ГЛАВА 2 ПАРТИЯ ВОЙНЫ: ЛЮДИ, КОТОРЫЕ ИЗВРАТИЛИ АМЕРИКАНСКУЮ ВНЕШНЮЮ ПОЛИТИКУ
С окончанием «холодной войны» нам настоятельно требуется очевидный идеологический противник, достойный по амбициям, который сможет объединить нас в противостоянии ему. Ирвинг Кристол (1996) Не знаю, откуда взялись эти неоко- ны...
Им как-то удалось подчинить себе президента. И вице-президента тоже. Генерал Энтони Зинни, бывший командующий корпусом морской пехоты, начальник Объединенного Центрального командования (1998-2000) Кто они такие, неоконсерваторы? Первое их поколение составляли экс-троцкисты, социалисты, прочие левые и либералы, поддерживавшие Франклина Рузвельта, Трумэна, Джона Кеннеди и Линдона Джонсона. Когда в 1972 году Макговерн подчинил себе Демократическую партию — под лозунгами сокращения военных расходов и возвращения американских солдат из-за рубежа, — эти либералы «холодной войны» вдруг осознали, что их игнорирует собственная партия. Оказавшись в свободном плавании, они в конце концов прибились к республиканцам и были, что называется, приняты на борт, когда многолетние усилия консерваторов завершились триумфом Рейгана. Иными словами, неоконсерваторы были участниками «революции Макговерна», которая представляла собой политический итог социальных и культурных революций 1960-х годов. Кевин Филипс писал в ту пору, что неоконсерватор будет скорее редактором журнала, чем рабочим на стройке. Сегодня типичный неоконсерватор — исследователь на зарплате в какой-либо общественной организации наподобие АИП2 или его клонов вроде Центра изучения политики безопасности или Проекта «Новый американский век». Почти никто из них не связан с кампанией Голдуотера, этим катализатором современного консерватизма, почти никто не вышел из деловых или военных кругов. Как заметил один остряк, неоконсерваторам куда лучше известно устройство фабрик мысли (think tanks), чем танка «Абрамс». Их герои — герои левого крыла: Вильсон, Франклин Рузвельт, Трумэн, Мартин Лютер Кинг, а также сенаторы Генри «Черпак» Джексон и Дэниел Патрик Мойниган. Среди подпавших под влияние неоконсерваторов такие личности, как Джин Киркпатрик, Билл Беннет, Майкл Новак и отец Ричард Джон Нойхаус. Нередко к сочувствующим им относят исследователей Чарлза Мюррея и Джеймса К. Уилсона. По численности движение неоконсерваторов невелико и не является общенациональным — как говаривали в 1970-е, «сплошные вожди и никаких индейцев». Большинство неоконсерваторов евреи, однако в Аме рике среди писателей и других интеллектуалов-евре- ев львиную долю составляют либералы, нередко весьма нелицеприятно отзывающиеся о неоконсерватизме. Даже среди правых далеко не все писатели-евреи принадлежат к неоконсерваторам, хотя Израиль в этом кругу имеет активную поддержку (что не более удивительно, чем неприятие абортов католиками, мормонами и прихожанами евангелической церкви). «Это движение основано на внешней политике», — замечает миссис Бут. Точнее, это движение первоначально подпитывалось страхом перед СССР, который считался смертельным врагом Америки и Израиля. Перед началом Шестидневной войны 1967 года Сирия и Египет получили советское оружие, и то же произошло и перед войной Йом Киппур в 1973 году. В своей статье «Какой-такой неокон?» в газете «Wall Street Journal» миссис Бут называет поддержку Израиля «ключевым элементом неоконсерватизма». Других «ключевых элементов» она, впрочем, не перечисляет, но упоминает о том, что журнал американского Еврейского конгресса «Commentary» является «библией неоконсерваторов». После поражения США во Вьетнаме советская империя предприняла ряд шагов, военных и стратегических, дабы нарастить свои ракетные арсеналы до уровня, сопоставимого с нашим, и включить в сферу своего влияния Южный