid. S. 217. Зомбарт приводит здесь высказывание известного германского финансиста и государственного деятеля В. Ратенау, согласно которому из того, кто стремится прежде всего к прибыли, никогда не выйдет по-настоящему крупного предпринимателя. ческой экономики. Однако только у Й. Шумпетера фигура предпринимателя и его характерные свойства стали краеугольным камнем стройной логической системы, отображающей капиталистическую экономику в целом.

В своей знаменитой работе ’’Теория экономического развития” (1912) Шумпетер попытался объяснить феномен экономического роста, который остался за пределами маржиналистской теории. Теоретики маржина- лизма рассматривали экономическую систему вне времени, в состоянии статичного равновесия. При этом подходе путь к равновесной ситуации и возможности выхода из равновесия, т.е. вся экономическая динамика, оставались за кадром. Шумпетер анализировал как раз этот переход от одного равновесного режима функционирования экономики (или, в его терминах, ’’хозяйственного кругооборота”) к другому. Этот переход, сопровождающийся значительными изменениями (’’когда сама экономика резко меняет свои собственные показатели”272), Шумпетер и назвал экономическим развитием. Эти качественные изменения Шумпетер связывал с тем, что факторы производства изымаются из своих традиционных сочетаний и образуют ’’новые комбинации”. Автор выделяет следующие основные виды новых комбинаций:

1) изготовление нового, не известного потребителям блага; 2) открытие новых способов производства (технологий) и коммерческого использования уже существующего товара; 3) освоение нового рынка сбыта; 4) освоение нового источника сырья; 5) проведение реорганизации в отрасли (создание своей монополии или подрыв чужой).

Для осуществления новых комбинаций необходимо разрушить старые, изъяв из них нужные для осуществления новшеств факторы производства. В условиях капитализма это можно сделать, только предложив владельцам факторов производства более выгодные условия (свободные денежные средства для этого предоставляет кредит). Но никакой кредит не приведет к экономическому развитию, если нет главного — человека, берущегося за осуществление новых комбинаций, которого Шумпетер и назвал предпринимателем. При этом шумпетеровский предприниматель не обязательно является собственником средств производства, индивидуальным капиталистом — им может быть и управляющий акционерного общества273.

Предпринимателем Шумпетер считал не только промышленного капиталиста, но и ’’финансиста”, ’’дельца” и т.д. (В наши дни в их ряды, безусловно, вошли бы гении слияний и поглощений 80-х годов, деятель ность которых позволила реорганизовать поглощаемые компании, рационализировать управление ими и в конечном счете осуществить действительно новые комбинации факторов производства274.) Из шумпетеровского определения следует также, что звание предпринимателя дается не пожизненно, а только на период активной предпринимательской деятельности: ’’предприниматель, остающийся таковым на протяжении десятилетий, встречается так же редко, как и коммерсант, который никогда в жизни не бывал хоть немного предпринимателем”275. Отсюда ясно, что предприниматели не образуют самостоятельного общественного класса, и входят в классы капиталистов или земельных собственников.

Хозяйственная деятельность в рамках кругооборота и предпринимательство требуют согласно теории Шумпетера совершенно разных человеческих качеств. Причем интересно, что в обоих случаях, как считает автор, реальные мотивы хозяйственной деятельности неверно было бы описывать с помощью ’’концепции индивидуального рационального и гедонистического эгоизма”276

В условиях статичного кругооборота люди (’’просто хозяева”) воспринимают свою привычную деятельность скорее как обязанность, моральный долг, а не как результат рационального выбора. Но при теоретическом рассмотрении кругооборота, как считает Шумпетер, от подлинных мотивов деятельности можно отвлечься и без особого ущерба воспользоваться абстракцией ’’точного” и ’’рационального” поведения, одинаковой и произйольно выбранной степени рациональности у хозяйственных субъектов в условиях самых разных культур”277 Однако эта абстракция допустима лишь там, где ’’события протекают достаточно медленно”, где десятилетний, а кое в чем и столетний, и тысячелетний опыт формировал рациональные привычки и отсекал ’’отклонения от нормы”, т.е., короче говоря, только там, где рациональность успела войти в привычку и осуществляется неосознанно, как человек не обдумывает каждого своего шага при ходьбе. При этом лучшим способом для ’’просто хозяина” является, согласно Шумпетеру, не ’’лучший из возможных”, как полагала маржиналистская теория, а ’’самый выгодный из привычных, опробованных на практике”278 К периодам же быстрого развития данная теоретическая фикция неприменима.

Что же касается предпринимательства, то ’’быть предпринимателем — значит делать не то, что делают другие”279 Предприниматели образуют особый тип. Какие же черты Шумпетер считал необходимыми признаками этого типа? 1.

