Лошадь

В послемонгольский период традиционное коневодство на Северном Кавказе вновь стало развиваться, главным образом в предгорьях и на равнине. В горах из-за отсутствия благоприятных условий содержание лошадей было ограничено до минимума.

В целом только кабардинские феодалы, занимавшие почти всю равнину Центрального Кавказа до конца XVIII в., а также представители социальных верхов у западных черкесов, абазин, карачаевцев, ногайских кочевников могли заниматься табунным коневодством и выращиванием лучших пород лошадей.
Рассмотрим развитие коневодства у каждого народа в отдельности. У автора XV в. Барбаро находим первое сообщение о том, что черкесы «имеют прекрасных лошадей». Интериано (XVI в.) добавляет, что черкесы «значительную часть времени проводят на коне». Эвлия Челеби (XVII в.), непосредственно наблюдавший жизнь западных адыгов (черкесов) — натухайцев, темир- гоевцев, адами, пишет, что каждая из этих этнографических групп имела множество «хорошо вооруженных воинов, отборных и богатых, т. е. владеющих животными». О Черкесии Эвлия Челеби сообщает: «В этой стране особенно любят серых в яблоках и черных коней. Аздемир-оглу Осман-паша сказал о них: «Кони — нх пристрастие и обменял пять пленнпков-черкесов на лошадь»73.

Превосходные породы лошадей, разводившиеся в Черкесии и Кабарде, ие переставали удивлять многих путешественников и в последующие эпохи. Пейсонель (середина XVIII в.) впервые дает описание кабардинского коня, а также некоторых других пород лошадей у черкесов и кабардинцев; «Черкесские лошади чрезвычайно ценятся. Они высокие, хорошо сложены, чрезвычайно сильные и выносливые как в беге, так и в усталости. Их голова несколько напоминает клюв ворона, они довольно похожи на английских лошадей; здесь очень сильно заботятся о продолжении определенных пород; наиболее известными являются породы солук н беккан[3]; из Черкесии вывозят только меринов; других в этой стране даже не употребляют. Жеребцы имеются только заводские. Их поступает очень большое количество в Крым, где они очень ценятся; за них до сих пор платят до 200 пиастров. Но в этой стране имеются еще более знаменитые лошади, за которых отдают до 8 рабов»74.
По данным последующих авторов, черкесских и кабардинских лошадей ежегодно тысячами вывозили в различные страны: Турцию, Иран, Польшу, Австрию; их покупала аристократическая верхушка соседних горцев, а также в Закавказье75. Верховые лошади кабардинской породы были лучшим подарком в горской аристократической среде. Кабардинские князья неоднократно отправляли этих скакунов в дар московским царям. Так, в 1552 г. князь Темрюк подарил Ивану IV пятьдесят таких коней, большое количество этих коней было отправлено для пополнения русской конницы во время многолетней Ливонской войны76.
Вызывает интерес вопрос о происхождении кабардинской лошади. «Легенды и наблюдения ранних исследователей,— пишет
В. П. Пожидаев,— наталкивают пас па мысль, что кони кабардинские не местного происхождения. Факты подтверждают это предположение. Многие глубокие старики в Кабарде, говоря про прежних коренных коннозаводчиков, сообщают, что каждый из них полагал задачей жизни на закате дней своих сходить или в Сирию, или по крайней мере в Карабах, откуда почитал непременным долгом перед родом привести породистого производителя для своего завода. Это было крупное событие для фамилии, такого коня берегли как гордость и украшение завода. Многовековой опыт и практика коннозаводчиков создали в Кабарде целую науку о коне и его воспитании, и эту науку и родовые традиции коннозаводчиков адыги свято берегут и передают от отца к сыну»77.
Считают, что кабардинская лошадь — это помесь горских пород с арабскими78. Арабская порода лошадей, разводившаяся более двух тысяч лет в центре Аравии, служила для улучшения многих известных пород лошадей. Кабардинская лошадь имела характерные особенности, отвечающие местным горным условиям

Кавказа. Вот как характеризует эту породу лошадей И. Мердер: «Горские лошади по свойству климата или от смешения двух пород: настоящих черкесских с лошадями арабскими; (они) сильны, резвы, полны огня, смелы, внимательны, в ногах крепки — качество, необходимое при путешествии по горам; они также весьма чутки, т. е. хорошо слышат, так что в самую темную ночь можно положиться на лошадь, что она, по каким бы скалам ни пробивалась, не споткнется и проберется по узкой тропинке осторожно. Сбившийся в пути ездок вполне может вручить ей себя; она довезет по данному ей направлению к знакомому уже ей месту, и в это время, она бывает неимоверно осторожна, беспрестанно водит ушами, прислушиваясь ко всему; если что-нибудь малейшее покажется ей сомнительным, она остановится для удостоверения, и если ошиблась, то без понуждения ее седоком тотчас сама тронется с места с такою же осторожностью, как и