Вьетнам, Камбоджу, Эфиопию, Мозамбик, Анголу, Гренаду, Никарагуа и Афганистан; в последнем, впервые с 1945 года, Красная армия вела боевые действия за границами Советского блока. К 1976 году «разрядка» в консервативных кругах стала ругательным словом, а неоконсерваторы начали объединяться с правыми в организации наподобие Комитета по существующей угрозе. Мы рассматривали друг друга как союзников в общем деле — «холодной войне». Консерваторы — антикоммунисты по рождению; неоконсерваторы же пылали рвением новообращенных. Нас объединял враг в лице коммунизма и Советской империи. Но к середине 1980-х годов наиболее прозорливые из консерваторов уже догадывались, что «чужаки» среди нас не разделяют наших традиций, убеждений и идей. В 1986 году Клайд Уилсон писал: «Излишества радикализма заставили многочисленные поголовья либералов перейти границу и осесть на нашей территории. Эти перебежчики сегодня вещают от нашего имени, однако говорят они тем же языком, каким пользовались всегда. Мы привыкли к нему, научились терпеть этот язык, но терпим он только в сравнении с грубой речью иноземных варваров. В нем нет слов для обозначения того, что мы действительно ценим. Наши наследие захвачено коварным узурпатором». Согласно Ирвингу Кристолу, «крестному отцу» движения, «...исторической задачей и политической целью неоконсерватизма должно стать... обращение Республиканской партии и американских консерваторов в целом, даже против их воли, и выработка консервативной политики нового типа, подходящей для управления современной демократией». Среди традиционных ценностей консерваторам прежде всего надлежало отказаться от идей, изложенных в «Прощальном послании» Вашингтона: что американцам не следует участвовать в войнах за рубежами страны, что они должны избегать «постоянных союзов» и «страстных привязанностей» с другими наци ями. Неоконсерватизм предлагал Америке интервенции, войну за демократию и не ослабевающую с годами поддержку Израиля.
В статье «Неоконсервативные методы убеждения» (2003) Кристол, бывший в 1930-е годы активным троцкистом, провел параллель между нынешними Соединенными Штатами и Советским Союзом: «Крупные государства, чья идентичность определяется идеологически, как СССР прошлых лет или Соединенные Штаты сегодня, имеют не только насущные материальные заботы, но и идеологические интересы. Без учета чрезвычайных ситуаций, США всегда чувствовали и будут чувствовать себя обязанными защищать демократическое государство от антидемократических угроз, внутренних и внешних. Вот почему в наших собственных интересах было прийти на помощь Великобритании и Франции во Второй мировой войне. Вот почему мы считаем необходимым сегодня защищать Израиль, самому факту существования которого угрожают. И не нужно сложных геополитических расчетов, чтобы осознать эту обязанность». Это утверждение противоречит истории, и Кристол наверняка о том осведомлен. Когда союзники 3 сентября 1939 года объявили войну Гитлеру, Франклин Рузвельт отнюдь не поспешил «прийти на помощь Великобритании и Франции». В тот день он ограничился «беседой у камелька», в которой прозвучали уверения в недопущении «подрыва мира» в Соединенных Штатах. Когда в мае-июне 1940 года Франция отчаянно просила самолеты, пытаясь отсрочить свое падение, Рузвельт ограничился телеграммой со словами поддержки. Лишь спустя восемнадцать месяцев после оккупации Франции мы объявили войну Гитлеру — в ответ на объявление Германией войны нам. Америка воевала не потому, что стремилась защитить демократию. Мы вступили в войну, чтобы покарать японскую империю, подло напавшую на наев Перл-Харборе. Короче говоря, Кристол повторяет либеральные мифы. В «холодной войне» мы привечали как союзников Чан Кайши и президента Дьема, Салазара и Франко, Сомосу и иранского