Прежде всего остановимся на целях и мотивах хозяйственной деятельности. В рамках неизменного кругооборота они могут быть сведены — в достаточно широком смысле — к ’’удовлетворению потребностей путем потребления”280 С насыщением потребности энергия, направленная на ее удовлетворение, начинает ослабевать — на этом основана вся аргументация маржиналистов. Не таков предприниматель. Чем больше благ он имеет, тем больше стремится их приобрести. Ничем не ограниченное приобретение благ, не связанное с чувством удовлетворения от их потребления, — вот цель предпринимателя, согласно Шумпетеру.

Кроме того, предпринимательская деятельность не дает наслаждаться покоем лицу, создавшему себе для этого вполне достаточные материальные условия. Приобретение благ предпринимателем удовлетворяет, во- первых, его потребности в господстве, власти, влиянии. Эта цель материализуется, по мнению Шумпетера, скорее в накоплении собственности, чем в получении прибыли. Во-вторых, предпринимателем движет воля к победе: желание борьбы плюс стремление к успеху как таковому (показателем его может быть и прибыль). Наконец, третий мотив, в силу которого предприниматель занимается своей нелегкой работой, экономическая теория (особенно в бентамовско-маржиналистском варианте) привыкла относить не к целям, а к неприятным, но неизбежным средствам их достижения. Имеется в виду сам процесс труда. Шумпетеровский предприниматель испытывает от своего, по преимуществу творческого, труда лишь радость, он готов заниматься любым делом (’’осуществлением новых комбинаций”) и ”на работе”, и дома, и где угодно.

В СВ?ЗИ с тем, что удовольствия от потребления не являются основной целью предпринимателя, а затраты труда — вынужденным средством ее достижения, для него теряет всякий смысл основной принцип деятельности гедониста-оптимизатора — соизмерение ожидаемых удовольствий и тягот труда,позволяющее выбрать оптимальный вариант. 2.

Что касается интеллекта предпринимателя, то он также сильно отличается от универсальной оптимизационной машины, фигурирующей в абстрактных моделях экономической рациональности маржиналистов.

Интеллект шумпетеровского предпринимателя сильно ограничен и избирателен: он направлен на весьма узкий круг явлений, которые предприниматель изучает досконально. Ограниченность кругозора не дает основному субъекту экономического развития при капитализме сравнивать много различных вариантов достижения своей цели и предаваться долгим колебаниям281 3.

Важнейшим свойством предпринимателя является его ’’чутье”, интуиция, которой он возмещает неизбежный во всяком новом деле, — а дело предпринимателя — новое по определению, — недостаток информации282 4.

Наконец, предприниматель должен обладать сильной волей. Во «первых, это нужно для того, чтобы побороть инерцию своего мышления, склонного, к ж и у всех других людей, следовать привычке экономить мыслительную энергию. Во-вторых, воля помогает предпринимателю преодолеть сопротивление среды: традиций, правовых и моральных норм, иерархических государственных структур. Она позволяет завоевать авторитет у других людей, повести их за собой283

Модель человека-предпринимателя, созданная Шумпетером, безусловно, является важным вкладом в экономическую теорию. Шумпетер намного реалистичнее, чем все его предшественники-теоретики (за исключе- ним разве что Веблена), описывает цели предпринимателя, его интеллект. Шумпетер последовательно встраивает свою модель предпринимателя в свою теоретическую систему, накрепко связывает с ней такие объективные экономические категории, как капитал, прибыль, процент, экономический цикл. Теория экономического развития Шумпетера является законченной теорией и представляет собой в известном смысле альтернативу маржиналистской концепции.

В то же время следует отметить и такой существенный недостаток модели Шумпетера, как неисторичность: в годы, когда писалась ’’Теория экономического развития”, на первый план выходили не столько шумпетеровские предприниматели, сколько вебленовские ’’крупные бизнесмены” Правда, Шумпетер включил ’’образование” монополий, как и их ’’подрыв”, в свой список основных видов предпринимательской деятельности. Но из этого следует, что он не видел разницы между монополистами и прочими предпринимателями и, значит, противоречия между монополизацией экономики и нормальным экономическим развитием, которое проницательно заметил Веблен.

Так или иначе, но неоклассическая ортодоксия отвергла теорию экономического развития Шумпетера. О шумпетеровском предпринимателе западная экономическая наука, как правило, вспоминает либо в периоды экономической стагнации, сопровождающиеся упадком предпринимательства, либо в периоды резкого увеличения числа ’’новых комбинаций”. Не случаен большой интерес к Шумпетеру, появившийся в США в ’’застойные” 70-е годы и в ходе ’’предпринимательской революции” 80-х годов. На более примитивном, житейском уровне его последователями можно считать и теоретиков ’’экономики предложения”

Другая теория, поставившая во главу угла предпринимателя, принадлежит известному американскому экономисту, основателю ’’чикагской” школы Ф. Найту284 Как и Шумпетер, Найт считал прибыль как таковую специфически предпринимательским доходом, принципиально отличающимся от ’’платы за управление”. Источником избыточного дохода, ос тающегося после выплаты всех обязательных платежей, является, по мнению Найта, плата за то, что, вкладывая капитал в какое-либо дело, предприниматель ставит себя в ситуацию неопределенности. Эта ситуация характеризуется тем, что никакое априорное рассуждение или статистическая (вероятностная) гипотеза не может помочь рассчитать будущий успех предпринимателя. Каждое предприятие уникально и беспрецедентно, так что здесь неприменима и теория вероятностей.