| прежде. Горские лошади имеют необыкновенно тонкий слух и обоняние; если поверить в ее чуткость и принудить идти в то место, куда она обратила внимание и упорствовала идти, наверно окажется, что осторожность ее была не напрасна и что она не обманулась и чувствовала или хищного зверя, или притаившегося врага.
Горские лошади могут переносить различный климат так хорошо, что едва ли порода других лошадей может в этом случае выдержать с ними сравнение. По сродности же с местностью гор, состоящих преимущественно из камней, черкесская лошадь без подков несется во весь карьер по твердому грунту, не жалуется на ноги, в которых не чувствует от того боли... Горские лошади очень послушны; они скоро привыкают к ездокам и приноравливаются удобнее к желаниям и правилам их хозяев; они не имеют капризов, обыкновенных в породах других лошадей; выносят крайнюю нужду в продовольствии и как будто понимают невозможность доставления им оного, так что при самом крайнем недостатке в продовольствии горская лошадь нимало не изменит своей ретивости, останется такою же доброю, как и при хорошем корме, каждый день будет исполнять свое дело.., разве только несколько спадет ее игривая веселость. Черкесская лошадь не любит застаиваться долго без употребления в работе. Если дать ей постоять одну неделю в стойле при хорошем корме, то верховая лошадь сама потребует у седока свободного повода, чтобы поиграть хотя бы несколько верст»79.
Все эти данные говорят о многовековой дружбе горца и лошади. Благодаря усилиям многих поколений горская (черкесская) лошадь достигла такого совершенства, что поражала многих путешественников, совершавших на ней поездку по малодоступным горным тропам Кавказа.
История табунного коневодства Кабарды знает несколько пород лошадей, выведенных в разные исторические эпохи. Наиболее ранней и в то же время наиболее распространенной почти по всему региону была шалоховская порода лошадей (по имени ма- локабардинского князя Шалохова, известного по источникам XVI в.). В начале XIX в. Клапрот, говоря о коневодстве в Ка- барде, писал, что здесь «самая лучшая порода называется ,,шалох4‘ и носит особый знак на бедре. Такие лошади, как правило, принадлежат богатой княжеской семье и насчитывают не более 200 голов в табуне. Лошади этой породы чаще всего бурой или белой масти, их содержат постоянно на пастбищах: в жаркие месяцы — между реками Фиаг, Ард он и Урсдон, а в другое время года — на Тереке, в районе между Татартупом и Джулатом. Если такого жеребенка дарят, то его оценивают наравне с рабом. Если даже один из них бывает украден, а потом обнаружен, то вор не подвергается штрафу, тогда как при краже другого имущества у князя вор обязан возместить стоимость украденного в девятикратном размере и прибавить к этому еще раба». Отличительной чертой шалоховской лошади являлось то, что ее копыта были
цельными, без заднего разреза80; лошадь обладала высокими спортивными качествами[4].
Популярность этой лошади была настолько высока, что она воспевалась в песнях и сказаниях многих горцев Северного Кавказа. Шалоховская лошадь не знала себе равной на протяжении целого столетия, ценилась очень высоко, отчего была доступна только горской феодальной знати. В мифологии адыгов указывается, что прародители этой лошади обитали в Черном море, где на них ездили великаны82.
Характеризуя лошадь «шалох» на основании полевого материала, А. X. Зафесов пишет, что она «отличалась резвостью и внешней привлекательностью; лошадь эта гнедой масти, имеет густую гриву и хвост. Адыги использовали шалох как скаковую и верховую лошадь, а также для охоты и джигитовки»83.
Приведем сообщение знатока адыгского быта Т. Керашева. Вот что он пишет в повести «Дочь шапсугов»: «Есть сказ о старом Шалохе, выведшем шалоховскую породу адыгского коня. Говорят, что за всю жизнь в табуне Шалоха число лошадей не превзошло ста голов. Когда же он, состарившись, передал это дело своим сыновьям, те за несколько лет довели число голов до тысячи. И вот сыновья стали нескромно хвастаться перед отцом: ты, мол, за всю жизнь смог вырастить только сто голов, а мы за несколько лет вон сколько развели. Тогда старик велел сыновьям построить загон с крепкой высокой оградой... Он приказал призвать табун и запереть его в этом загоне, после чего велел выстрелами и гиком напугать лошадей. Испуганные лошади заметались в загоне и, говорят, только пятьдесят лошадей из тысячи смогли перепрыгнуть через высокую ограду и ускакать. Так старый Шалох сказал своим сыновьям: «Вот те, что перепрыгнули через ограду,— это кони моей породы, а те, что остались в загоне, те не кони, а коровы, и я их не считаю»84.
Известно, что адыги разводили и другие породы лошадей, носившие имена своих создателей или названные по местности. Напомним лишь несколько старых пород лошадей: «куденет» (Ку- денетовы), «абоку» (Абакумовы), «атажук» (Атажукины) и т. д. Сюда же относится и лошадь породы «бачкан», которую сравнивали только с лошадью шал охо; она не имела себе равных в длительных переходах и в традиционных спортивных состязаниях. Среди черкесских коннозаводчиков были широко известны Атажукины, Аталескеровы, Клычевы, Тамбиевы. Свои породы лошадей имели и западные адыги: темиргоевцы, малые шапсуги, бжедуги и др.
Из всех адыгов наибольшее развитие коневодство имело у жителей Большой Кабарды, располагавших для этого обширной кормовой базой и давними традициями. Разводившиеся здесь лошади отличались большим ростом, чем в других районах. В це-
} лом же адыгские лошади были среднего и ниже среднего роста, [имели сухую и маленькую голову, длинную мускулистую шею, глубокую и мощную грудь, сухие конечности.
Однако адыгские лошади намного уступали по своим качествам абазинским, в частности знаменитой трамовской породе лошадей. ^ Русский офицер Торнау в своих воспоминаниях, относящихся к 30-м годам XIX в., сообщает, что конский завод абазинского рода трам из племени тапанта, расположившийся в одноименном ауле близ Пятигорска, «почитается теперь за лучший между породами абазинских лошадей». В другом источнике того же периода отмечается, что крупные владельцы из трамовского рода (как и лоовского) «разводят лошадей прекрасной породы, известной на Кавказе и высокоценимой по их качествам»85. Характерно, что в русской художественной литературе первой половины XIX в. упоминается только трамовекая порода лошадей. Ее мы встречаем и в повести «Казаки» JI. Толстого, и в ряде произведений Лермонтова.
Трамовы обосновались под Пятигорском в 1818 г. Торнау упоминает, что образовавшийся здесь аул Трам принадлежал «узденю или старшине Траму» и что «трамовский род подвластен княжескому роду Лоов».
Среди абазинских родов, перечисленных Палласом, встречается только лоовский, что свидетельствует о выделении из него трамовского рода, имевшего, кроме упомянутого аула, другие поселения в ряде мест верховьев Кубани (на реках Карданике, Хасаут, Теберде и Шона). Паллас пишет, что трамо-лоовцы повсюду славились разведением «красивой и высокой породы лошадей»86. К сожалению, это продолжалось только до 60-х годов XIX в., до переселения части абазин в Турцию, а других — в современную Карачаево-Черкесию (в нынешнем ауле Красный Восток компактно обосновались трамовский и лоовский роды). С этого времени по существу исчезла знаменитая трамовекая порода лошадей.
Коневодством занимались и абазины-шкаравцы, жившие в горах. Однако табунным коневодством занимались только абазины- тапанта, среди которых было немало крупных конезаводчиков: Бала Исмаил имел 600 голов, Фатовы — 500, Лиевы — 500, Муса Лоов — 400 и т. д.87 Несомненно, что именно среди последних родилась легенда о происхождении знаменитой трамовской лошади. Согласно ей, эта порода пошла от сказочного коня, до- .ставшегося отцу единственной дочери от зятя в качестве подарка.
У нас мало сведений, характеризующих отличительные особенности трамовской породы лошадей. Известно лишь, что эта лошадь была высокого роста, необычайно красива, обладала высокими скаковыми качествами. Специфичным был ее окрас — белые пятна на гриве, хвосте, иногда на носу. Перечисленные породы лошадей, включая трамовскую, имели множество мастей: они были белого, красного, коричневого, темно-красного, сизобелого, вороного, бледно-желтого, бурого цвета. Наряду с тра-

