ГЛАВА27Константин призывает эллинов к свободе



— Мурад берет приступом Гекса- милион.
греческое национальное государство. Не напрасно призывали отважного Палеолога папа, Венеция и Венгрия примкнуть к их союзу против османов: осенью 1443 года под влиянием Евгения IV поляки и венгерцы двинулись в крестовый поход под предводительством юного короля венгерского и польского, Владислава III, сына Ягелло и мадьярского героя Гуньяди. В ноябре 1443 года Мурад был разбит при Ниссе, и лишь суровая зима в холодных равнинах Гемоса принудила победителей отступить через Дунай.
Восстановив на Коринфском перешейке Гексамилион, Константин в союзе с братом своим Фомой двинулся прежде всего на Нерио, турецкого вассала. Весной 1444 года он вторгся в Беотию, занял Фивы и Ливадию и, грозя отсюда самим Афинам, заставил герцога признать его верховенство, обязаться платить ежегодную дань и поставлять ему войска. Затем он двинулся далее на север к Пинду, возбудил фессалийских валахов и албанцев восстать против ига неверных и занял Цейтун, Лидорики и другие местности. Эти успехи объяснялись временным ослаблением султана, который вынужден был летом 1444 года заключить в Сегедине мир, по которому он терял Сербию, Герцеговину и Валахию. К несчастью, король Владислав вследствие известия о мятеже караман- ского эмира в Малой Азии нарушил под влиянием кардинала Юлиана Чезарини мир; его страшное поражение и смерть в сражении под Варной 10 ноября были следствием его предательства. Этот злополучный день решил также судьбу Греции.
Нерио, владевший в это время почти одними лишь Афинами, сочувствовал очень мало освободительным стремлениям греков, осуществление которых должно было лишить его герцогства. Лишь по нужде стал он союзником и вассалом Константина; но последний так рассердил султана, что тот приказал паше Омеру, одному из сыновей Турахана, напасть с фессалийским войском на Беотию и Аттику. Опустошив эти страны, Омер с богатой добычей возвратился на север. После сражения под Варной Нерио поспешил отправить к своему повелителю послов с просьбой о прощении; он давал обещание вновь стать ленником султана и платить ему по-прежнему дань, после чего султан высказал ему свое благоволение и обещал восстановить его власть в его землях.
Тогда Константин, желая наказать Нерио за отречение от греческого дела, двинулся походом на Аттику и занял Афины; но угрожающие движения Турахана в Фессалии заставили его очистить Аттику1 Султан требовал от него сдачи всех занятых его войсками городов, Константин упорствовал, и положение оставалось неопределенным, пока Мурад весной 1440 года не взялся за дело серьезно.
Под влиянием настоятельных советов Турахана и Нерио двинуться в поход на Пелопоннес он собрал у Церета громадное войско. Правда, греческий деспот прислал к нему своих послов с просьбой о мире, но он имел смелость изъявлять притязания на перешеек и лежащие на север от него земли Эллады; султан приказал бросить в темницу послов, среди которых был также историк Халкокондила, и двинулся на юг[CLVIII] [CLIX] У Фермопил он не встретил никакого сопротивления, так как греки сконцентрировали свои силы за укрепленным Гексамплионом. Он вступил в Фивы, где к его войскам присоединился отряд его ленника Нерио.
С громадным войском и обозом верблюдов и телег двигался Мурад по направлению к Коринфскому перешейку; у Мингии он остановился. Валы Гексамилиона отделяли лагерь османов от стоянки греков, собранных со всего полуострова Константином и его братом Фомой[CLX] Это было последнее большое напряжение силы греков, и, как некогда, во времена Ксеркса, перед ними была варварская Азия, готовая ринуться на Пелопоннес. Турки уже научились пользоваться страшнейшим изобретением Запада, артиллерией, которая в 1446 году была уже усовершенствована настолько, что стены греческих городов не могли оказать ей никакого сопротивления.
Три дня рвали пушки и подкопы бреши в истмийских окопах; 10 декабря начался приступ. После отчаянного боя пал 14 декабря последний оплот свободы Греции к ногам янычар и сербов1. Напрасно пытался Константин, видя в отчаянии бегство своих войск, вновь собрать их; тогда ввиду того, что Коринф не был достаточно готов к сопротивлению, он бросился в глубь Лаконии. Триста греков, бежавших на один холм у Кенхреи, были изрублены по приказанию султана. Шестьсот пленных он выкупил у янычар и принес их в жертву памяти своего отца. В погоню за бежавшим деспотом он отправил отряд под предводительством Турахана, а сам двинулся на запад в Ахайю.
Он взял и опустошил Коринф, сжег покинутый жителями Си- кион (Базилику) и Востицу и остановился перед Патрасом. Граждане этого торгового города бежали в Лепанто и другие венецианские города этолийского побережья; осталось лишь 4000 мужчин и женщин; все они были обращены турками в рабство Но крепость защищалась с таким мужеством, что султан решил снять осаду. Так как деспоты пелопоннесские, не надеясь на успех дальнейшего сопротивления, вели с ним переговоры о мире, то он возвратился в Фивы, увозя за собой достояние разграбленных городов и 6000 военнопленных. Покинутые бежавшими жителями и опустошенные Фивы впервые имели случай увидать восточную пышность султанского двора, где среди упоенных победой пашей и сановников Порты можно было заметить также жалкую фигуру герцога Афинского, покорного вассала султана.