При такой постановке вопроса любая прибыль также должна быть случайным явлением. Найт решает эту проблему так: специализация некоторых людей на принятии решений в условиях неопределенности, а также ’’консолидация” (создание крупных фирм, объединяющих индивидуальные капиталы, которые могут нанять высококвалифицированного, способного к предвидению менеджера) позволяют некоторым предприятиям в первую очередь крупным, получать прибыль систематически285 Основными качествами предпринимателя (который, повторим, может быть и наемным управляющим), по Найту, являются (помимо интуитивного предвидения) вера в правоту своих суждений и решимость доказывать эту правоту, рискуя собственным капиталом.

У всех теорий предпринимателя при множестве конкретных различий одна основа. Это динамический взгляд на хозяйственные процессы, отказ от абстракции абсолютно гармоничной равновесной экономики с полной и общедоступной информацией. Для авторов этих теорий мир всегда несовершенен, и того, кто рискнет его в чем-то подправить, в случае удачи ждет заслуженная награда — прибыль. Существенно более реалистичный, чем у*”чистых теоретиков” равновесия, взгляд на капиталистическую экономику является несомненной заслугой теорий предпринимателя.

То же самое можно сказать и о моделях главного героя экономического развития — предпринимателя. Его основные черты, описанные теоретиками в начале XX в., в принципе сохраняют свое значение и по сей день, подверждаются в практических исследованиях. Другое дело, что на долю этих психологических свойств предпринимателя выпадает в данных теориях непосильная нагрузка: они, по сути дела, должны ”в одиночку” объяснить экономический рост, феномен прибыли, кредита и т.д. Внимание к фигуре предпринимателя, его целям и свойствам в условиях обособленности производителей, безусловно, оправдано. В некоторых пределах справедливо и разделение функций предпринимателя, капиталиста и фабриканта или коммерсанта, хотя на практике чаще происходит их совмещение.

Это разделение (наиболее последовательно проведенное Шумпетером) дает возможность более пристально разглядеть динамическую функцию капиталиста, его роль преобразователя производительных сил и хозяйст венных связей. Видимо, особенно актуально это на нынешнем этапе научно-технической революции, когда гибкое малосерийное производство, использование ЭВМ, развитие рынка информации открыли широкие возможности для массового, преимущественно мелкого, индивидуального предпринимательства.

Однако при этом нельзя забывать и о том, что каждый предприниматель есть в то же время капиталист — персонификация своего капитала, функция которого ’’состоит в том, чтобы производить прибавочную стоимость, да еще при самых экономных условиях”286 Неразрывную связь предпринимательства и стремления к накоплению капитала, увеличению прибыли из описанных теорий, пожалуй, наиболее энергично подчеркивал В. Зомбарт. Он же, полемизируя с М. Вебером, подчеркивал, что тип предпринимателя создает не ’’протестантская этика”, а сам капитализм, достигший определенной зрелости287 Однако дальше деклараций дело не пошло и здесь. В целом же для теорий предпринимателя характерно явное невнимание к капиталистической стороне его бытия и институциональным условиям, создающим благоприятные или неблагоприятные условия для предпринимательской деятельности.

Следует отметить, что в ’’Капитале” К. Маркса функция предпринимателя не рассматривается отдельно от ’’функционирующего капиталиста”, чем, в частности, и объясняется отсутствие интереса к данной теме в марксистской экономической литературе. Единственное исключение — это, пожалуй, анализ добавочной, избыточной прибавочной стоимости, получаемой капиталистом от внедрения технических новшеств.

Как нам кажется, можно назвать две причины этого. Во-первых, в аксиоматику ’’Капитала” входит предположение о неизменном техническом уровне производства, вполне корректное в условиях современного Марксу капитализма, но не предусматривающее простора для предпринимательской деятельности. Во-вторых, Маркс так и не успел разработать специальное учение о конкуренции капиталов, создание которого предполагалось в ’’плане шести книг”288 ив котором, безусловно, нельзя было бы обойтись без анализа предпринимательской деятельности капиталиста.

Таким образом в развитии модели человека в западной экономической теории после маржиналистской революции наметились две противоположные тенденции. С одной стороны, господствующее неоклассическое направление, отстаивая чистоту и строгость экономической теории от притязаний и нападок психологов, попыталось изгнать исследование человека, его целей и свойств за пределы собственно экономического анализа.

С другой стороны, приверженцы меньшей строгости, но большей реалистичности стремились осуществить широкую интеграцию экономических, социологических и психологических исследований реальных экономических субъектов, и прежде всего предпринимателей. При этом они уделяли недостаточное внимание объективным институциональным факторам, влияющим на экономическое поведение.