Глава 21 ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ

В историю отечественной философии и литературы Иван Александрович Ильин вошел как великий мыслитель, ученый-правовед, культуролог, искусствовед, оратор и литературный критик. Глубокий знаток немецкой классической философии, философских систем Канта, Шеллинга, Гегеля, он никогда не замыкался в отвлечённых умозрительных абстракциях.

Творчество Ильина подводило основные духовные итоги русской цивилизации в философии и литературе. «Высокоодарённой, духовно сильной личностью и пророком» назвал Ильина современный немецкий философ Вольфганг Офферманс, выпустивший в 1979 г. книгу под названием «Дело жизни русского религиозного философа И.А.Ильина — обновление духовных основ человечества». В ней он, в частности, отмечает, что размышления Ильина о художественном творчестве опираются на его глубокое знание шедевров во всех областях мирового искусства: «Он был тонким и взыскательным знатоком искусства, для которого всегда самое главное заключалось в духовной глубине, в добротности и внутреннем содержании произведения, и творить художественно означает служить Богу и нести радость людям» .

Еще более восторженно отзывался об Ильине великий русский классик И.С.Шмелёв: «Преклоняюсь перед мыслью и сердцем человека... Вы совершенно особенный. Единственный во всем мире, учитель — Мэтр Творчества... Вас надо вкушать, смаковать, как предельно-выдержанное вино, чтобы внять "букет" — мысли, образы, чаянья, намеки, указанья. Вы сумели дать то, чего никто не дал: явно связать земное с космическим, обнаружить эту непостижимую, невидимую "пуповину"... Вы своею "эстетикой" творите для мира пути к Богу» .

Ильин родился 28 марта (9 апреля) 1883 года в г. Москве в дворянской семье присяжного поверенного округа московской судебной палаты, губернского секретаря Александра Ивановича Ильина и Екатерины Юльевны Ильиной (урожденной Швейкерт).

Отец Ильина был коренным москвичом, дед, полковник Иван Иванович Ильин, служил начальником Кремлевского дворца. У Александра Ивановича Ильина были старший брат Николай, младший брат Сергей и сестра Любовь. Это русская ветвь рода Ильиных.

По матери Иван Александрович — немецкой крови, вот так описывает его в своих воспоминаниях Е.Герцык: «... светловолосый, рыжеватой масти, высокий и тонкий, Иван Ильин — тип германца» .

Ильин учился в 5-й московской гимназии, затем три года — в 1-й, которая находилась на Волхонке напротив храма Христа Спасителя. Гимназию И.А.Ильин закончил с золотой медалью, получив прекрасное-классическое образование; он знал несколько языков: церковно-славянский, латинский, греческий, немецкий, французский; играл на рояле; любил театр, искусство вообще. 15 июля 1901 года И.А.Ильин пишет прошение на имя ректора императорского Московского университета 0

зачислении его на юридический факультет (такую возможность давал ему блестящий аттестат, предоставлявший все права, обозначенные в § 129-132, высочайше утверждённого 30 июля 1871 года устава гимназий и прогимназий).

На юридическом факультете преподавали тогда выдающиеся профессора П.И.Новгородцев (1866-1924) и кн. Е.Н.Трубецкой (1863-1920). Ильин, став студентом, вошёл в научную школу П.И.Новгородцева . Борис Константинович Зайцев (1881-1972) — почти ровесник Ильина, в одно время с ним учившийся в университете, — вспоминал: «Новгородцев, новый в Старом Университете, — вносил одушевляющее и подымающее. Он мне вообще нравился. Изящный, худой, бледноватый, с загадочными, мне казалось, глазами, разводил свой философский идеализм с таким благородством, в матовом блеске, что временами казалось — он над нами летит в легком полуземном полете. Темные его глаза сияли мистически. Почти чудесна точность, плавность речи: серебряный поток, благородно сдержанный, без повышений и актёрства и без балагурства. Голос приятный. И такое чувство, что нигде не запнется говорящий, на плавных коньках скользит по льду, по зеркальному льду. Записать речь — ничего не прибавишь и не убавишь» .

Атмосфера на семинарах Новгородцева была самая благоприятная, «но только для тех, — замечает Ю.Т.Лисица, — кто действительно любил науку и философию. Кто с прохладцей относился к учебе, естественным образом отсеивался: пример тому — Вишняк, однокурсник Ильина» . «Пассивным оставался я, — признаётся Вишняк, — и на практических занятиях у Новгородцева, где главную роль играли два Аякса — будущие профессора Н.Н.Алексеев и И.А.Ильин. За время, что

Ильина нигде не было видно, он сильно вырос: ушёл с головой в философию и, видимо, многому научился — стал обнаруживать недюжинную эрудицию и серьезность» .