В Фивы, которые отныне должны были считаться достоянием турецкой монархии, прибыли послы Константина и Феодора; они купили сомнительную пощаду своей власти в Пелопоннесе обязательством платить с своих земель в качестве турецких вассалов поголовную дань. С этого момента Пелопоннес, бывший, по мнению историка Халкокондилы, свободной страной, стал вотчиной султана. Но тамошние династы давно уже платили ему дань. [CLXI] [CLXII]
Через год после этого мира, 13 октября 1448 года, умер после двадцатитрехлетнего злосчастного правления император Иоанн VIII. Наследниками его оставались его три брата Константин, Фома и Димитрий. Стоя на краю пропасти, которая грозила поглотить всю Грецию, Димитрий имел еще все-таки достаточно честолюбия, чтобы вести распрю с своим старшим братом из-за лохмотьев византийского пурпура. Но сановники столицы отправили послов в Пелопоннес; на развалинах старой Спарты был 6 января 1449 года провозглашен императором ромеев и коронован Константин XI, последний преемник Константина Великого.
Совершено это было, конечно, лишь после унизительного разрешения турецкого султана, к которому еще в начале декабря был отправлен для переговоров об этом советник императора Франца. 12 марта Константин отплыл на каталанских кораблях в Византию. Мурад II, победам и государственному уму которого Турция, ставшая первой европейской державой, обязана новой блестящей эпохой своей истории, умер 5 февраля 1451 года. На престол империи османов вступил его сын, могучий Могамет II, имевший всего 21 год от роду.
В том же году умер и Нерио II, герцог афинский.
Весь род греческих Аччьяйоли ограничивался в это время двумя членами, малолетним сыном Нерио Франческо и сыном герцога Антонио по имени Франко, который вел при турецком дворе в Константинополе позорную жизнь в качестве заложника и в то же время любимца султана. Вдова Нерио, Киара, дочь Никколо II Джиорджио, владетеля Кариста и номинального маркграфа бодо- ницского, отправила тотчас же послов к султану с просьбой отдать ей Афины, как опекунше ее сына. При помощи больших затрат ей удалось добиться этого. Под крепкой охраной султана она могла бы спокойно окончить свои дни в Пропилеях, если бы она не сделалась жертвой безумной страсти, повлекшей за собой трагическую гибель дома Аччьяйоли и всего герцогства Афинского.
Красивая и еще молодая женщина воспылала вдруг любовью к венецианскому дворянину Бартоломмео Контарини, отец которого
Приамо был кастелляном Навплии1 Так как Контарини был уже женат на дочери одного венецианского сенатора, то влюбленные стали искать способов устранить это препятствие, мешавшее их браку. Киара хотела возвести венецианца на афинский престол,
сделав его своим законным супругом; она и довела его до преступ-
2
ления
Ослепленный любовник отправился в Венецию, где жила его жена, отравил ее и, возвратившись в Афины, женился на герцогине. К чести латинского митрополита в Афинах надо заметить, что он не знал о злодеянии Контарини. Архиепископом был тогда, кажется, Николай Протимо, из эвбейских Протимо, родственников Аччьяйоли. Он принимал в это время участие в редактировании ассизов Романии, которые Венецианская синьория вручила в 1421 году негропонтскому байльи и комиссии эвбейцев. На основании тамошних и венецианских рукописей ассизов было составлено уложение, признанное в 1452 году сенатом республики
Между тем надменность Контарини оскорбляла афинян, и приверженцы дома Аччьяйоли не без основания опасались нового преступления со стороны дерзкого авантюриста, которому мешал еще юный Франческо, наследник Нерио. Когда они пожаловались на него султану, узурпатор попытался успокоить его и афинян, торжественно заявив, что он предполагает быть опекуном законного герцога афинского лишь до его совершеннолетия. Так как уверения эти не успокоили недовольных афинян, то он сам отправился с мальчиком в Адрианополь оправдаться перед султаном и — как он надеялся — получить его утверждение в звании опекуна. При турецком дворе он встретился с Франко, сыном Антонио, который ждал лишь удобного случая, чтобы самому захватить власть в Афинах. Такой случай представился теперь. Мога- мет II совсем не собирался предоставить Аттику венецианцам,
Приамо, сын Антонио Надалино; Capellari, Н. Campidoglio Veneto, манускр. в Bibl. Marciana vol. I. О Бартоломмео он не сообщает ничего. Халкокондила называет отца Приамо (IX, 433). Buchon, Nouv. Rech. I, 187, называет его Пьеро Альмерио. Настоящее имя у Гопфа, II, 128.
2 Chalkokond, IX, 453.
Письмо дожа Франческо Фоскари байльи Лоренцо Онорати, 1433 года.
которые водворились летом 1451 года на острове Эгине на основании договора с Каопеной и духовного завещания Антонелло, умершего бездетным. Сами эгинеты с радостью вручили свой остров республике.
Султан назначил Франко герцогом афинским; народ принял его со всякими почестями. Он водворился в Акрополе, захватил здесь тотчас же герцогиню Киару и приказал отвезти ее в мегар- ский замок. Это было в 1455 году. Эта жалкая трагедия преступных вожделений и борьбы ничтожных людишек из-за мимолетного пребывания на троне тянулась в Афинах в то время, как на берегах Босфора уже свершилось роковое падение. 29 мая 1453 года Константинополь был взят Могаметом II, и последний Константин обрел геройскую смерть на развалинах Византии.