мовской и лоовской породами лошадей абазины разводили ка~ бардинскую и так называемую породу «чаади», выведенную путем скрещивания английской и кабардинской пород лошадей. К концу XIX в. с исчезновением первых двух пород разводили в основном кабардинскую и отчасти породу «чаади».
По данным многих авторов, широкой известностью пользовались и карачаевская порода лошадей, которая, однако, не получила особого распространения среди горцев региона, но в большом количестве вывозилась в Закавказье и соседние казачьи станицы. Лошадь эта использовалась главным образом как вьючное животное. Значительное количество карачаевских лошадей шло и для пополнения казачьих кавалерийских полков. Судя по источникам, появление карачаевской породы относится ко времени не ранее второй половины XIX в. В конце столетия в Карачае было немало хозяев, специализировавшихся на табунном коневодстве на арендованных землях. К. Ф. Ган писал, что здесь «у богачей имеются табуны в 1000 и более лошадей. Они высокого роста и крепкие, на них навьючивают тяжести до 30 пудов»88. К числу таких владельцев относились, например, Бай- чоровы, имевшие 1500 голов, Кубановы — 500, Текеевы — 300 и т. д. В основном же карачаевцы, как и другие жители гор, содержали не более одной—двух лошадей из-за отсутствия корма и возможности использовать лошадь в хозяйстве зимою.
По нашим данным, карачаевская лошадь была выведена путем скрещивания местной породы с лучшими экземплярами абазинских и кабардинских лошадей. Кроме того, каждый крупный конезаводчик создавал свою породу, в результате чего в Карачае и за его пределами были известны лошади Крымшамхаловых, Байчоровых, Байрамуковых и др. Байчоровская порода лошадей, например, была гнедой, считалась неприхотливой, обладала твердыми копытами, отчего пользовалась большим спросом у казаков; лошади Байрамуковых отличались серой мастью, Кубано- вых — рыжей, Джараштиевых — красной; эти последние («джа- ражды») славились красотой и изяществом, служили лучшим подарком.
Коневодство способствовало появлению у карачаевцев производства кумыса, для этой цели был даже построен завод узденем Кеккез. Кумыс использовался, в частности в Теберде, как лечебное средство.
Каждый народ на Кавказе имел свою породу лошадей, созданную им на основе многовекового опыта. Так, у балкарцев, по словам Н. А. Караулова, коневодство стояло «довольно высоко». «Сорт балкарской лошади,— пишет он,— очень хороший, она неприхотлива и вынослива, невысокого роста, крепкое небольшое копыто очень цепко, и лошади эти незаменимы в горах»89. Слова эти относятся к началу XX в., поэтому можно заключить, что в это время балкарцы разводили в основном свою породу лошадей.

