6

Взгляды акад. А. А. Шахматова на этнографический состав населения древнего Киева и на речевую структуру киевского хо^т) часто менялись 49. В начале XX в. А. А. Шахматову удалось добиться более объективного, достоверного и исторически обоснованного изображения соци-

46 А. А. Шахматов. Очерк современного русского литературного языка. Изд. 4, стр. 93—94.

47 Там же, стр. 94.

48 Там же, стр. 64—65.

49 См.: А. А. Шахматов. К вопросу об образовании русских наречий. — РФВ, 1894, № 3, стр. 4; Он же. К вопросу об образовании русских наречий и русских народ- ностей. — ЖМНП, 1899, апрель; Он же. Несколько слов по поводу статьи проф. Будде. — ЖМНП, 1899, сентябрь, стр. 180. См. также: Он же. Русский язык. «Энциклопедический словарь». Изд. Ф. А. Брокгауза, И. А. Эфрона.

ально-диалектной основы и общей структуры киевского языка. А. А. Шахматов перестал придавать северянам (древнему северскому наречию, отразившемуся в современном юншовеликорусском) более или менее значительную роль в формировании киевского мщ. «... мы должны отвергнуть самым решительным образом мысль о том, что киев-щина была в древности населена не предками современных малорусов, а предками современных представителей других русских народностей», — писал А. А. Шахматов в «Кратком очерке истории малорусского (украинского) языка». — «Искать в X—XI веке у Днепра великорусов представляется совершенно бесполезным, ибо великорусская народность происхождения нового»50. «По лингвистической своей основе язык Киева был язык южнорусского племени полян. Но вероятным представляется, что стечение в Киев носителей разнородных говоров — северных, восточных и южных — могло несколько умерять те диалектические особенности, которые в той или иной степени резко выделяли язык южнорусских полян. Трудно сказать, в каком именно направлении шли уступки, сглаживались особенно яркие отличия, — в направлении ли других южнорусских говоров (говоров соседних древлян, северян, угличей, тиверцев), или даже в направлении говоров севернорусских кривичей и восточнорусских вятичей, но, несомненно по соображениям априорным, что в Киеве вырабатывалась своеобразная ХОЬУ^, отличная от говора сельских жителей Польской земли (земли полян)»51. (Ср. употребление в Киеве слова лошадь, преимущественно распространенного в южнорусской области.) Признав язык Киева по своей основе южнорусским, Шахматов приписывает ему огромное влияние на общую городскую речь древней Руси XI—XIII вв. Киевское произношение церковнославянского языка определило в некоторых отношениях и своеобразие произносительной системы московской литературно-книжной речи. Язык Киева и киевская литературная культура воздействовали на ход литературно-языкового развития Северо-Восточной Руси — Владимира, Ростова, Суздаля, Пере-яславля и других выросших здесь старших городов.

Но Шахматов особенное значение придавал исследованию вопроса о формировании языка города Москвы, связывая его с более широкой и общей проблемой образования средневеликорусских говоров и возникновения сплоченного этнографического ядра великорусской народности (из смешения севернорусов и восточнорусов). «Процесс этот мог начаться задолго до возвышения Москвы и даже задолго до татарского нашествия» 52. Москва стала средоточием населения, в предшествующие эпохи чувствовавшего себя безопасным южнее, в нынешних Тульской и Калужской губерниях53. Одним из языковых результатов этого великорусского сплочения и смешения было формирование полосы смешанных среднерусских говоров.

Из больших городов, кроме Москвы, сходными языковыми процессами была охвачена и Тверь, соперница Москвы. Так устанавливается общность языковой жизни великорусов. «Нашедши себе основание в центре, общая жизнь распространяется на далекие периферии, охватывающие,

60 См. сб. «Украинский народ в его прошлом и настоящем», т. II. Пг., 1916, стр. 688. 81 А. А. Шахматов. Введение в курс истории русского языка, стр. 80. 62 Там же, стр. ИЗ. 53 Там же.

как сказано, почти весь состав говоров севернорусских и восточнорус-ских» 54.

Для Шахматова язык города Москвы — это один из среднерусских говоров, наиболее типичный, органически цельный, в котором достигнуто равновесие севернорусских и восточнорусских (южновеликорусских) элементов: система согласных в нем — севернорусская, система гласных — южновеликорусская. «Но и вокализм московский существеннейшею своею особенностью (весьма умеренным аканьем) не так резко отделяется от говоров севернорусских» 55. Любопытно, что А. А. Шахматов в самом начале своих исследований процессов образования среднерусских говоров признавал здесь наличие значительных разновидностей и был ближе к тем точкам зрения, которые развиваются в современной послешахматовской русской диалектологии. «Смешение, — писал он во „Введении в курс истории русского языка" (стр. 119), — представляет при этом значительные разновидности: в одних из таких говоров видим перевес явлений восточнорусских, в других — севернорусских». В некоторых из них налицо и противоречащие одно другому явления. Первоначально А. А. Шахматов считал народную основу московского говора южновеликорусской или юго-восточной5б.