Покорение великого города, именем и характером которого в течение целого тысячелетия была отмечена история Востока, города, который был связующим звеном между античной образованностью и христианством, давая опору и единство греческой церкви, было последним актом порабощения эллинской половины древнеримской империи. Отрезанная от латино-германской Европы, она погрузилась теперь в турецкое варварство. Громадный опыт воссоединить греческий Восток с Западом, начатый Европой еще в эпоху крестовых походов, имел одно следствие: он раздробил империю Константина на части, чтобы тем легче сделать ее добычей османов. Восток, процветавший при эллинах, римлянах, византийцах, стал под игом турецкого владычества кладбищем своей былой культуры.
Европейские государства, раздробленные, ослабленные и поглощенные династическими усобицами, были — не считая немногих бесплодных попыток — пассивными зрителями дальновидных успехов, а затем и полного торжества османских победителей. Потрясающая гибель Константинополя вызвала лишь пустые ламентации западных гуманистов да безответные призывы папы начать новый крестовый поход. Всякое злоключение, большое и малое, заставляет людей, потерпевших от него, исследовать его причины и, не признавая за собой вины, взваливать ее на чужие плечи; и греки также смотрели на падение своей столицы, как на кару, ниспосланную Господом Богом на Палеологов за унию. А папа и вместе с ним весь Запад, пылающий ненавистью к грекам, утверждали, что эта страшная катастрофа — заслуженное наказание за 1
схизму
Злополучный историк Франца, стараясь длинными рассуждениями опровергнуть эти мнения, находит под конец утешение в пророческом предсказании. Ибо, как некогда царство ассириян разрушено было вавилонянами, вавилонское — персами, персидское — македонянами, македонское — римлянами и, наконец, римское — османами, так погибнет в свое время и царство последних. Но вычисления его, или, вернее, астролога Стефана Александрийского, по которым государству султанов суждено существовать 365 лет, не оказались верными. Владычество османов в Константинополе длится уже 435 лет; в наши дни оно дошло почти до того же разложения, в каком была греческая империя при последних Палеологах, и час его падения будет, может быть, началом новой эры в жизни человечества.
2. Утверждение трона султанов в Константинополе подействовало уничтожающим образом на Венецию и на франкских и греческих государей Балканского полуострова и Архипелага. Тщетно старался красноречивый дож Франческо Фоскари возбудить совет и склонить его к геройскому решению — восстановить оружием честь Венеции. Испуганные торгаши предпочли отправить к султану послов, признавая таким образом совершившийся факт, и заключить с Могаметом II унизительный договор, лишь бы спасти торговые привилегии, фактории и колонии республики. Деспоты пелопоннесские Фома и Димитрий, не посмевшие после смерти брата принять императорский титул, купили у султана последнюю отсрочку своего владычества в Мизитре и Патрасе. Даже теперь эти тираны не вспомнили о клятве любить друг друга по-братски, [CLXIII] которую некогда дали своей благочестивой матери Ирине, своему брату императору Константину и византийскому сенату; они враждовали между собой и с бесстыдной надменностью притесняли своих подданных. Франца, ставший после падения Константинополя министром Фомы, оставил подробное описание их усобиц; это одна из печальнейших страниц в истории Пелопоннеса.
Но в 1453 году здесь восстали против них албанцы, единственное племя Морей, сохранившее любовь к бранной жизни и свободе. Собравшись в числе тридцати тысяч воинов под предводительством Петра Буа, а затем честолюбивого греческого архонта Ма- нуила Кантакузена, они попытались сделать то, чего добились в Албании их соплеменники, герои Георгий Балис, Иоанн Спата, Арианит и великий Скандербег, а именно основать на полуострове независимое государство скипетаров. Предлагая Венеции признать ее верховенство, они просили ее защиты. Боясь за свои владения Модон и Корон и подозревая, что генуэзцы или каталанцы могут овладеть Мореей, синьория отправила в июле 1454 года к деспотам Фоме и Димитрию Ветторе Капелло, возложив на него поручение передать им соболезнование Венеции по случаю гибели императора и Константинополя и склонить их к миру с албанцами. Затем Капелло отправился также к главам восставших племен . Но посредничество его не увенчалось успехом. Осажденные в Патрасе и Спарте Палеологи призвали даже на помощь турок, и паше Турахану после кровавых столкновений удалось принудить албанцев подчиниться на легких условиях.
Герцогом афинским был в это время Франко — турецкий вассал. Страх и ненависть довела его до злодеяния, которое повлекло за собой его падение. По его приказанию герцогиня Киара была умерщвлена в мегарском замке, как утверждает Халкокондила, за преступные сношения с вышеупомянутым венецианцем Контари- ни. Боясь притязаний последнего на герцогство, он рассчитывал оградить себя от него посредством убийства его жены. Контарини
В случае опасности посол должен был постараться, чтобы Кларенца, Патрас, Коринф и Востица также перешли в республики.

Франческо Аччъяйоли
оставался — или был задержан — с малолетним сыном Нерио II при адрианопольском дворе; теперь он выступил обвинителем Франко, которому сам проложил путь в Афины своими преступлениями.