По данным другого автора, относящимся к этому же времени, у балкарцев было довольно много лошадей, по-видимому, преимущественно местной породы, во всех пяти обществах: в Бак- санском — 1302 головы, Чегемском — 2096, Хуламском — 871, Безенгиевском — 422, Балкарском — 1209.
Балкарская лошадь имела большое сходство с осетинской, эта порода несомненно была создана общими усилиями обоих народов. Клапрот писал: «Лошади осетин невелики, но ноги их настолько сильны, что нет надобности их подковывать, несмотря ,на то, что они постоянно ходят по камням. Они превосходны для переходов через горы»90.
Позже В. Пфаф, много лет изучавший горную Осетию, не раз убеждался в правоте этих слов: «Можно только удивляться,— пишет он,— необыкновенному проворству, силе и ловкости этих прекрасных горских лошадей. Сидя на такой лошади, можно поручить себя ее инстинкту и, закрывши глаза, переезжать через самые страшные пропасти. Я даже советую закрывать в подобных случаях глаза, потому что тогда голова не кружится и ездок не может терять сознание, что очень возможно при непривычке к подобным ощущениям»91.
I У горцев не было принято подковывать лошадей. Только на рубеже веков, когда лошадь стали впрягать в арбу и другие виды гужевого транспорта, ее стали подковывать, заимствуя эту норму у соседнего русского населения. Однако волов горцы начали подковывать еще в начале XIX в., с появлением в горах первых колесных дорог.
С начавшимся сокращением пастбищных земель, в частности на Западном Кавказе, начался постепенный упадок коневодства у всех адыгских народов. К тому же в ходе длительной Кавказской войны особенно сильно пострадала эта отрасль хозяйства горцев. Так, после окончания войны и массового переселения горцев в Турцию на Западном Кавказе табунное коневодство значительно сократилось. В то же время в Кабарде и в Черкесии оно продолжало развиваться, что объясняется наличием обширных Зольских и нагорных пастбищ, а также необходимостью обеспечения терских и кубанских казаков конями кабардинской породы. Большую роль в развитии коневодства в Кабарде, как и для многих хозяйств Западного Кавказа, сыграла учрежденная в 70-х годах XIX в. в Майкопе заводская конюшня, служившая для улучшения горской (кабардинской) породы лошадей92.
Виды коневодства. Древняя традиция табунного коневодства сохранилась в регионе только у жителей предгорьев и степей — у адыгов, ногайцев, отчасти абазин, а во второй половине XIX в. у карачаевцев и других горцев, разводивших табуны лошадей На арендованных землях. У осетин память об этой традиции сохранилась лишь в фольклоре, в частности в нартских сказаниях, ярко отразивших быт их предков — алан. В одном из сказаний повествуется о том, как нарты, переживая суровую зиму, опасались за своих коней: «Что будем делать мы, если падут наши
кони? Ведь человек без коня — все равно, что птица без крыльев». Нарты были объединены в военную дружину; конь был неразлучным спутником героя, его советчиком и соучастником во всех важнейших деяниях. В эпосе названы имена выдающихся коней, славившихся своими подвигами и обладавших необычной силой. Это конь старейшего нарта Урызмага пегий Арфон, конь знаменитого Хамыца — Дур-дур, конь безымянного сына Урызмага — Алас, а также легендарный скакун Авсург, на котором герои молниеносно спускались с небес и поднимались обратно. Авсурги могли обитать и на земле, три из них составляли собственность Хамица93. В кабардинском варианте нартовского эпоса выступает знаменитый конь Тхожей — конь богатыря Сосруко,
о котором сказано, что он «как вихрь летучий, как морской прибой могучий. То над ним несутся тучи, то он тучи попирает»94. Тхожей — верный друг и советчик Сосруко, он предсказывает события, спасает своего хозяина от многих бед. Услышав зов Сосруко, потерявшего в бою ноги, Тхожей мгновенно прискакал к истекавшему кровью герою, помог ему взобраться на свою спину и унес к берегу моря. Здесь он копытами вырыл могилу для Сосруко и засыпал его землей.
Популярный конь адыгского нартского эпоса — Дул-Дул (в осетинском — Дур-Дур) — конь «знаменитого Пэтэрэза» (осет. Батрадз); в отличие от коня Тхожей он не наделен даром речи, но действует разумно, сообразно обстоятельствам. Согласно одному из сказаний эпоса Дул-Дул был еще жеребенком, когда нарт- ские пастухи подарили его семилетнему Пэтэрэзу. Образ коня у адыгов отражен в героических песнях, преданиях, сказках и т. д. Так, в адыгской песне об Айдемиркане важное место занимает дружба героя с конем Жэманщэрыкъу, с которым он непобедим. Зная это, враги обманным путем разъединяют их. Когда Айдемиркан был убит, конь выносит его с поля битвы и относит к матери95.
В чеченском фольклоре данные о табунном коневодстве, как можно полагать, относятся к позднему средневековью, когда чеченцы осели в предгорьях и получили возможность широко заниматься этой отраслью хозяйства. В сказании «Морской конь», например, ярко отражены эти события.