шаха, Сухарто, Сигмана Ри и Пака Чжон Хи, корейских генералов, греческих «черных полковников», милитаристов в Бразилии, Аргентине и Турции, президента Маркоса и генерала Пиночета. Эти автократы казались нам более надежными, чем демократические лидеры наподобие Неру, Улофа Пальме, Вилли Брандта и Пьера Трюдо. Когда доходит до непосредственной угрозы США, «холодной» или «горячей», идеология отправляется в мусорную корзину и мы, американцы, повторяем за Ницше: «Государством называется самое холодное из всех холодных чудовищ». Индия — страна демократическая и по размерам в двести раз больше Израиля. Однако в противостоянии Индии с Пакистаном мы принимали сторону последнего. Почему? Потому что пакистанцы — наши союзники, а Индия сотрудничала с Москвой. И то обстоятельство, что Индия —демократия, а Пакистан — автократия, уже не имело значения. Неужели Кристол действительно верит, что мы предоставили Израилю 100 миллиардов долларов помощи и поддерживаем его практически во всех конфликтах только потому, что Израиль — демократическая страна? Неоконсервативное «обращение Республиканской партии и американских консерваторов в целом» осуществлялось через средства массовой информации, 3 I Ip.u4.li.' п н^-ирлиы^ которые неоконсерваторы сегодня контролируют, — «Weekly Standard», «Commentary», «The New Republic», «National Review», а также через редакторские колонки «Wall Street Journal», газеты, которую на протяжении трех последних десятилетий возглавлял ныне покойный Роберт Бартли. Немногочисленные неоконсерваторы пользуются непропорционально большим влиянием в обществе благодаря организациям, которые они себе подчинили, средствам массовой информации и тесным, можно сказать, дружеским связям с власть предержащими. Но как им удалось «охмурить» президента? «ВУЛКАНЫ» До 2000 года Джордж У. Буш казался «чистой табличкой» и демонстрировал полную неосведомленность во внешней политике. Его отец был конгрессменом, представителем США при ООН, послом в Китае, директором ЦРУ, а при Рейгане восемь лет исполнял обязанности вице-президента. Однако сын выказывал полное равнодушие к внешнеполитическим вопросам. В ходе предвыборной кампании 2000 года он перепутал Словению со Словакией, назвал жителей Греции «гре- цианцами» и провалил блиц-опрос, когда интервьюер попросил его назвать по именам лидеров четырех крупнейших держав. Тем не менее Буш представлялся стороннему наблюдателю «инстинктивным консерватором». Он призывал к более «смиренному» подходу к событиям в мире, что резко контрастировало с постоянной похвальбой Мадлен Олбрайт по поводу нашей «незаменимости» в мире. Он скептически воспринимал рассуждения о ведущей роли США в мировой политике. Он обещал «пристально изучить существующие договоренности, переоценить американскую тактику и установить, возможно ли достичь поставленных целей». Но в его окружение уже успели проникнуть заговорщики, сами себя именующие «вулканами». Среди них, приглашенных Кондолизой Райс, наиболее известны Пол Волфовиц и Ричард Перл. Рассказ Перла о первой встрече с будущим президентом весьма напоминает восторги Фейджина при первом знакомстве с Оливером Твистом: «Едва взглянув на сорокалетнего Буша, я понял, что он - другой. Мне сразу стали понятны две вещи. Первое - он мало что знает. Второе - ему хватает уверенности в себе, чтобы задавать вопросы, открывающие неполноту его знаний. Большинство людей не торопятся признаваться в своей неосведомленности, в том, что прежде они не слышали того или иного слова. Но Буш к таким не принадлежит». Так началось обучение Джорджа У. Буша кристо- ловской «консервативной политике нового типа, подходящей для управления современной демократией» — всего за несколько месяцев до того, как он принес присягу и стал президентом Соединенных Штатов.