Могамету II наконец опротивели интриги этих авантюристов, и он приказал сыну Турахана обратить герцогство Афинское в турецкую провинцию. Страшный голод свирепствовал в это время в Элладе, и умы суеверного народа были поражены появлением кометы. Омер-паша вторгся в Аттику, опустошая страну и угоняя в рабство жителей. В округе афинской было разрушено целое местечко Сеполия — древний демос Сипалет, вблизи Академии и башни Тимона[CLXIV]. Была среди афинян партия, которая из ненависти к франкам радовалась вторжению османов, называя их своими освободителями и питая тайную надежду, что турецкое владычество обеспечит им не только полную сохранность, но и восстановление всех бывших прав и владений греческой церкви1 Однако нижний город, сдавшийся неприятелю без боя, подвергся всем ужасам варварского нашествия, особенно благодаря тому обстоятельству, что упорное сопротивление Акрополя привело янычар в ярость Франко, запершись в Акрополе, мужественно отражал приступы Омара; очевидно, крепость была снабжена новыми укреплениями, которые могли устоять даже против турецкой артиллерии. В продолжение двух лет держались в Акрополе, не уступая новым «персам», последние франки и кучка оставшихся им верными афинян. Мужество их тем почетнее, что надежды на помощь они не имели никакой. После падения Константинополя судьба ничтожного городка Афин не имела для Запада никакого значения. Отчаянные призывы, донесшиеся сюда из осажденной крепости, не обратили на себя ничьего внимания.
Напрасно заклинал Франко венецианского байльи соседнего Негропонта отважиться на помощь. Коннетабль афинский и знатнейшие граждане предлагали через посредство рыцаря Франческо Аччьяйоли Акрополь Венеции. Другие греческие государи также увещевали дожа войти в соглашение с султаном и наперерыв предлагали Венеции купить их обреченные на верную гибель владения. Но осторожная синьория ограничилась тем, что приказала правителям Негропонта оказать помощь всем островам и портам, которые изъявляли желание сделаться венецианскими. Так как в этот самый момент в Архипелаге должен был появиться папский флот под предводительством кардинала Скарампо, то подозрительный дож приказал байльи принять при высадке этого отряда в Эвбее все необходимые меры предосторожности.
Между тем паша Омар старался во что бы то ни стало овладеть Акрополем и украсить себя этими лаврами, а сам султан продолжал свое кровавое шествие по Морее. Он предлагал Франко
Греческим митрополитом мог в это время быть Исидор. Phrantzes, lib. II, . 19, р. 203.
Вышеупомянутый плач (threnos) говорит об этих ужасах.
самые мягкие условия. «Сын Антонио, — передавали посланные турецкого полководца, — ты бывал при дворе нашего властелина, который даровал тебе на некоторое время власть над этим городом; теперь он требует сдачи города, и я не знаю, сможешь ли ты держаться в нем против воли владыки. Сопротивление твое будет очень непродолжительно. Старайся снискать благоволение султана; тогда он пожалует тебе Шивы и Беотию и позволит тебе со всеми твоими сокровищами беспрепятственно выступить из крепости». Потеряв всякую надежду, Франко убедился, что выбора у него нет; он принял условия Омара, но потребовал, чтобы сам султан подтвердил торжественной клятвой его обещания. Когда требование его было исполнено, он сдал туркам Акрополь. Это было в июне 1458 года, еще при папе Каликсте III, который умер 9 августа . Согласно договору, последний Аччьяйоли вместе с своей женой, гречанкой, дочерью моренского династа Димитрия Азана, с тремя детьми и жалкой свитой из служителей покинул Акрополь и переселился в Фивы, которые Могамет пожаловал ему в лен.
Хотя франкское государство просуществовало в Аттике два с половиной века, удаление последнего герцога афинского едва ли возбудит в ком-нибудь сочувствие, тогда как удаление последнего мавританского короля из Гренады, происшедшее через 35 лет, и в наши дни служит трагическим предметом сострадания даже для христиан.
Франца говорит о взятии Афин султаном в июне, Chron. Breve тоже.
Мальвазии произвели на историка Францу такое впечатление, что он посвятил им целых две страницы; об Афинах он почти не упоминает. Но судьба славнейшего города в мире не прошла без болезненного отклика в сердцах его греческих граждан, чему свидетельством служит элегия одного современника этого события, вероятно, афинянина. Его «тренос» аналогичен многочисленным плачам о падении Константинополя. Это какой-то дикий крик не только «Афины», олицетворяющей город, но и эллинской музы, обезумевшей от отчаяния. Пропасть между классическими двустишиями Михаила Акомината и этими нечленораздельными звуками так велика, что просто внушает ужас2 Это стихотворение из 69 политических стихов на самом испорченном народном языке и в прескверном стиле написано, вероятно, тотчас же после турецкого вторжения. Автор его, несомненно, духовное лицо; он восхваляет Афины главным образом за то, что они были школой трех великих Отцов Церкви Григория Назианзина (Богослова), Василия Великого и Иоанна Златоуста. В заключение он обращается к Богородице, как к будущей спасительнице города.