Рассказывается, что «в старые годы, когда на земле чеченцев росли черные леса, когда народ жил в тех лесах спокойно и богато, пасли табуны у реки Аргун трое братьев; младший обладал лучшими конями, за которыми приходили из далеких земель ханы и султаны, предлагая за коня золото и другие ценности»96.
Таким образом, фольклорные материалы дают представление
о табунном коневодстве на всей равнинной зоне Северного Кавказа до нашествия монголов и после него. Как отмечалось, в конце XIX в. в связи с развитием земледелия и распашкой пастбищ сократилось табунное коневодство на Северном Кавказе97.
Из-за отсутствия достаточного количества пастбищных земель многие крупные адыгские коневоды постепенно прекратили cq-
держание табунов, что сильно ударило по казакам — главным покупателям адыгских лошадей (ведь казак призывался на службу со своим конем). Количество лошадей в регионе настолько сократилось, что на Кубани часть казаков вынуждена была переходить из конских частей в пластунские батальоны, что считалось чрезвычайным для казачества России98.
Обеспокоенные этими обстоятельствами, центральные и местные власти стали принимать срочные меры к возрождению табунного коневодства, коренному улучшению пород лошадей. Для этого была открыта Майкопская конюшня, содержавшая большое количество породистых жеребцов-производителей для улучшения местного коневодства, в том числе адыгского. Поскольку Терская область имела большие перспективы для развития указанной отрасли хозяйства, в 1891 г. эта конюшня была переведена в окрестности Пятигорска и стала именоваться Терской9J). Стали ежегодно проводить выставки строевых и рабочих лошадей. По данным журнала «Коневодство», в 1897 г. полагалось провести выставки верховых лошадей во Владикавказе, Хасав- Юрте, Моздоке, Пятигорске, Екатеринодаре, Ставрополе.
Наряду с этим, по распоряжению центральных властей, с 1901 г. ежегодно стали проводить выставки-аукционы животноводства в Москве, Киеве, Варшаве и Ростове-на-Дону. Особое значение придавалось Ростову, отмечалось, в частности, что «нет ни одного столь важного, как Ростов-на-Дону, города, расположенного посреди степей казачьих войск — Донского, Терского и Кубанского». Отсюда в казачьи полки ежегодно набирали до 12 тыс. лошадей для пополнения регулярной кавалерии и отчасти артиллерии.
По оценке автора, для коневодства России наибольшее значение имел Северный Кавказ: «Можно смело утверждать,— писал Д. Дубенский,— что во всем мире нет такой другой местности, где с такого небольшого сравнительно пространства ежегодно поступало в войска такое большое количество лошадей»100.
Вот как характеризует развитие табунного коневодства у кабардинцев в начале XX в. П. В. Пожидаев, много лет изучавший Д1х хозяйственный быт: «Однако упадок этой хозяйственной отрасли у одного сословия, к счастью ... не знаменовал собою гибели вообще этого промысла в Кабарде. Слишком он был национален. И вот мы видим, что наряду со старинными заводами кабардинских князей и узденей, как грибы после дождя, вырастают во множестве небольшие конские заводы у их же сельчан, бывших табунщиков и даже крепостных. И как раньше каждый уздень почитал непременной гордостью иметь свой табун, так теперь многие сельчане спят и видят, чтобы иметь у себя хоть небольшой, но свой собственный табунок со своим тавром»101.
В это время изменился и порядок поставки лошадей на рынок. Прежде это совершалось на больших ярмарках и специальных базарах, куда пригоняли табуны прямо с поля, теперь же только в аулах осенью, после возвращения табунов с летних пастбищ.