По окончании университета, 25 мая 1906 года, Ильин был удостоен диплома первой степени и оставлен при университете для подготовки к профессорскому званию.

В том же году И.А.Ильин женился на Н.Н.Вокач (18821963); Наталья Николаевна занималась философией, искусством, позже историей, была духовно близка Ильину, ей посвящены важнейшие труды философа, в т.ч. книга «Аксиомы религиозного опыта, над которой он работал более 30 лет (1919-1952): опубликована в Париже, в 1953 году. Обвенчались они в 1913-м.

Е.К.Герцык вспоминает, что в 1906 г. «наша двоюродная сестра вышла замуж за студента Ильина. Недавний революционер-эсдек (он был на памятном съезде в Финляндии в 1905 г.), теперь неокантианец, но сохранивший тот же максимализм, он сразу порвал с родней жены, как раньше со своей насквозь буржуазной, но почему-то исключением были мы с сестрой, и он потянулся к нам со всей присущей ему пылкостью. Двоюродная сестра не была нам близка, но умная и молчаливая — она всю жизнь делила симпатии мужа, немножко ироническая к его горячности. Он же благоговел перед её мудрым спокойствием.

Молодая чета жила на гроши, зарабатываемые переводом: ни он, ни она не хотели жертвовать временем, которое целиком отдавали философии. Сковали себя железной аскезой всё было строго расчислено, вплоть до того, сколько двугривенных можно в месяц потратить на извозчика; концерты, театр под запретом, а Ильин страстно любил музыку и Художественный театр. Квартира — две маленькие комнаты — блистала чистотой — заслуга Натальи, жены. Людей, друзей в их обиходе не было» .

Ильину была присуща научная одержимость, целеустремленность, «максимализм», «горячность», «страстность», «пылкость», — все признаки пассионарности, как их опре- деляет Л.Н.Гумилев . И.А.Ильин в этом смысле настоящий пассионарий.

Яркое представление о характере И.А.Ильина даёт отрывок из его письма Л.Я.Гуревич (двоюродная сестра. — Ю. С.) от 19 февраля 1915 года:

«Эрн читал доклад о феноменализме, проблема теории познания разбиралась им так: субъект — мужчина; объект женщина; знание есть соитие между мужчиной и женщиной; это соитие может совершаться различными способами: нормальными и извращенными; теория познания есть "половая онтология". Кант был евнух и вёл флирт с Богом etc. Я говорил 1,5 часа; я никогда ещё никого так не разоблачал, я перервал ему глотку. Когда я кончил и ушёл, то у некоторых было впечатление, что от Эрна остался один труп; в эту ночь в нескольких домах (из публики) совсем не ложились спать. А я вернулся домой больной телом и душой. Теперь будут бояться. Oderint, dum metuant! ("Пусть ненавидят, лишь бы боялись" (лат.) — Ю. С.). Подумай! Иванов, Эрн (они живут в одной квартире), Рачинский, Булгаков и Скрябин усвоили и распространяют следующее: "война — это совсем не так плохо; это только периферия, а центр — в душе гениальных художников; а кровь, которая на войне льется — благо: ею мы очищаемся". Скрябин так и говорит: "всё, что делается на войне, — только поводы к космической радости". Все эти грязные болтуны привели к войне свои извращенные садистические и мазохистические чувствованьица и тлят воздух, для них война — грандиозное мултанское дело (ты помнишь? вспомни). И всё это идет от Христа. Они — христиане: ведь это Христос заповедал очищаться чужою кровью и пить её. Не чудовищно?! Всю эту гадь надо немедленно в окопы, под немецкие пулеметы. Иначе скоро нечем будет дышать!» .

И.А.Ильин мог быть «дружественно раскрытым» (Гер- цык), преданным, покаянно-искренним и деликатным, но мог быть и гневным; он умел любить и ненавидеть, о чем пишет

Е.Герцык: «Когда же наши пристрастия из книжных превратились в живых людей, и Ильины стали встречать у нас Волошина, Бердяева, Вяч.Иванова, стало плоше: с неутомимым сыском Ильин ловил все слабости их, за всеми с торжеством вскрывал "сексуальные извращения". И между нами и Ильиным прошла трещина, вражда, сменявшаяся опять моментами старинной дружественности. Способность ненавидеть, презирать, оскорблять идейных противников была у Ильина исключительна, и с этой, только с этой стороны знали его москвичи тех лет, таким отражён он в Воспоминаниях Белого» .