3. Могамет II был в то время в Пелопоннесе, куда он двинулся с большим войском, узнав, что деспот Фома отказывается платить дань и взялся за оружие. Султан решил положить конец бессмысленным проискам враждующих братьев и безграничной неурядице, неизменно господствовавшей в стране благодаря преступному честолюбию ее государей, тирании архонтов и грабежам албанцев3
15 мая 1458 года султан остановился перед Коринфом, который в это время принадлежал деспоту Димитрию Палеологу и имел незначительный гарнизон под предводительством его зятя Матфея Азана и спартанского полководца Никифора Лукана. Оста- [CLXV] вив осадные войска у Акрокоринфа, он двинулся далее в Пелопоннес. До этого времени турки под предводительством своих превосходных полководцев Эвреноса и Турахана не раз делали разбойничьи набеги на эту страну, но окончательно покорить ее они не пытались. Да и теперь, несмотря на разрозненность греков, им нелегко было справиться с Пелопоннесом, где было несколько сильных крепостей и до 150 франкских замков, а горный характер местности благоприятствовал партизанской войне. Если среди пелопоннесцев и не явилось в этот момент героя вроде Георгия Ка- стриота из Кройи, который в эту эпоху гибели греческой нации с изумительной энергией защищал свою родину Албанию от турецких орд, то все же последние бойцы за свободу Морей, греки и албанцы, защищались с мужеством отчаяния.
Флиос, Акова, Этос, многие другие города и некогда славные в истории франкских баронов замки в Аркадии и Мессении были взяты османами приступом, жители вырезаны или уведены в рабство. После упорного сопротивления сдал и Димитрий Азан, тесть Франко, свой город Мухлион, известный во времена Вилльгарду- енов под именем Никли, в земле Тегеатов. Но Могамет не решился напасть на деспота Фому в неприступной Монемвазии или двинуться в непроходимую Лаконию, населенную непокорными племенами, и отступил к Коринфу. Ворота этой сильной крепости, головы Пелопоннеса, как называл ее еще тогда Франца, были ему открыты трусливыми военачальниками 6 августа 1458 года. Это так устрашило деспота Фому, что он отправил к султану послов, которые купили мир, пожертвовав Эгионом, Калабритой, Патра- сом и другими соседними местностями, которые действительно были отданы туркам.
Присоединив покоренные области Морей к Фессалии и вручив управление Омару, Могамет с добычей и пленными возвратился на север. По пути он получил приглашение своего паши почтить своим посещением покоренные Афины и с тысячей всадников и блестящей свитой придворных и сановников прошел через Мега- ру. В конце августа 1458 года покоритель Константинополя, уничтоживший Грецию, еще покрытый свежей кровью перерезанных пелопоннесцев, совершил торжественный въезд в Афины. Он нес несчастному городу почти четырехсотлетнее рабство.
Как бы бесчеловечен и безжалостен ни был этот страшный владыка, это, к счастью Афин, был все же не Ксеркс или Мардо- ний, но один из образованнейших государей Востока, даже не чуждый понимания всего высокого и прекрасного в жизни человечества. Он знал цену архитектурной пышности, что доказал в Константинополе, где воспрепятствовал разрушению Софийского собора и замечательных сооружений. Историк Франца, лично знавший его, сообщает, что он, кроме родного языка, знал греческий, латинский, арабский, халдейский, персидский, читал жизнеописания Александра, Константина и Феодосия и поставил себе целью превзойти этих великих мужей. Понятно поэтому, что даже такой «истребитель народов» питал некоторое уважение к Афинам, которые и у турецких историков носили название родины философов. Куртизан и панегирист Могамета II, грек Критобул, бывший при османах правителем Имброса, вдохновленный величием этого султана, написал его историю. Политическое существование древней метрополии Греции настолько потеряло былое значение, что он ни словом не упоминает в своем произведении о гибели Афинского герцогства. Но он оставил описание пребывания Могамета в Афинах, причем изобразил этого страшного варвара в виде одного из тех римских императоров, которые некогда прощали пороки живых афинян ради мертвых. Могамет, по словам Критобула, питал большую любовь к этому городу и его древностям; он много слышал о мудрости и добродетелях древних афинян и о замечательных произведениях, которыми они прославились среди греков и варваров, и потому хотел познакомиться с городом, с его страной, его морем и портами. Он восхищался всем, особенно Акрополем. Как мудрец и филэллин и великий государь, он осмотрел здесь все древности. Халкокондила также рассказывает, что Могамет гулял по Пирею и гаваням, по городу и Акрополю, с изумлением рассматривая былое великолепие Афин и выражая горячую благодарность Омар-паше за такое приобретение. Если даже в эту эпоху в душу османского владыки проникла хоть незначительная доля того непобедимого очарования, которым в древности пленяли Афины столь многих иноземных государей, то можно сказать, что город Паллады Афины именно в минуту глубочайшего падения одержал величайшую победу.
Благодаря сокращению торговли и истощению всяких других источников прибыли за время турецких походов в Грецию, а особенно вследствие грабежей Омара, население Афин сильно уменьшилось и пало, дойдя до того состояния, какое изображал Михаил Акоминат в конце XII столетия. Быть может, не без некоторого преувеличения, но, несомненно, на основании показаний очевидцев, Пий II Пикколомини думал, что от Афин осталось лишь небольшое укрепление и что своей славой в Греции город обязан Акрополю и находящемуся в нем великолепному храму Минервы. Едва ли возможно, чтобы население города доходило в это время, как утверждали некоторые, до 50 ООО1
Султан обошелся милостиво с афинянами, исполнив все их желания. Он подтвердил права, уже дарованные им Омаром. Община получила некоторое самоуправление при посредстве герусии, или совета старцев, под наблюдением турецкого правителя. Многие афинские роды получили патенты, коими они освобождались от караджа, подушного налога.