Т. Керашев в повести «Месть табунщика» прекрасно показал такую сделку адыгов с казаками, происходившую обычно на окраине аула, где располагался загон, обнесенный высокой оградой из плетня. Сюда загоняли полудиких лошадей из табуна, здесь их объезжали, прежде чем вручить покупателю. Укрощение коня, выполненное с высоким профессиональным мастерством, всегда вызывало восхищение102.
У адыгов существовала целая система содержания и ухода за лошадьми. Кабардинцы, имевшие много пастбищных земель, пасли свои табуны летом в горах, на обширных Зольских пастбищах, зимой — в долинах Кумы и Терека; та же система содержания была характерна для черкесских и абазинских коневодов. В то же время западные адыги имели другие навыки в коневодстве. По данным А. X. Зафесова, лошади у малых шапсугов, содержавшиеся в табуне, осенью и зимой постоянно находились в лесу, причем весь этот период они паслись самостоятельно, без всякого присмотра и охраны. На плоскости же (у темиргоевцев, больших шапсугов, бжедугов), где скотоводство было сильно развито, табуны круглый год паслись под присмотром вооруженных табунщиков103. Характерной чертой указанной системы было и то, что лошадь постоянно находилась под открытым небом. Это закаляло животное. В. П. Пожидаев, говоря о кабардинцах, указывает, что у них конь проходил «суровую школу», круглый год «во всякую погоду — в дождь, в снег, метель и мороз» оставаясь на открытом воздухе. «Делалось это совершенно сознательно — из желания приучить молодую лошадь ко всем невзгодам и лишениям». Автор отмечает также, что адыги приучали лошадь «к воде, к опасным переходам через Терек и Кубань»104.
Лошадь оставалась в табуне, по одним данным, до 3—4 лет, по другим — до 4—5 лет и более. С. Броневский отмечает, что кабардинцы объезжают лошадь не раньше, как в пятилетнем возрасте. Однако богатые табунщики нередко отступали от этого правила. Они, по словам Хан-Гирея, оставляли в табуне лошадей хороших пород и до девяти лет, полагая, что только в таком возрасте они набираются «всех качеств, требующихся от доброй наездничьей лошади»105. Все же обычно лошадь объезжали в возрасте четырех лет, в этом же возрасте жеребцов холостили* В. П. Пожидаев, неоднократно наблюдавший объезд у кабардинцев, описывает его так: один из табунщиков, «длинным волосяным арканом поймав... коня, приближался к нему, хватал его за ухо и крепко держал... другой осторожно надевал уздечку и вкладывал удила, а затем, подняв у уха повод, надевал кожаную треногу... Лошадь начинала биться, метаться, табунщики, сдерживая аркан, не препятствовали ей. Когда лошадь уставала и, случалось даже, падала, табунщик подходил к ней сзади и, тряхнув ее за хвост, поднимал и приводил ее в себя. После этого лошадь седлали».
Укладка седла считалась серьезным делом, «особенно при обучении молодого коня, кости которого гибки и не окрепли»; строго
учитывалось, чтобы седло легло на три пальца от передних лопаток, иначе оно давило на концы лопаток и лошадь спотыкалась. Затем табунщик садился на лошадь; она, срываясь с места, металась из стороны в сторону, взмывалась на дыбы, иногда намери- ваясь упасть, чтобы сбросить ездока, но табунщик сидел, по выражению коневодов, «как пришитый», зорко следил за ее намерениями и предупреждал ее коварство то умелым поворотом, то ударом треноги, то вздергиванием, то послаблением удил». Когда лошадь притомлялась и достаточно узнала седло, удила и повороты, табунщик слезал с нее и водил в поводу. Объезд лошади требовал огромных усилий, умения, был связан с риском для жизни. Тем не менее, по словам автора, хороший табунщик в день мог объездить до десятка лошадей. После выучки лошадь купали, затем ее отпускали в табун и в течение года выучка периодически повторялась, однако с меньшими усилиями и риском 106.
После этого начиналось приучение лошади к гужевому транспорту и плугу, что стало практиковаться у горцев, в том числе адыгов, только с конца XIX — начала XX в., а во многих случаях в первые годы Советской власти. До этого они лошадь использовали только для верховой езды, отчасти переноса тяжести вьюками.
Как отмечалось, на Северном Кавказе существовало три вида коневодства: табунное, домашнее (или хозяйственное) и заводское. Все они имели определенные системы содержания животных, о них мы говорили выше 107.
В рассматриваемое время табунным коневодством стала заниматься и часть казачества. Так, в станице Черноярской Моздокского отдела подъесаул Елбаев имел 66 маток породистых лошадей. Наибольшее распространение табунное коневодство имело в Терской области. В 1892 г. здесь числилось до 37,5 тыс. табунных лошадей, из которых 20 тыс. голов были ногайской породы, остальные — кабардинской и смешанной породы108.
‘ В Терской области летние пастбища располагались под Эльбрусом и в районе Кисловодска, в Кубанской области — по верхнему течению Кубани и ее притоков (Большому и Малому Зеленчуку, Урупу, Лабе, Белой). Долины этих рек служили для табунов зимними пастбищами и располагались обычно недалеко от аулов. В Терской области зимой табуны содержали также в долинах Малки, Кумы и Терека. Ногайские кочевники, не занимавшиеся отгонным скотоводством, пасли свои табуны лошадей круглый год в степях Ставрополья и Кизляра.
Средний табун у адыгов, как у абазин и карачаевцев, имел от 150 до 200 голов, в то время как у ногайцев он состоял из 100— 150 голов, что, возможно, объясняется их кочевым образом жизни. Широко практиковалась коллективная форма пастьбы, когда несколько коневодов, обычно родственные семьи, соединяли своих лошадей в один табун. Табун подразделялся на множество косяков, из которых каждый обычно состоял из десяти маток и одного породистого производителя, причем в табуне оставляли наи
более сильных, красивых и рослых производителей. Горцы крайне редко садились на жеребца и особенно на кобылицу, они ездили на меринах. Английский корреспондент Белль, живший несколько лет среди западных адыгов, сообщает, что только самые бедные из них ездят на кобылицах. В 1877 г. современник указывал, что «на скачках, устраиваемых в г. Екатеринограде, допускались жеребцы и кобылы от 3-х лет. Исключение составляли мастера конного дела из числа горского населения, которые имели право выступать на меринах». Характерно, что скифы никогда не использовали жеребцов на войне и предпочитали им кобыл109.
Вот как описывает жизнь табуна В. П. Пожидаев, наблюдавший его на летних Зольских пастбищах Кабардино-Балкарии: «Лучшими часами для кормежки,— пишет он,— считается время от восхода солнца до одиннадцати часов дня. С наступлением жары лошади останавливаются где-либо на возвышении, или на водопое и, повернувшись головой к ветру, стоят, пока стоит жара— два-три часа... Это дневной... отдых. Вместе с табуном отдыхают и табунщики, которые в эти часы сходят со своих лошадей и дают небольшой отдых и им, а вместе с тем подкрепляются и сами. Отстоявшись, кони снова трогаются на пастьбу, и так до заката солнца... Спят и отдыхают лошади в течение ночи три раза с небольшими перерывами. Первый сон для лошадей наступает в сумерки и продолжается полтора-два часа, второй — в полночь и продолжается час и третий — перед рассветом — тоже не более часа. Обычно для этого кони собираются в кучу и останавливаются: жеребцы по краям, матки и молодняк в середине. Молодые же жеребята-сосунки, растянувшись на траве, крепко спят около своих матерей, как малые дети; матки и жеребцы и прочие представители табуна спят большей частью стоя на ногах, спят чутко и осторожно»110.
В то же время о содержании табунов на зимних пастбищах Кабарды, как и в других районах, мы знаем очень мало. Известно только, что лошади находились всю зиму на подножном корму, добывая себе корм из-под снега копытами. В случае сильных морозов или больших снегопадов их подкармливали сеном. Для этого на зимовках строили навесы, под которыми укрывались животные.
При домашнем содержании лошадей они большую часть года находились на стойловом кормлении. Англичанин Дж. Лонгворт, проживший целый год (1839) среди западных черкесов, указывал, что «они заботятся о зимних запасах корма для лошадей в не меньшей степени, чем для своих семей». В целом же указанная форма коневодства наибольшее распространение получила у горских народов в конце XIX — начале XX в., когда лошадь стали использовать не только для верховой езды, но и для выполнения сельскохозяйственных работ (вспашки, боронования и т. д.), перевозки тяжестей. В это время стали заботиться о создании породы рабочих лошадей. По данным Дубинского, в 1892 г. в Кубанской области имелось около 152 тыс. лошадей упряжного