Необходимо заметить, что воспоминания А.Белого об Ильине основаны на субъективном безотчетном неприятии человека: «... молодой, одержимый, бледный, как скелет, Иван Александрович Ильин, гегельянец, впоследствии воинственный черносотенец, возненавидел меня с первой встречи: ни за что ни про что; бывают такие вполне инстинктивные антипатии; Ильина при виде меня передергивало; сардоническая улыбка змеилась на тонких и мертвых устах его; с нарочитою, иступленною сухостью, бегая глазками мимо меня, он мне кланялся; наше знакомство определялось отнюдь не словами, а тем, как молчали мы, исподлобья метая взгляды друг в друга» . «Этот талантливый философ казался клиническим типом», — резюмирует А.Белый.

Совершенно иным представлялся Ильин И.С.Шмелёву: «Ив.Ал.Ильин — да, это мой светлый друг, но он же не просто Иван Александрович Ильин, он — гениален, он душевно мне близок, он — из великодушных. Знаете ли, что из таких "великодушных" был у нас только Пушкин»?

Между прочим, именно Пушкин сформулировал мысль, которая представляется чрезвычайно важной применительно к И.А.Ильину: нравственное чувство, как и талант, даётся не всякому. У И.А.Ильина было очень развито нравственное чувство, он настаивал на «нравственной вменяемости» поступ- ков — своих и чужих. За внешним он всегда прозревал внутреннее, глубинное, укорененное либо неукоренённое в божественной сущности мира. Борьба со злом приобретала для него метафизическое значение. Совершающий злое дело и тот, кто открыто называет злое дело по имени, творят, в его глазах, поступки неоднородные. Тот, кто борется со злом, борется за судьбы мира. Отсюда непримиримость, воинственность. Он отстаивал добро всеми силами и средствами, без оглядки на авторитеты, уязвленные самолюбия и т.д. Сравнивать И.А.Ильина со Ставрогиным, Мефистофелем, как это делает А.Белый, значит не понимать в нем главного — сердечно-совестного, предметно-опытного духовного настроя и уклада души.

В 1909 году И.А.Ильин блестяще сдал экзамены на степень магистра государственного права и после двух пробных лекций был утвержден в звании приват-доцента по кафедре энциклопедии права и истории философии права своего родного университета. В 1910 году он становится членом, а позже (с 1921 года) и председателем Московского психологического общества, в «Вопросах философии и психологии» (ВФиП) печатает первую научную работу «Понятия права и силы». С этого времени И.А.Ильин активно выступает в печати с научными и публицистическими статьями и рецензиями, перед ним открываются двери лучших русских журналов. Так, с начала 1910-х годов он печатается в «Русской мысли», руководимой в ту пору П.Б.Струве и В.Я.Брюсовым. Одной из первых публикаций И.А.Ильина в газете «Русские ведомости» была рецензия на книгу В.И.Ленина (Вл.Ильина) «Материализм и эмпириокритицизм». Рецензия называлась «Материализм и эмпириокритицизм: Критические заметки об одной реакционной философии» (1909 г., № 22, с. 5). За пять лет (1910-1915) он опубликовал 17 научных работ.

В 1910 году И.А.Ильин вместе с женой уезжает за границу в научную командировку и проводит там (Германия, Ита- лия, Франция) два года, в частности, в университетах Гейдельберга, Фрейбурга, Берлина и Геттингена. По возвращении И.А.Ильин преподает на Высших женских курсах В.А.Полторацкой (1912-1913), в Московском коммерческом институте (1913-1920), на историко-филологическом факультете Московского университета (1920), в Народном университете им. Ша- нявского (1916-1918), в Высшем музыкально-педагогическом институте (1919-1922), в философском исследовательском институте (1921-1922).

18 мая 1918 года И.А.Ильин защитил диссертацию на тему «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека», над которой работал фактически восемь лет (вышла в 1918 г. отдельным двухтомным изданием в одном из лучших философских издательств того времени — Г.А.Лемана и С.И.Сахарова).

