§2.1.2.3. «Знания массового поражения»

Двадцатый век был веком оружия массового поражения. Двадцать первый век станет веком знаний массового поражения.
Билл Джой
К последнему десятилетию ХХ века совокупная взрывная мощь ядерных боезарядов была эквивалентна 1.2 млн.

хиросимских бомб, и 1% наличного боевого потенциала было достаточно для наступления на планете «ядерной зимы» - этот вывод, первоначально озвученный К. Саганом, подтвердили последующие расчёты [Бурдюжа 2002]. Приходится повторить, что своего рода прокладкой от ядерного коллапса стали более 20 млн. жертв локальных вооружённых конфликтов, в русло которых удалось перевести противоречия между сверхдержавами. Сколь ни чудовищны человеческие потери, позитивный итог так называемой Холодной войны также не следует недооценивать. За прошедшие десятилетия произошла культурно-психологическая притирка (см. §1.1.1.6) к самому разрушительному оружию в истории, после чего и оно, как ранее все другие виды оружия, превратилось в жизнесберегающий фактор, ограничивающий агрессивные амбиции.
Но, как отмечено §1.1.2.7, неожиданная для многих победа одной из сторон в «Холодной войне» спровоцировала новый всплеск геополитических амбиций, иррациональную тягу к «маленьким победоносным войнам» и прочие признаки предкризисного синдрома. К концу 1990-х годов эйфория всемогущества заметно снизила интеллектуальный уровень внешнеполитических решений: власти США, прежде опасавшиеся коммунистического проникновения и ориентированные (как и власти в СССР) на сохранение статус-кво, теперь принялись азартно раскачивать ситуацию, когда и где возможно. «Демократия», трактуемая исключительно в американской редакции, оборотилась идеологическим фетишем, посредством которого рационализуются явно импульсивные решения. Гроссмейстеры, разыгрывавшие в 1960-80-х годах многоходовые комбинации - образцы тонко просчитанной интриги, - уступили место игрокам пятого разряда, не умеющим просчитывать обстановку на доске далее одного хода.
Это со всей очевидностью проявилось в 1999 году Югославской агрессией и последовавшей серией бездумных авантюр в различных регионах. Американские политики и дипломаты, когда-то восхищавшие иностранных аналитиков умением работать с местным населением, теперь как будто нарочно стремятся ухудшить образ своей страны. Неслучайно в России, где бытовой антиамериканизм не наблюдался даже под громкий аккомпанемент «антиимпериалистической пропаганды» конца 1940-х - начала 1980-х годов, в начале XXI века опросы фиксируют массовую неприязнь к США.
Приведу только один из характерных примеров того, как пренебрежение к гуманитарной науке (страноведению, психологии) толкнуло влиятельные силы в США на заведомо контрпродуктивные действия. В 2011 году любой мало-мальски грамотный специалист по Ближнему Востоку понимал, что с насильственным уходом правительства Х. Мубарака к власти в Египте придут исламские экстремисты, которые постараются разорвать мирный договор с Израилем, установить законы Шариата и т.д. Но вместо того, чтобы всеми силами поддержать лояльное и удобное руководство страны (что было бы непременно сделано в 1980-х годах), американские спецслужбы в охотку подбрасывали масло в огонь, а пресса откровенно злорадствовала по поводу возникших беспорядков.
Уплощённая картина мира, раскрепощая примитивные мотивации, несёт серьёзную угрозу международной стабильности, и в условиях «кончающейся географии» бездумные действия самой могущественной сверхдержавы на международной арене чреваты плачевными глобальными последствиями.
На это накладывается ещё одна глобальная угроза, также недостаточно отрефлексированная. После культурно-психологической притирки к «большой» ядерной угрозе дальнейшее развитие технологий размывало границы между производственным, бытовым и военным инструментарием: в данном отношении диалектическая спираль вернула нас к ситуации древнего каменного века. При этом, с одной стороны, разрабатываются всё более изощрённые и дешёвые виды оружия, связанные с ядерными минизарядами, нанотехнологиями, робототехникой, генной инженерией, хакерскими атаками на системы жизнеобеспечения и т.д. С другой стороны, доступ к информации во всём мире облегчается, пронизывая границы государств, наций, культур и даже образовательных уровней.
Баллистические ракеты, ядерные боеголовки и всю сопутствующую инфраструктуру могли позволить себе только очень богатые государства, затрачивавшие на них значительную долю национальных бюджетов; к тому же информацию, необходимую для их производства, можно было хранить за семью печатями. Ситуация начала решительно меняться с развитием информационных сетей и с разрушением биполярного мира.