Особенную радость доставило греческому населению города унижение господствовавшей до сих пор латинской церкви и ее клира. Римское духовенство потеряло свое первенствующее положение в тот момент, как пало в Афинах господство франков и последний герцог афинский был изгнан в Фивы. За ним, несомненно, последовали не только почти все государственные чины, но и просто многие латинские граждане. Греческое духовенство поспешило возместить потери своей церкви и выхлопотать для нее у
Столько насчитывает Surmelis, lib. cit. 43; столько же, полагает он, было и в Аттике. В 1378 г. Кабасила считал окружность Афин в 6—7 миль, а число жителей — 12 тысяч (Crusius, Turcograecia, VII, Ер. 18). Cornelio Magni, 1674 г. Relazione della citla di Atene, P. 22 — также.
султана привилегии. При торжественном въезде его в город присутствовал также один греческий игумен, настоятель в Кайсариа- ни, поднесший ему городские ключи, за что этот базилианский монастырь получил освобождение от караджа.
Желая расположить к себе афинян, Могамет объявил их богослужение совершенно свободным, не лишив при этом свободы и латинский культ. Католический архиепископ Николо Протимо оставался в городе и мирно правил общиной вплоть до своей смерти в 1483 году. Конечно, как только турки заняли Акрополь, ему пришлось прекратить богослужение в храме Парфенона, а со смертью его римское-католическое епископство исчезло, так как число франков в Афинах уменьшилось настолько, что они не могли уже образовать общину. Было мнение, будто церковь Девы Марии после перехода Акрополя к Омар-паше в 1458 году была возвращена православному духовенству. Это предположение основывалось на одной фразе из большого фрагмента описания Афин; в этой фразе говорится о герцоге афинском в прошедшем времени, а Парфенон назван храмом Богоматери (Theotokos). Таким образом, в то время как неизвестный автор составлял свое описание, храм, очевидно, еще не был превращен в мечеть, или же автор видел в нем просто исконный собор Афиниотиссы. Он, однако, не говорил ни слова о том, будто храм был возвращен турецкими завоевателями грекам, и в то же время выражает удовольствие, что храм Геры, обращенный герцогом в католическую капеллу, теперь «богобоязненный», то есть православными греками возвращен Пресвятой Богоматери1 С тем большим удовольствием отметил бы неизвестный автор фрагмента столь важное событие, если бы в то время, как он составлял свое описание, храм Парфенона был действительно передан греческому архиепископу. Но на самом деле произошло, что было наиболее естественно, а именно: заняв в 1458 году Акрополь, турки тотчас же воспретили вход в крепость как грекам, так и латинянам. Христианские храмы
Этот храм у Илисса был посвящен Гере или Деметре.
в Акрополе были, разумеется, заперты и в качестве таковых прекратили свое существование.
Омар поселился в Пропилеях, замке Аччьяйоли, султан же, быть может, предпочел раскинуть свои пурпурные шатры в масличной роще, у Академии или на берегах Илисса. Есть предание, будто он в Афинах избрал своим местопребыванием сады, на месте которых расположено теперь прелестное местечко Патисия, будто бы получившее свое название от него, падишаха. Могамет II был вообще единственный султан, посетивший Афины; он оставался здесь четыре дня. Затем он двинулся далее в Беотию, где в качестве любителя истории посетил древнюю Платею и Фивы. В Кадмее принял султана изгнанный сюда верноподданный его Франко Аччьяйоли, последний герцог афинский. Могамет пожелал также посетить соседнюю Эвбею, которую по мирному договору в апреле 1454 года предоставил венецианцам.
Давнишнее яблоко раздора, Негропонт, где в течение почти двух столетий царили в своих замках ломбардские триумвиры, давно уже был исключительным достоянием республики Сан-Марко, а со времен падения Константинополя он даже стал ее драгоценнейшим сокровищем в греческом море и ее значительнейшей торговой факторией. Властелин известил байльи Паоло Барбериго о своем посещении. Эвбейцы сперва испугались, но затем, когда султан 2 сентября перешел Эврипский мост с 1000 всадниками, встретили его с пальмовыми ветвями и подарками. Он благосклонно говорил с гражданами, прошелся даже по городу Негропонту и пытливым взором осматривал его с окрестных высот Это было за двенадцать лет до того, как он вновь явился на Эврипе с стодвадцатитысячным войском и более чем 100 галерами и совершил новый въезд в разрушенный Негропонт по трупам геройски павших венецианцев. После краткого пребывания на острове Могамет II возвратился в Фивы и затем двинулся далее на север.
Виктор Капелла в своей речи к венецианскому сенату (Chalkokond. X, 547) указывал на намерение султана ознакомиться с положением Негропонта для будущего завоевания, и это было вполне естественно. Первое время герцога Франко не тревожили в его фиванском лене; обоим Палеологам, Фоме и Димитрию, также предоставлены были остатки их владений в Морее. Их старинная безумная ненависть все не могла утихнуть: едва успел султан покинуть Морею, один уже напал на владения другого, и братоубийственная усобица вновь всполошила несчастную страну. В Фоме не умирало гордое византийское сознание его царственного происхождения; его терзала эта необходимость находиться отныне в зависимости от милости султана. Его пустые надежды сбросить железное ярмо этого рабства еще находили себе постоянную пищу в риторическом энтузиазме Пия II, который снова призывал европейских государей к крестовому походу против наследственного врага христианства. Между тем отважный Георг Каст- риота, единственный герой всей падающей Греции, нанес туркам в Албании чувствительное поражение. Враждующие братья даже примирились и еще раз взялись за оружие. Это последнее отчаянное восстание Пелопоннеса прославило свободолюбивых скипета- ров, но окончилось страшным поражением.