Публичная защита диссертации стала настоящим триумфом молодого ученого — ему были единогласно присуждены сразу две степени — магистра и доктора государственных наук. Сегодня мы должны оценить этот труд «как одно из наиболее оригинальных сочинений не только в русской, но и во всей европейской философии 20 в., — пишет исследователь. — В этой работе Ильин оказался подлинным представителем одного из самых влиятельных и оригинальных течений в философии ХХ столетия, очень по-разному преломившегося и в экзистенциальной системе М.Хайдеггера, и в неогегельянстве Ж.Валя, А.Кожева, Ж.Ипполита, и в "атеистическом" экзистенциализме Ж.—П.Сартра и А.Камю. Все эти столь разные философские школы объединяет одно стремление — совершенно по-новому оценить положение человека в мире, по-новому понять его роль и судьбу в истории. Земная, историческая, несовершенная жизнь человека превращается в философии 20 в. В абсолютный центр действительности; история человека предстаёт как центральное звено метафизической истории мира, трагедия человека становится непосредственным воплощением трагедии всего мироздания» .

«Русская философия, уточняет Р.А.Гальцева, — это по преимуществу философия существования, не потерявшая своей связи с высшим бытием, это — экзистенциальная метафизика. Но русскую литературу тоже можно определить как весть о судьбе человека перед лицом высшего смысла, вечных ценностей — истины, добра и красоты»

Однако, «философия Гегеля при таких интерпретациях существенно обеднялась, — продолжает И.И.Евлампиев, — всё ценное в ней сводилось к одному-двум принципам (внутренний иррационализм, понятие конкретного, диалектический метод и т.п.). Именно потому главной задачей рождающегося неогегельянского движения должно было стать новое осмысление всей системы Гегеля в целом, попытка понять её как последовательную реализацию определенного (хотя скрытого) замысла, предельно значимого и для философии 20 века.

Безусловно первое и, быть может, единственное по-настоящему последовательное выполнение этой задачи принадлежит Ильину» .

Оппонентами И.А.Ильина на защите были кн. Е.Н.Трубецкой и П.И.Новгородцев. Вскоре обоим придется покинуть Москву. Не избежал репрессий и Иван Александрович Ильин. За четыре с половиной года его арестовывали шесть раз: в апреле, августе и ноябре 1918 года, в августе 1919 г., в феврале 1920 г. ив сентябре 1922 г. В августе 1918 за него ходатайствовал перед Лениным профессор Алексей Ив. Яковлев, сын чувашского педагога, просветителя, создателя чувашской письменности И.Я.Яковлева (1848-1930), некогда сотрудничавшего с отцом В.И.Ленина — И.Н.Ульяновым. В 1920-м по поводу очередных арестов на приём к Каменеву ходил Б.Зайцев: «Мне повезло. Арсеньева и Ильина удалось на этот раз выудить» .

В конце концов И.А.Ильин был приговорен к пожизненному изгнанию и 26 сентября 1922 года навсегда покинул Рос- сию. И не он один. Глеб Струве пишет об этом: «Кроме того осенью 1922 года советское правительство в порядке акта, не имевшего прецедентов и впоследствии уже не повторенного, сделало эмиграции неожиданный и весьма ценный подарок, выслав за границу ("бессрочно", но с советскими паспортами!) свыше 160 представителей интеллигенции — учёных, писателей, журналистов, общественных деятелей — деятельность которых была сочтена "оппозиционной" и нежелательной для советского режима. <...> В первую группу входили философы Н.А.Бердяев, В.П.Вышеславцев, И.А.Ильин, Н.О.Лосский, Ф.А.Степун и С.Л.Франк (эти философы религиозно-идеалистического направления составляли среди высланных едва ли не главное ядро), историки Л.П.Карсавин и А.А.Кизеветтер, писатели, журналисты и критики Ю.И.Айхенвальд, А.С.Изго- ев, И.А.Матусевич, М.А.Осоргин и многие другие» .

Пароход «Обер-бургомистр Хакен» доставил вынужденных эмигрантов в немецкий город Штеттин: в Германии (конкретно — в Берлине) И.А.Ильин проведёт следующие 16 лет своей жизни.

По одним данным, русская колония в Берлине насчитывала тогда от двухсот до трёхсот тысяч человек, по другим — после отлива беженцев в 1923-25 годах — русских в Германии осталось около ста тысяч.

Берлин был главным литературным центром русского зарубежья (политическим центром был Париж, научным Прага). В Берлине выходило несколько русских газет: «Руль», «Голос России», «Дни», «Время», «Грядущее России», издававшаяся на средства советского представительства газета «Новый мир», сменовеховская — «Накануне». Литературные журналы, от «Беседы», редактируемой Максимом Горьким, до непримиримой «Русской мысли» во главе с Петром Струве, представляли все оттенки эмигрантских политических течений: сменовеховцев, евразийцев (И.А.Ильин им не сочувствовал. — Ю. С.), монархистов, «демократические» группы — от эсеров до каде- тов.