Ьипа, при этом «это были лошади местной, смешанной породы, Происшедшей от бывших черноморских, горских и простых крестьянских лошадей». В Терской области в это время насчитывалось 133 497 голов, из которых подавляющее большинство составляли лошади упряжного типа кабардинской и ногайской пород ш„
Таким образом, горец был вынужден держать наряду с верховой лошадью рабочую. Рабочая лошадь в отличие от верховой не требовала особых кормов и ухода. Она могла есть, кроме сена, овес, ячмень, кукурузу, просо. Верховая лошадь постоянно находилась на строгом режиме питания, особенно тогда, когда ее готовили и скачкам или другим спортивным состязаниям. Поэтому она была на стойловом содержании почти в течение года, только в июне и июле ее пасли на пастбищах. Т. Керашев в повести «Абрек» пишет про адыгов, что они, поставив коня на конюшню, кормили его весьма умеренно, не допуская, чтобы он обрастал жиром и в результате этого приобретал одышку, терял выносливость. В 1864 г. современник отмечал, что «конь кабардинца до того худ, что можно пересчитать ребра. По-видимому, он уступает в силе другим лошадям кавказской породы, но при езде он неутомимостью превосходит их»112. Большое внимание обращалось на подбор кормов для верховых коней. Главным считалось сено, помимо него лошадям давали ячмень, овес, кукурузу и просо, два последних в поджаренном виде.
Просо как корм для лошадей было распространено исключительно среди адыгских народов, являлось их традиционной культурой. А. X. Зафесов записывает данные информаторов, что «лошадь, которую кормят просом становится подвижной, легкой. Кроме того, она дышит свободно и легко, равномерно растут волосы на ее теле. Лошадей, страдавших одышкой, регулярно кормили просом, это способствовало их выздоровлению». Со слов тех же информаторов автор приводит характеристики других зерновых злаков, служивших кормами для верховых лошадей. Так, от корма овсом «лошадь становилась сильной, легкой и поворотливой», в то же время она от него потела. От чрезмерного употребления кукурузы лошадь поправлялась, становилась тяжелой, неповоротливой. Кукуруза вызывала жажду у лошадей, поэтому ею кормили в основном рабочих и вьючных лошадей. От ячменя лошадь поправляется, но в то же время не выдерживает лишений, быстро тощает, болеет113.
Заводское коневодство получило наибольшее распространение в Терской области. В конце XIX в. на Северном Кавказе было 24 завода, из которых казакам принадлежали только 6. Во всех этих заводах насчитывалось 966 маток. «Лучшие конные заводы,— пишет П. А. Шацкий,— находились в Пятигорском отделе, а также в Баталпашинском отделе Кубанской области и принадлежали братьям Глебовым, княгине Лобановой-Ростовской, графу Строганову, Туганову, Балабанову, Зацепину, Бабичу и Карпушину». На лучших заводах было 696 маток. В Пятигорском
отделе на заводах братьев Глебовых и Балабанова выращивались рысистые породы упряжных лошадей, а у Глебовых, кроме того, и верховые арабской, английской и кабардинской пород. Заводы остальных владельцев, кроме Бабича, разводили исключительно верховых лошадей арабской, английской и кабардинской пород.
Конный завод графа Строганова был известен разведением лучших видов кабардинской лошади. На заводе было 154 лошади чистокровной арабской и кабардинской пород114. Постепенно заводское коневодство, возникшее сравнительно поздно, стало играть большую роль в развитии коневодства всего региона. С заводским коневодством правомерно связывать регулярно проводившиеся в различных городах региона скачки. По данным Г. Н. Казбека, впервые скачки были организованы в 1884 г. во Владикавказе, Пятигорске, Нальчике, Хасав-Юрте и Туга- новском ауле; в том же году было основано скаковое общество в Пятигорске. В конце XIX в. на Северном Кавказе было пять таких обществ: в Пятигорске (1884), в Хасав-Юрте (1887), Владикавказе (1889), Армавире (1891), Моздоке (1891)115.
Конные игры и состязания. Горцы много внимания уделяли тренировке верхового коня, его джигитовке, ни к одному животному не относились они с такой любовью и нежностью, как к лошади. Английский путешественник Лонгворт отмечал, что он «никогда не видел, чтобы черкес приласкал своего ребенка, зато лошадь он готов целовать и гладить»116.
Конные игры и состязания устраивались по случаю похорон, свадьбы, а также по окончании весенней пахоты, уборки урожая, стрижки овец и т. д. У осетин, адыгских народов, ингушей, абазин ни одни похороны взрослого мужчины не обходились без обряда посвящения коня, на больших поминках или в день смерти устраивали скачки117.
Однако эти архаические обряды после принятия горцами мусульманства сохранились лишь у осетин почти до недавнего времени. Автор середины XIX в. С. Жускаев писал про осетин Ала- гирского ущелья: «За похоронами следуют конские скачки, и кто прискачет первый к назначенному месту, тот получает приз, состоящий в одном быке и баране и, смотря вообще по значимости семейства умершего, в большом или меньшем вознаграждении. Скачут с расстояния от аула не более 7 верст. Хозяин прискакавшей первой лошади, по понятию осетин, вероятно, был любим покойником». Г. Чочиев дополняет, что победитель на этих скачках «получал подарок: коня, оружие, одежду и прочую собственность покойника»118.
Память о скачках в честь покойника сохранялась и у других народов, которые, по рассказам стариков, устраивали их почти также, как осетины. Об этом можно судить по записям В. П. По- жидаева, касающихся кабардинцев и всех адыгов. «Недели три перед скачками, — пишет он,— коня держали только на" овсе, постепенно тренируя и объезжая; расстояние все увеличивалось и усложнялось..,. Когда лошадь была, по мнению ездока, готова,