Отправив в 1459 году своих пашей Гамзу и Саганоса с войсками в Морею, где повсюду завязался смертный бой, он в следующем году сам перешел Коринфский перешеек, чтобы окончательно обратить злосчастную страну в сплошной костер. Города и замки были взяты приступом, жители перерезаны тысячами. Упав духом, деспот Димитрий, которого предательски покинул брат его Фома, сдался в Мизитре в мае 1460 года. Он отдал свою жену и дочь в гарем султана и окончил свои дни в качестве пенсионера Порты. Города Пелопоннеса, былые феодальные замки вымерших франкских родов один за другим отдавались во власть бесчеловечных победителей, пока навсегда покинул страну последний Палеолог, Фома. В 1460 году он отплыл из Пилоса на Корфу
Род Палеологов угас довольно жалким образом. Димитрий умер монахом в Адрианополе в 1470 году; Фома умер в Риме в 1463 г. Из сыновей его Мануил отправился в Константинополь, где потомки его обратились в турок, Андрей — в Рим, где он умер в неизвестности в 1302 году. Из дочерей его Елена, вдова сербского краля Лазаря, умерла монахиней в Левкадии, а Зоя в 1472 г. вышла замуж за великого князя Ивана III. Hertzberg, Gesch. Grieehenlands, II, 378.
Таким образом склонился перед турецким оружием весь Пелопоннес, кроме венецианских колоний Модона и Корона и защищенной своим неприступным положением Монемвазии (Наполи ди Мальвазия). Этот славный город даже во времена византийских деспотов сохранял свою автономию, обеспеченную за ним императорскими привилегиями; он пытался даже в этот страшный час отстоять свою независимость, но гибель Морей поколебала и его мужество. Сперва он сделал своим правителем одного каталанского корсара, Лупо де Бертань, но вскоре прогнал его. Затем здесь явился один авантюрист Занони с отрядом наемников, первоначально взятых папой для крестового похода. По его совету монемвазийцы отдались под покровительство папы, который прислал им коменданта с небольшим отрядом.
Могамет II мог опять оставить уничтоженный Пелопоннес, правителем которого он назначил иллирийского ренегата Сагано- са-пашу, приказав ему истребить последние еще тлеющие искры греческой жизни. На обратном пути он опять был в Афинах. Город этот отстоял довольно далеко от его дороги и был уже достаточно знаком Могамету; очевидно, веские причины заставили его быть здесь вторично. Его военачальник в Акрополе известил его, что во время борьбы в Ахайе Франко в Фивах замышлял изменить султану. Неизвестно, существовал ли действительно такой заговор среди старых приверженцев флорентийского правления в Афинах, или же турки возвели на герцога ложное обвинение, чтобы навсегда покончить с этим последним остатком господства франков1. Если бы афиняне действительно провинились в глазах султана в том, что задумали вместе с своим бывшим герцогом захватить Акрополь, то султан наверное не удовольствовался бы тем, что приказал отвезти десять знатнейших граждан города в Константинополь. Франко служил в это время с беотийской кавалерией в турецком войске и получил приказ выступить против Леонардо Токко. Кажется, он отправился в Афины для того, чтобы [CLXVI] [CLXVII] лично принести султану присягу и выслушать его распоряжения. Но Могамет отправил его обратно в Фивы, где стояли в это время войска Саган-паши, которому приказано было убить Франко. Паша пригласил герцога в свою палатку и дружественно беседовал с ним до поздней ночи. Когда они расстались, турецкие телохранители паши внезапно окружили не ждавшего засады Франко, и последний герцог афинский из дома Аччьяйоли как последней милости просил позволения быть убитым в своей палатке.
Трех малолетних детей Франко, Маттео, Якопо и Габриэле, паша отправил вместе с их матерью в Константинополь, где они, получив турецкое воспитание, исчезли среди янычар. Вдова его, еще молодая и замечательно красивая женщина, возбудила в Стамбуле страсть бывшего протовестиария, Георгия Амойруци, предавшего в 1461 году государство императора трапезунтского Давида Могамету. Интригами сераля последняя герцогиня афинская была принуждена сделаться женой этого низкого предателя. Этот уроженец Трапезунта, человек выдающегося образования и таланта, представляет собой настоящий тип испорченного и развращенного рабством райи. В одном письме к Виссариону он горько оплакивает падение Трапезунта, а сам изменил своей вере. Он воспевал султана, как нового Ахилла и Александра, как сына греческой музы, и посвятил ему одну оду, написанную в стиле христианских гимнов к Деве Марии.
Так трагически окончила афинская ветвь Аччьяйоли из дома знаменитого сенешаля. Есть предание, будто в Афинах долго спустя жили еще захудалые отпрыски герцогского рода. Французский консул Фовель показывал путешественнику Пуквиллю одного погонщика ослов, говоря, что это потомок Нерио.
Если Парфенон не был еще в 1458 году сделан главной мечетью турецких Афин, то это было, вероятно, сделано в 1460 году по приказанию разгневанного султана.
Великолепному храму Афины-Паллады пришлось претерпеть вторую историческую метаморфозу. Как девять веков тому назад христиане уничтожили алтарь и священное изображение Партенос, так теперь разрушили алтарь Святой Девы представители той второй семитической религии, которая давно уже водрузила стяг Магометов на храме Иерусалимском и недавно — на куполе Святой Софии. Афинский храм Девы Марии стал мечетью. Алтарь и иконостас исчезли, христианская живопись замазана известью. В глубине храма поставлен минбар, магометанский налой, и устроена обращенная к священной Мекке ниша, михраб. Вскоре над юго-западным углом храма, где некогда была сокровищница Паллады, вырос стройный минарет, более высокий, чем бронзовая Афина в древности и франкская башня в Средние века, и отовсюду видный — символ турецкого владычества. По ступенькам из античных камней стал с этих пор каждый день подыматься на вершину минарета муэдзин, чтобы взывать над погруженным в глухое безмолвие рабства городом Солона и Платона, что нет Бога, кроме Бога, и Магомет его пророк.
Парфенон был первоначально святилищем языческой религии в ее высшей духовной форме; затем он служил по очереди храмом для двух великих религиозных форм, в которых нашло себе выражение христианство; наконец, он стал мечетью, молельней последователей религии Магомета, распространившей свое господство на страны и народы Азии, Африки и Восточной Европы. Ни в базилике Св. Петра в Риме, ни в Айя-Софии, ни вообще в каком бы то ни было храме на земле не возносили в разные времена люди столь различных нравов, культур, рас, эпох, языков своих молитв все тому же многоименному, но вечно единому неизвестному Богу, как здесь, в святилище Афины-Паллады. К чарам искусства и благородству древности, запечатленным на чудном здании, это обстоятельство присоединяет также культурно-историческую святость. Великолепный храм является для нас многообразным воплощением вечно меняющейся земной жизни. Парфенон стал символом метаморфоз не только в Афинах и Греции, но и в значительной части всего человечества.
Еще по теме ГЛАВА27Константин призывает эллинов к свободе:
- ГЛАВА XIV Борьба западных эллинов за свободу
- Близок Господь ко всем призывающим Его вистине, и нет лицеприятия у Бога
- 2. Проблема свободы личности, свобода и ответственность, свобода и необходимость.
- 5. Эллины и Рим
- 6. «Увещание к эллинам» псевдо-Иустина и Ипполит
- Психографическое творчество Эллины Глазуновой
- ОТ АМЕРИКАНСКОГО ИЗДАТЕЛЯ МАРК ЭЛЛИН
- ОСОБЕННОСТИ ЖИЗНИ ЭЛЛИНОВ В КЛАССИЧЕСКИЙ ПЕРИОД
- ГЛАВА II Быт и повседневная жизнь эллинов
- Глава V ДАНАЙЦЫ, ГИКСОСЫ И «ИСКОННЫЕ ЭЛЛИНЫ » ГОРОДА ГЕЛОНА: ВОЗМОЖНЫЕ ИСТОКИ ЭТНОГЕНЕТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ
- БЫТ И НРАВЫ ЭЛЛИНОВ В РАННИЕ ПЕРИОДЫ РАЗВИТИЯ ДРЕВНЕГРЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА
- Глава VI ЭЛЛИНЫ И ГИПЕРБОРЕИ В КОНТЕКСТЕ СВИДЕТЕЛЬСТВА ГЕРОДОТА И МИФОПОЭТИЧЕСКИХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ ДРЕВНИХ ГРЕКОВ.
- XVIII. Права свободы речи и свободы печати
- ГЛАВА 2. СВОБОДА. СВОБОДА - ЭТО ЕДИНСТВЕННОЕ, ЧЕМ ВЫ НЕ МОЖЕТЕ ОБЛАДАТЬ, ПОКА ВЫ НЕ ГОТОВЫ ДАТЬ ЕЕ ДРУГИМ.
- XVII. Права свободы совести и свободы культа
- Противостояние и взаимодействие религии и философии. Свобода воли и свобода в теоцентрическом, натуралистическом и социальном аспектах.
-
Альтернативная история -
Античная история -
Архивоведение -
Военная история -
Всемирная история (учебники) -
Деятели России -
Деятели Украины -
Древняя Русь -
Историческая литература -
Историческое краеведение -
История Востока -
История древнего мира -
История Казахстана -
История наук -
История науки и техники -
История России (учебники) -
История России в начале XX века -
История советской России (1917 - 1941 гг.) -
История средних веков -
История стран Азии и Африки -
История стран Европы и Америки -
История стран СНГ -
История Украины (учебники) -
История Франции -
Методика преподавания истории -
Научно-популярная история -
Новая история России (вторая половина ХVI в. - 1917 г.) -
Периодика по историческим дисциплинам -
Публицистика -
Современная российская история -
Этнография и этнология -
-
Педагогика -
Cоциология -
БЖД -
Биология -
Горно-геологическая отрасль -
Гуманитарные науки -
Искусство и искусствоведение -
История -
Культурология -
Медицина -
Наноматериалы и нанотехнологии -
Науки о Земле -
Политология -
Право -
Психология -
Публицистика -
Религиоведение -
Учебный процесс -
Физика -
Философия -
Эзотерика -
Экология -
Экономика -
Языки и языкознание -