В феврале 1923 года в Берлине открылся Русский научный институт, в котором И.А.Ильин преподавал 11 лет (1923— 1934). Он читал 12 систематических и шесть эпизодических курсов. Многогранность его знаний поразительна, что сближает И.А.Ильина с универсально-образованными мыслителями прошлых времен. Религия, философия, психология, история, литература, музыка, социология — всюду, как выражался И.Го- рянинов, «Иван Александрович чувствовал себя дома» .

Вместе с другими русскими эмигрантами И.А.Ильин участвовал в организации Религиозно-философской академии, философского общества при ней, религиозно—философского журнала. Кроме того, И.А.Ильин объездил со своими лекциями почти все страны Европы, читая их на русском, немецком, французском языках. За 1926-38 годы он выступил около 200 раз во Франции, в Германии, Латвии, Швейцарии, Бельгии, Чехии, Югославии, Австрии...

И.А.Ильин был блестящим оратором. «В уменье примениться к аудитории, как в личных беседах, так и во время публичных лекций, сказывался большой педагогический опыт, — пишет И.Горянинов. — Иван Александрович был всегда понятен и увлекателен. Последнему способствовал недюжинный ораторский талант. При этом учёный, во избежание "словоблудия", лекционные тексты всегда писал и их читал. Но делал это так, что создавал впечатление живой речи. Он всё время был глазами и сердцем в контакте со слушателями и держал их под своим обаянием» .

О том же свидетельствует Н.Рыбинский: «Как оратор, он (И.А.Ильин. — Ю. С.) всегда захватывал аудиторию, но в его лекциях никогда не было ни одного слова импровизации. Высокий, лысый, с острой бородкой, стоя за кафедрой, он окидывал взглядом аудиторию, и, казалось, что не читает он, а плавно и увлекательно говорит (хорошая школа: вспомним отзыв Б.Зайцева о лекциях П.И.Новгородцева. — Ю. С.). На самом же деле, перед ним лежала рукопись, которую уместно назвать партитурой, — вся испещренная его пометками; жест, знак, повышение тона, понижение. Пауза. Все до последней точки продумано, прорепетировано, отшлифовано...» .

Можно вспомнить также отзыв В.Н.Ильина: «... И.А.Ильин вписал золотыми буквами своё имя в истории русской публицистики и русского ораторского искусства — той области, в которой мы не особенно богаты и которая даже, как будто, не особенно свойственна русскому национальному характеру.

Слушая устные выступления этого несравненного виртуоза русской устной речи, читая его статьи и памфлеты, мы не раз повторяли стих Грибоедова из "Горя от ума": Что говорит! И говорит, как пишет!

И.А.Ильин действительно говорил, как писал, и притом не на одном русском языке, но также и на языке немецком, которым владел как родным, вызывая восхищение и удивление людей германской культуры .

Столь же высокого мнения об ораторских способностях И.А.Ильина был П.Б.Струве. Он писал:

«И.А.Ильин есть интересное и крупное явление в истории русской образовательности. Формально юрист, он по су- ществу философ, т.е. мыслитель, а по форме — изумительный оратор в хорошем античном смысле этого слова.

Когда он пишет, он говорит.

А когда он говорит, то захватывает ум, очаровывает слух, входит в душу с какой-то особой силой, присущей живому и твердому, мерному и кованому человеческому слову.

Это не просто "красноречие". Тут не всё приятно, не всё даже красиво в общем смысле слова, но всё сильно и резко. Эта речь точно ведомый сильной рукой, острый резец, который, хочет или не хочет слушатель (ибо Ильин прежде всего оратор, а не писатель!), как-то чертит на вашей душе и в ней что-то вырезывает, как гравер режет на дереве.

Ильин оратор-резчик, т.е. настоящий художник живого, врезывающегося в душу слова. Такого, как он, русская культура ещё не производила, и он в её историю войдет со своим лицом, особым и неподражаемым, со своим оригинальным дарованием, сильным и резким, во всех смыслах» .

И.А.Ильин труды свои писал в «ораторской» манере. Его проза богато интонирована — системой выделений (курсив, прописной шрифт, авторские знаки препинания), он прокладывает своеобразный «коридор внимания», по которому ведёт читателя от слова и образа — к мысли и смыслу. И.А.Ильин говорил О Шмелёве, что «у него всё, вплоть до длинных и коротких "тире", художественно весит, оттеняет, "говорит"». То же самое можно сказать и о нём.