Новейшие средства массового поражения, выскальзывая из-под контроля государств и вменяемых правительств, становятся достоянием неформальных террористических группировок, когда-то пестовавшихся спецслужбами конкурирующих военных блоков, а затем начавших расти, как грибы после дождя. Вместе с границей между технологиями различного назначения размывается граница между состояниями войны и мира, что также характерно для первобытного общества. Сегодня уже для самоистребления планетарной цивилизации не требуется тотальная термоядерная война, каковой удалось избежать полвека тому назад. В недалёкой перспективе многофункциональные технологии могут стать доступны компьютерным «гениям», освоившим огромный информационно-технологический потенциал, но не обременённым грузом политической ответственности и не научившимся системно прогнозировать последствия своих действий.
На стыке веков известный программист, соучредитель компании «Сан майкросистем» Б. Джой [Joy 2000] заметил, что знание превращается в самодостаточное разрушительное оружие. В профессиональной литературе описываются полуфантастические сюжеты, когда юные вундеркинды, играя в виртуальную войну, смогут обрушивать энергетические системы городов и стран, взламывать системы безопасности АЭС или создавать смертоносные нанобактерии. Джой указал на возможность направленного уничтожения биоценозов или людей с заданными генетическими признаками, и это уже качественно новый виток гонки вооружений, в отношении которых все известные механизмы международного контроля теряют силу. Автор ссылался на предупреждение Э. Дрекс- лера об угрозе того, что нанобактерии-убийцы вообще останутся вне человеческого контроля - например, из-за сбоя в программе. Тогда они, будучи меньше, агрессивнее и эффективнее живых микроорганизмов, способны за несколько суток истребить все белковые молекулы на Земле, превратив их в безжизненную серую слизь (gray goo). Такую возможность подтверждают и физики [Абрамян 2007]. Добавив к этому миниатюрные атомные бомбы, термоядерный синтез и прочие продукты неиссякающей человеческой изобретательности, мы видим перед собой достаточно напряжённую картину ближайших десятилетий.
Напрашивается крамольное и в высшей степени горькое соображение. С тех пор как двухполюсная политическая система рухнула, а многополюсная (или бесполюсная?) не образовалась, терроризм, родимое пятно начала XXI века, стал таким же жестоким воспитательным средством мировой истории, каким в ХХ веке была атомная бомба, а ещё раньше, по мере удаления в прошлое, - огнестрельное, стальное, бронзовое, дистанционное оружие и чопперы Олдовая (см. гл.1.1.2). «Воспитательный» эффект, как и прежде, состоит в том, что общество либо справится с этим бедствием, освоив новые высоты культурного самоконтроля, либо рухнет под его тяжестью1. Если в прежние эпохи тест на совместимость с новыми технологиями вынуждены были проходить чаще всего локальные или региональные общества - племена и государства, - то нынешний этап глобализации сделал общечеловеческими как достижения, так и угрозы.
«На сцену выходят все и каждый» - приблизительно так можно перевести заглавие книги американского социолога и писателя К. Ширки, в которой обсуждается небывалая вовлечённость граждан в политическую активность, расшатывающая диктаторские режимы [Shirky 2008]. Но, как видим, и эта безусловно прогрессивная тенденция имеет оборотную сторону.
То, что с развитием технологий внутренняя устойчивость общества всё более зависит от индивидуальных действий и что вероятность необратимых глобальных последствий злого умысла, недальновидности или банальной глупости возрастает с инструментальными возможностями, - прямой вывод модели техно-гуманитарного баланса. Сорок-пятьдесят лет назад могло показаться, что человечество находится на пике этой исторически возраставшей зависимости: его существование драматически зависело от нескольких сотен субъектов, имевших прямой или косвенный доступ к «кнопкам». Как теперь ясно, это был ещё не предел. «Знания массового поражения» делают бессчётное множество индивидуальных носителей информации причастными к судьбе мировой цивилизации...
В таком контексте наш «второй ключевой вопрос» может быть конкретизирован: насколько гуманитарная культура готова к адекватным трансформациям? Успеет ли общество при быстро сокращающемся лимите времени совершенствовать средства внешнего и внутреннего контроля, обеспечивая сохранение техно-гуманитарного баланса?

<< | >>

↑

Источник: А.П. Назаретян. Нелинейное будущее. Мегаисторические, синергетические и культурно-психологические предпосылки глобальногопрогнозирования. 2013

Еще по теме §2.1.2.3. «Знания массового поражения»: