Учитывая, что в неоправданно (на наш взгляд, естественно) широкой трактовке глобализации сближение с модернизацией является наиболее частым и, по мнению многих, самым убедительным, имеет смысл подвергнуть его более тщательному анализу.
Всмотримся как раз в различия — в них многое скрывается. Глобализация и модернизация являют собой разные исторические эпохи и принципиально отличные друг от друга процессы. Модернизация релевантна и органична индустриальной эпохе, индустриальному этапу в развитии общества. Она сменяется глобализацией, которую справедливо квалифицировать как постмодернизацию (постиндустриализацию). Названную смену правомерно обозначать также как переход от модерна к постмодерну. Преемственная связь при этом не исключается. Не может быть постмодернизации без предварительной (исторически раскрывший свой потенциал) модернизации. Но это все-таки связь разрыва, качественного скачка, а не простое продолжение набранного исторического разгона, сложившейся событийной динамики жизни. В то же время глобализация ни в коем случае не демодернизация, под которой резонно понимать демонстративный отказ от ценностей и отношений эпохи Модерна (Просвещения). Это не «зряшное» и потому тормозящее отрицание, а дальнейшее движение вперед, стремление не просто отказаться, а превзойти, выйти на новый уровень. Это род змерджентного прорыва, обретения новых горизонтов бытия. Материнское лоно глобализации — постмодерное, в основе своей западное общество. Оттуда она растет, в той почве ее живительные соки, там она feels at home — у себя дома. Но главное — именно там она по-настоящему и плодоносит. Из сказанного, впрочем, никак не следует, что глобализация не планетарное, а исключительно и только региональное («золотой миллиард») явление, процесс «консолидации развитых стран в их противостоянии остальному миру»308. Разница между модернизацией и глобализацией заявляет о себе широко и многообразно. Более того, с высоты глобализации мы начинаем более адекватно оценивать и саму модернизацию. На этапе модернизации Запад горел желанием переделать мир по образу и подобию своему. Он верил в то, что это возможно, более того, необходимо для прогресса, благополучия и счастья всего незападного мира. Отсюда его такая бурная мироустроительная активность: колонизация, религиозное (христианство) и цивилизаторское миссионерство и т. д. В условиях же глобализации Запад напрочь отказался от этой затеи. Он теперь просто тиражирует свой образ по всему миру. В модернизацию насильно вовлекали, и это стоило, история тому свидетель, немало крови. В глобализацию, напротив, никто никого даже не приглашает. Посмотрите, что творится с таким глобализационным анклавом, как Европейский Союз: на вхождение в него выстраивается целая очередь из страстно желающих. Холизм модернизации, когда часть так или иначе подтягивалась к целому (олицетворявшемуся, заметим, метрополией) и могла рассчитывать на какую-то помощь с его стороны, безвозвратно уходит в прошлое. Ему на смену уверенно идет фрагментация, плюрализация, автономи- зация (точек зрения, структур, позиций), — словом, «раскрепощение частей». Глобализация — это эксплуатация гетерогенности, различий, а не гомогенности, унификации. Потенциал последнего до конца вырабатывается еще на стадии модернизации. Можно согласиться здесь с А. Н. Неклесса, отмечающим, что мировое сообщество «постепенно возвращается к доминированию такого, казалось бы, отошедшего в прошлое, неофеодального алгоритма построения хозяйственной жизни, который позволяет устойчиво существовать, планомерно взимая своеобразную ренту (или сверхприбыль, или, если угодно, налог, «дань») с социально-экономической неоднородности мира»309.
Раньше, в эпоху Модерна (модернизации) на виду и слуху были лишь грубые, массивные различия — противоположности, а сейчас, в условиях глобализации, — любые, все, включая индивидуальные и интимночастные. Вообще различия проступают тем явственнее, чем ощутимее становятся процессы глобализации. Но от собственно глобализации здесь только естественное опасение и желание не сгинуть в общем (унифицирующем) потоке мыслей и дел, все остальное идет от возросшей исторической значимости отдельного, индивидуального, сингулярного. В нарастающей гетерогенности радость (преимущества) и печаль (недостатки) современной исторической ситуации. Радость, преимущества: никто, в общем-то, не покушается на локальные и региональные, на любые другие особенности или отличия. Как ни странно, но именно процесс глобализации нам их в полной мере высветил, выделил и обозначил310. Каждый (страна, народ, социальная группа, отдельный человек) может свободно (по собственному выбору и почину) самоутверждаться. Печаль, недостатки: признание, если не поощрение особенностей или отличий доведено до права хоть стагнировать, коснеть в них. Теперь самобытность можно отстаивать сверх всякой меры. Иначе говоря, в самобытности сегодня можно утверждаться, но и прозябать до бесконечности. Глобализация к тому же довела до предела, сделала тотальным рыночный принцип жизни. Это — «рыночный фундаментализм» (Дж. Сорос). Теперь он распространяется не только на товары и услуги, но и на ценности, взгляды, мировоззренческие ориентации и установки. Пожалуйста, выдвигай, пробуй, но что получится, что выживет, пробьется, победит — решит рыночная конкуренция. Все, включая национальную культуру, имеет право на существование, а фактически — на выживание в условиях жесточайшей рыночной борьбы. Ясно, что тест на рынок и конкуренцию выдержит далеко не всякая самобытность. Ценностно-нормативные банкротства тоже станут, если уже не становятся, реальностью311. Вообще идет процесс формирования единой, глобальной культуры бытия. В свете этой перспективы самобытные национально-культурные системы ценностей будут сохраняться, скорее всего, как этнографические заповедники, на уровне или в форме неофольклора. О том, какой будет, какой должна быть конкуренция в будущем мире — в нормативном ее понимании, прекрасно сказал Билл Гейтс: «Глобальный мир — это ситуация, когда все дела будут делаться там, где они могут быть сделаны наилучшим образом». Все не наилучшее, видимо, окажется на обочине истории, превратится в нечто маргинальное. Не исключаемое из жизни, не побиваемое камнями, туристически даже поощряемое, но все же, перефразируем классика, «эндемическое, слишком эндемическое». Постмодерная глобализация исключает агрессивные нападения и захваты — в ней и так уже все схвачено. Надеяться на помощь извне в такой ситуации не приходится. Зато многое, если не все теперь зависит от исторического выбора, от «воли к развитию» многочисленных и вполне (безмерно) самостоятельных субъектов истории. Шанс прорваться в глобальную эпоху есть у всех, ну почти у всех. Остается только им воспользоваться.