С 1924 года за рубежом начинают выходить крупные философские работы Ильина: «Религиозный смысл философии. Три речи» (1924), «О сопротивлении злу силою» (1925), вызвавшая широкий отклик и шумную полемику как на Западе, так и у нас; «Путь духовного обновления» (1935), «Основы художества. О совершенном в искусстве» (1937). Он полностью закончил большую книгу «О тьме и просветлении. Книга художественной критики. Бунин — Ремизов — Шмелёв», но не нашел для неё издателя (она вышла только в 1959 г.). Выходят в свет знаменитые его брошюры «Родина и мы» (1926), «Яд большевизма» (1931), «О России. Три речи» (1934), «Творческая идея нашего будущего» (1937), «Основы христианской культуры» (1937), «Основы борьбы за национальную Россию» (1938), «Кризис безбожия» (1951) и др.

В эмиграции И.А.Ильин по-прежнему активно публикуется в периодической печати — настолько активно, насколько позволяла ситуация: он был очень строг в выборе печатных органов и мог сотрудничать только с единомышленниками, считая, что «лучше прожить жизнь без карьеры, без успеха, без признания, в скудости и бесправии, чем смотреть из чужих рук, кривить душой во вред России и растрачивать своё национальное достоинство по международным передним» (2, кн. 1, 59). По Ильину, «не в карьере дело, а в качестве жизненного пути».

Единство взглядов связывало И.А.Ильина с П.Б.Струве — Ильин был постоянным автором сначала «Русской мысли», потом членом редакции парижской газеты «Возрождение» (издавалась с 3.06.1925 по 1940 год), из которой ушел в 1927 году по идеологическим соображениям... вместе со Струве. Печатался И.А.Ильин также в «Дне русского ребёнка», в «Русском инвалиде», «Православной Руси», «России», «Новом времени», «Новом пути»...

Вскоре Ильин решает организовать издание собственного журнала, который получил название «Русский колокол» (1927-1930). Вышло девять номеров, И.А.Ильину принадлежит в этих книжках 250 страниц . Выпуск журнала был прекращён из-за отсутствия средств.

«Русский колокол» имел подзаголовок «журнал волевой идеи», и это не случайно. И.А.Ильин исходил из того, что «духовно живой человек всегда внемлет Духу — и в событиях дня, и в невиданной грозе, и в мучительном недуге, и в крушении народа. И, вняв, отзывается не пассивно созерцательным пиетизмом, но и сердцем, и волею, и делом» (1, 156).

Публицистика И.А.Ильина, как и все его творчество, — не мысль, но средство, одна из форм борьбы за духовно-религиозное возрождение жизни. Ильин не искал ни денег, ни славы — он собирал единомышленников, работая подчас анонимно, размножая свои статьи едва ли не вручную. Так, в 1940-1941 гг., уже в Женеве, И.А.Ильин предпринимает новое регулярное тематическое издание — «Заочные чтения». Под общим названием «О грядущей России» статьи печатались на ротаторе объемом от четырех до десяти страниц и рассылались по списку, им же самим составленному, ряду видных деятелей эмиграции в различных странах. Увидело свет только девять номеров «чтений»: «Вера в Россию», «О свободе», «В поисках справедливости», «Основная задачи», «О сильной власти», «О русском национализме», «Утверждение личного начала», «О русской идее» и «Идея предметного воспитания», — хотя план, составленный Ильиным, предполагал 31 тему.

В 1948 году философ возобновил издательскую деятельность выпуском «Наших задач» — периодических бюллетеней эмигрантской организации «Русский Обще-Воинский Союз» (РОВС), которые рассылались в течение шести лет только единомышленникам, без подписи автора. Анонимность объяснялись позицией швейцарских властей, запрещавших политическую активность эмигрантов. В 1956 году все 215 выпусков бюллетеней были напечатаны в Париже РОВСом, составив знаменитый двухтомник И.А.Ильина «Наши задачи: Статьи 1948-1954 гг.».

Будучи всегда предельно требовательным к себе, автор писал: «На статьи, как и на слова, и на речи — человек должен иметь жизненное право, право, приобретенное делами жизни, её мужеством, её искренностью, её жертвенностью, цельностью своего характера» (2:1; 96).