Г
ее отправляли на скачки. На состязания шли жеребцы и кобылы, дающие потомство и обычно в возрасте не моложе шестисеми лет. Расстояния брались значительные — 20—25, а иногда и больше верст. Призами таких скачек являлись вещи покойник ка, его конь, оружие, седло, бурка и другие предметы»119.
У осетин равнинной зоны на скачках нередко участвовало до 50 и более отборных скакунов. Победителю дарили личные вещи : покойного, оказывали другие знаки внимания.
Большими спортивными состязаниями сопровождалась свадьба горца. Это джигитовка под особую мелодию на гармошке (называемая у осетин «баралжи цагъд» — мелодия всадника); скачка с поднятием лежащего на земле носового платка или монеты; про- лезание на скаку под животом лошади; танец, исполнявшийся под гармошку, когда обученный конь «танцевал» с невестой.
У многих горцев на свадьбах всадник на коне въезжал в дом и не выходил до тех пор, пока не получал соответствующее вознаграждение. Из конных игр была популярна «конная борьба»; два всадника пытались выбить из седла друг друга120.
В Кабарде поводом для скачек служил день таврения скота, победитель получал жеребенка и шелковый платок. Здесь же в 1889 г. был установлен еще один день скачек — в память «закрепления за кабардинцами Зольских и Горских пастбищ», скачки проводились сначала в Пятигорске, затем в Нальчике.
В Осетии скачки, джигитовки, конные игры устраивали в день поминовения почти каждого популярного языческого божества, известного либо повсюду, либо жителям нескольких сел или ущелья. Празднование проходило обычно около святилища божества (дзуара), здесь собирались до 300—400 всадников. К таким дзуарам относились Дзвгисы дзуар в Куртатинском ущелье, Хетаджи дзуар, Татартуп и др. в равнинной зоне Северной Осетии121.
. Таким образом, открытие правительством в городах Северного г Кавказа скаковых обществ опиралось на давние традиции конных состязаний у горцев. Горцы с малых лет приучали своих детей к джигитовке, конным играм. Эти традиции, передаваясь из поколения в поколение, сохранились до наших дней.
Из древних традиций коневодства, присущих кочевому быту, можно отметить сохранение в регионе употребления конины и кобыльего молока (кумыса) не только ногайцами, но отчасти и кабардинцами еще в XIX в. Французский дворянин А. Мотрэ, побывавший в первой половине XVIII в. в Черкессии, писал, что черкесы наряду с мясом домашних и диких животных «едят конину, отдавая ей предпочтение, подобно крымским татарам и ногайцам, и нас угощали ею повсюду». По словам Н. Берзенова, относящимся к середине XIX в., дигорские феодалы, находившиеся, как известно, под сильным влиянием кабардинских князей, употребляли «лошадиное молоко, считая его вкусным неполезным для здоровья». Молоко кобылиц оставалось в это время и позднее незаменимым продуктом обитателей ногайских степей122.

<< | >>

↑

Источник: Калоев Б.А.. Скотоводство народов Северного Кавказа. С древнейших времен до начала XX века. 1993

Еще по теме Лошадь:

- Альтернативная история - Античная история - Архивоведение - Военная история - Всемирная история (учебники) - Деятели России - Деятели Украины - Древняя Русь - Историческая литература - Историческое краеведение - История Востока - История древнего мира - История Казахстана - История наук - История науки и техники - История России (учебники) - История России в начале XX века - История советской России (1917 - 1941 гг.) - История средних веков - История стран Азии и Африки - История стран Европы и Америки - История стран СНГ - История Украины (учебники) - История Франции - Методика преподавания истории - Научно-популярная история - Новая история России (вторая половина ХVI в. - 1917 г.) - Периодика по историческим дисциплинам - Публицистика - Современная российская история - Этнография и этнология -