Об этом же он писал в письме Л.Я.Гуревич от 5.01.1913: «Я не могу изменить своего максимального отношения к тому, что пишу; не в том смысле, чтобы всякое, написанное мною слово считалось за перл создания; но в том, чтобы я смог согласиться на то, чтобы ответственность за не-мои мысли и не-мои слова ложилась на меня (точнее: испытывалась мною, как ле- жащая на мне). 3а немногими исключениями я читаю свои вещи с таким ощущением бледноватой пустынности, что утешением мне является только чувство верности сказанного; т<о> е<сть> непосредственное ощущение того, что я сказал всё, что я видел; и притом так, как я видел; и что теперь, перечитывая, я бы сказать лучше не мог. Когда же это ощущение верности исчезает, то вещи мои оставляют во мне ощущение стыда и неловкости. И тогда возле них может питаться только моё мелкое тщеславие, к унижению прочего духовного естества» .

В другом письме к Гуревич Ильин более подробно говорит об авторской ответственности за каждое своё печатное слово. Речь идёт об отзыве Ильина на постановку во МХАТе пьесы Л.Андреева «Екатерина Ивановна», который был опубликован в «Русской молве» под псевдонимом «Н.Костомаров» «Русская молва», 1912, № 3, 21 декабря по ст. стилю). (Кстати, И.А.Ильин работал под псевдонимами д-р Альфред Норманн», «д-р Юлиус Швейкерт», «Помещик», «Ивер», «К.П.», «С.П.», «Ослябя», «Пересвет», «Старый политик», «Н.Иванов» и другими.)

Возражая против «упрощающих» правок, Ильин поясняет: «Я, когда писал эту заметку, никуда не торопился, писал страшно медленно, взвешивая каждое слово; два раза бросал в корзину полстатьи. Писал целый день, предпочитая опоздать с заметкою на сутки. Перебирал все оттенки, вычеркивал в пять этажей. Неясность оставил нарочно, считая педагогически необходимым лишить читателя благополучной удобопонятности или пищеварительного благополучия. Заботился больше всего: чтобы, говоря все же для газеты, не погрешить перед максимальным, перед предметом, — перед Духом.

Пример: я пишу: "темнота не преодолевалась откровением невинности страдающей души". Ты исправляешь: "ощущением невиновности"... Не говоря уже о том, что отменен весь мой философский и эстетический подход к Андрееву из третьего, самого глубокого измерения, получается фактическая грубая ошибка, свидетельствующая о нечуткости или невнимательности г. Н.Костомарова. Смутное ощущение, что Е<катерина> И<ва- новна> невиновна, а виноват муж её, Георгий, наполняет душу и еоргия, и Качалова, и прекрасно последним передано. Но от смутного догадывающегося ощущения, не передающегося зрителям, т<0> е<сть> не становящегося их собственным видением, — до откровения невиновности, во всем его ослепительном и бездонном значении, лежит океан целого философско-эсте- тического измерения (от двумерности к трёхмерности)» .

Столь же тщательно Ильин работал над большими произведениями: «Я возвращался к каждой теме помногу раз, через пять-шесть лет, и всё время накапливал материал; потом садился писать, записывал всё, что было зрело, и снова откладывал. Теперь мне 65 лет, я подвожу итоги и пишу книгу за книгой. Часть их я напечатал уже по-немецки, но с тем, чтобы претворить написанное по-русски. Ныне пишу только по-русски. Пишу и откладываю — одну книгу за другой и даю их читать моим друзьям и единомышленникам. Эмиграция этими исканиями не интересуется, а русских издателей у меня нет» (2:2; 365). Годом раньше Ильин ставит ту же проблему: «... русские писатели мыслители еле печатаются или же пишут под спуд... » (2, кн. 1, 59).

Особые трудности в жизни Ильина начались после 1933 года. Нацисты не церемонились. Из письма И.С.Шмелеёву от 2 октября 1934 года: «... За то, что я: а) нисколько не сочувствую ни разговорам, ни планам об отделении Украины; b) категорически отказался насаждать антисемитизм в русской эмиграции; с) абсолютно никакого сочувствия не обнаружил и не обнаружу к насаждению их партии среди русских эмигрантов; они а) лишили меня права на работу и заработок в их стране; b) уволили меня из Рус<ского> Научного института (нами созданного) с лишением жалованья; с) запретили мне по- литич. деятельность в их стране под угрозой концлагеря; b) распустили обо мне систему слухов, политически у них порочащих (масон, франкофил, жидолюб, порабощён жидами и т.д.); е) выпустили по-русски клеветническую брошюру...» .

И далее: «... Я всегда помнил, с кем имею дело; никогда не связывал себя никакими обязательствами, не страдал никаким "фильством", не торговал русским достоянием и свято блюл русское достоинство. Мои книги знают по всей стране; в газетах и рецензиях много раз писали обо мне самые высокие, конфузящие слова. Но я не ихний. Я русский. И ныне мне там совершенно не место. Я сделал всё, чтобы не упустить для России ни одной возможности; но теперь мне там делать нечего. Русская нац<иональная> карта там бита; из эмигрантов преуспевают политически одни прохвосты. И если мне будет некуда уехать, то передо мною нищета, что при моем здоровье означает медленное умирание» .

Уехать было не просто некуда, но и нельзя: главное полицейское управление наложило запрет на выезд Ильина из Германии. В 1938 году ему всё-таки удалось получить визы, и они с женой перебрались в Швейцарию. С помощью залога в размере 4000 швейцарских франков, внесенного С.В.Рахманиновым, Ильины обосновались в пригороде Цюриха — в Цоллико- не. Ильин был сильно ограничен в правах и тем не менее участвует в работе Национально-Трудового союза, издаёт «Заочные чтения», бюллетень «Наши задачи», читает лекции. В Швейцарии Ильин познакомился с Шарлоттой Барейс, меценаткой, которая помогла ему издать некоторые книги.

По неточным данным творческое наследие насчитывает около 30 книг и брошюр, несколько сот статей, относящихся к разным областям: философии, религии, праву, политологии, литературе, искусству, музыке, россиеведению и советоведе- нию . С годами Ильина всё больше привлекают проблемы литературы и эстетики. Он выпускает книгу «Основы художества. О совершенном в искусстве» (1937), сборник статей «Русские писатели, литература и художество» (1937), посмертно опубликована книга художественной критики «О тьме и просветлении» (в свое время не нашел для неё издателя)...

Умер Ильин в Цолликоне 21 декабря 1954 года. «Профессора Ивана Александровича Ильина при его жизни (1883-1954), ценили главным образом в кругу его идейно-политических единомышленников, — писал Н.П.Полторацкий. — Однако оценить и принять его по-настоящему, с учетом всех его дарований, не могли и тут — он был для этого слишком разносторонен, сложен и независим. Тогда из-за публициста и оратора не доглядели ученого и философа. Но и теперь, много лет спустя после его смерти, Ильин продолжает отста- ваться во многом неоценённым или недооцененным. Отчасти тут по-прежнему виновата "политика", но отчасти и то обстоятельство, что не все труды Ильина были опубликованы, и не всё из опубликованного становилось известно русскому читателю. В конце тридцатых и в сороковых годах книги Ильина появлялись почти исключительно на немецком языке, а когда — в пятидесятых и шестидесятых годах ряд его больших русских трудов увидел наконец свет, не было уже в живых не только самого Ильина, но и многих из его выдающихся современников, как оппонентов, так и единомышленников, — которые могли бы оценить эти труды по достоинству. Между тем, И.А.Ильин был не только ярким публицистом и подчиняющим себе аудиторию оратором, крупным ученым-юристом и оригинальным философом, но и проницательным искусствоведом, литературоведом и литературным критиком» .

Современник и единомышленник Ильина И.Шмелёв так писал своему другу: «Поражаюсь Вашей разносторонности. Удивительна Ваша глубокая "Эстетика"! О, какой же в Вас художественный критик-аналитик, учитель! После Белинского (условное сравнение!!) я не знаю подобного явления в литературе... Вы — великий художник. В Вас сам Св. Дух глаголет» .

И далее Шмелёв выражает надежду, что время Ильина как литературного критика и искусствоведа ещё придёт. Стоит заметить здесь, что это время пришло. Об этом свидетельству- ют многочисленные издания произведений Ильина, конференции и симпозиумы, посвященные его творчеству.

Активный интерес к творческому наследию Ильина вспыхивает в 90-е годы ХХ века. В апреле 1993 года в Петербурге прошёл Всероссийский семинар на тему «Социальная философия Ивана Ильина», в декабре 1994 года Российская академия государственной службы организовала «круглый СТОЛ», посвященный творчеству Ильина. В 1995 и 1997 гг. в ИМЛИ им. Горького РАН состоялись Ильинские чтения. А в самом конце ХХ в., в 1999 году, было завершено издание первого в мире собрания сочинений в 10 томах и более 20 книгах. В наши дни Ильина цитируют, на него ссылаются, его изучают. Он и сейчас, в ХХІ веке продолжает оставаться нашим современником.