Переоценка роли северновеликорусских и южновеликорусских элементов в процессе образования средневеликорусских говоров и языка города Москвы произошла у Шахматова позднее, отчасти под влиянием диалектологических исследований проф. Е. Ф. Будде, особенно его докторской диссертации «К истории великорусских говоров» (Казань, 1896).

Под влиянием новых диалектных данных взгляды Шахматова на роль и соотношение северновеликорусекого и южновеликорусского наречия в процессе формирования средневеликорусских говоров изменялись.

Первоначальные границы северновеликорусекого наречия все более отодвигались к югу. В этом отношении очень интересны колебания взглядов А. А. Шахматова на состав говоров древнего Рязанского края. В критическом отзыве о сочинении Е. Ф. Будде «К истории великорусских говоров» А. А. Шахматов утверждал, что «с полным основанием можно будет со временем отнести весь древний Рязанский край к области северновеликорусской; борьба со степью и татарское нашествие отодвинули древние племена первоначальных поселенцев к северу и северо-востоку, а их место заняли вытесненные с юга, с юго-запада племена, вызвавшие своим движением падение Киева и перенесение центра русской жизни в бассейн реки Оки» 57. Однако в статье «К вопросу об образовании русских наречий и русских народностей» А. А. Шахматов предлагает различать в древности в Рязанской земле три диалектных типа: два — южновеликорусских и один — северновеликорусский58. Вся картина формирования средневеликорусских говоров, а вместе с тем и языка города Москвы затемнена тем, что А. А. Шахматов все время оперирует

54 Там же, стр.

66 А. А. Шахматов. К вопросу об образовании русских наречий, стр. 6, 9—11.

67 Отдельный оттиск из «Отчета о присуждении Ломоносовской премии в 1897 г.». СПб., 1898, стр. 44.

53 Ср.: Е. Ф. Будде. Ответ акад. А. А. Шахматову и разбор его последнего мнения об образовании русских наречий. — ЖМНП, 1899, сентябрь, стр. 163—178. Ср. также: А. А. Шахматов. Несколько слов по поводу статьи проф. Будде, стр. 178, 180..

понятиями и названиями древнерусских племен. Ему совершенно чуждо представление о том, что в феодальный период, особенно в период его поздней формации, произошла резкая государственно-политическая перегруппировка старых племенных образований и возникло новое диалектное членение русского языка, связанное с новыми социально-экономическими и культурно-историческими отношениями государственных феодальных объединений.

В очерке «Русский язык», напечатанном в «Энциклопедическом словаре» Брокгауза—Эфрона, А. А. Шахматов выделяет московский говор из общей массы средневеликорусских. «Это — говор великорусского наречия, главный и типический его представитель. Москва стала центром новой народности — великорусской; содействовав сближению наречий среднерусского и севернорусского, она положила основания государственного и общего литературного языка». «Являясь естественным центром, Москва не навязывала своего языка и народности примкнувшим к ней областям; напротив, она восприняла их говоры и племенные черты. В результате Москва образовала свое особенное наречие, соединившее звуковые черты тех главных наречий, которые сталкивались у ее стен; заимствовав из среднерусского наречия вокализм (гласные), московское наречие получило свой консонантизм (согласные) от севернорусского наречия» (стр. 567). Культурно-исторические соображения позднее лишь укрепили мнение А. А. Шахматова о преимущественной роли северновеликорус-ского наречия в структуре московского литературного языка. «Письменность, возникшая в южнорусской среде, была в средней и северной России воспринята сначала севернорусами, и только позже — приобщившимися к культуре южновеликорусами»5Э. Поэтому Шахматов теперь характеризует московское наречие как говор севернорусский, который «подвергся влиянию восточнорусского наречия благодаря постепенно образовывавшемуся перевесу восточных элементов» 60.

Таким образом, понимание процесса становления и распространения среднерусских говоров, а в связи с этим и процесса образования языка города Москвы у А. А. Шахматова не раз изменялось. Менялось также и хронологическое приурочение этих процессов. Вопрос о формировании общего языка города Москвы то ставился в непосредственную и прямую связь с вопросом о начале великорусской народности и об образовании среднерусских говоров, то хронологически и историко-социологически обособлялся от него. Корни и источники этих колебаний А. А. Шахматова очень глубоки. Главной причиной их является стремление установить целостность, органичность и последовательную закономерность великорусского национального объединения (на основе преодоления старинной племенной раздробленности и культурно-исторически обоснованного смешения севернорусских элементов с восточнорусскими).

Полнее и обстоятельнее всего взгляды Шахматова на процесс формирования языка города Москвы изложены в «Очерке современного русского литературного языка»: «Жители Москвы при начале ее роста принадлежали к разным русским племенам: возможно, что, кроме севернору-сов и восточнорусов, здесь были даже южнорусы в лице дружинников князей, боярской челяди, торговцев и духовенства; но южнорусы потонули в массе севернорусского и восточнорусского населения, постоянно и

69 А. А. Шахматов. [Рец. на кн.]: Д. К. Зеленин. Великорусские говоры с неорганическим и непереходным смягчением задненебных согласных, стр. 338. 60 См.: А. А. Шахматов. Русский язык, его особенности..., стр. 241.

неудержимо приливавшего из ближайших к Москве, соседних с нею местностей; на юге и западе от нее в непосредственном соседстве с городом начинались восточнорусские поселения, на севере и востоке — севернорусские». Образование общего языка города Москвы датировалось XVI в. «Ни в XIV, ни в XV в. Москва не могла еще выработать своего языка, создать ХС-ЧУТ); в Москве одни говорили по-севернорусски, другие по-восточ-норусски, одни окали, другие акали, причем высшие классы употребляли, как кажется, севернорусское наречие; это видно из московских памятников: большинство их в XIV столетии не обнаруживает восточнорусских черт; объясняется такое явление тем, что московская культурная жизнь преемственно была связана с севернорусскими центрами; боярство, духовенство, дьяки потянулись в Москву из Владимира, Ростова, Суздаля, Переяславля и других старших городов Северо-Восточной Руси. Между тем чернь в значительнейшей части была восточнорусская, что можно заключить из того, что восточнорусы по сравнению с севернорусами бъши менее устойчивым, менее оседлым населением; восточнорусы в великом смятении доставали себе земли и места жительства, в то время когда севернорусы в постепенном колонизационном своем движении прочно осели в Поволжье и Поочье. Возможно, что влияние восточнорусской среды на севернорусское население Москвы сказалось очень рано»61. Позднее произошло слияние обеих диалектных стихий в стройное целое. Признание активной, преобразующей роли за южновеликоруоским наречием вполне соответствовало убеждению А. А. Шахматова в демократической, народной основе московской государственной организации. Так, А. А. Шахматов, отчасти под влиянием культурно-исторических соображений, отчасти под влиянием своей общей концепции образования среднерусских говоров, приходит к выводу, что «в основании московского наречия лежит севернорусский говор и что он подвергся влиянию восточнорус-ского говора, встретившегося с ним в Москве» 62. Об этом свидетельствуют и памятники московской письменности XVI—XVII вв.: «Акты, летописи, литературные произведения отражают во многих дошедших до нас списках живой говор москвичей» 63.

Взгляды А. А. Шахматова на народно-диалектную почву московского языка были в основном приняты и проф. Д. К. Зелениным, который относил образование основной массы среднерусских говоров к XV—XVI вв. «В XV—XVI столетиях южновеликорусские степи запустели. Под влиянием весьма участившихся набегов со стороны крымцев и частью ногаев население этих степей принуждено было покинуть насиженные места на продолжительное время... в междуречье между Окой и Волгой, в громадном множестве прихлынувшие южновеликорусские беженцы сильнейшим образом перемешались с коренным северновеликорусским населением. Как прямое следствие такого смешения появилась широкая полоса смешанно-переходных говоров, которую и теперь мы встречаем на границе южновеликорусов и северновеликорусов. Теперь полоса этих „средневе-ликорусских" говоров только, вероятно, уже, чем она была прежде... появление смешанно-переходной полосы великорусских говоров имело весьма большое влияние на всю дальнейшую судьбу великорусского на-

61 А. А. Шахматов. Очерк современного русского литературного языка. Изд. 4, стр. 65.

62 Там же, стр. 67.

63 А. А. Шахматов. [Реп,, на кн.]: Д. К. Зеленин. Великорусские говоры..., стр. 340.

речия, главным образом потому, что в области этой смешанно-переходной полосы оказался правительственный и культурный центр старой Руси — Москва. Когда говор Москвы сделался общерусским литературным языком, он, в качестве смешанно-переходного говора, оказался почти одинаково близким как северновеликорусам, окальщикам, так и южновеликору-сам, акалыцикам, что сильно способствовало дальнейшему объединению этих двух групп великорусского населения» 64. Впрочем сам А. А. Шахматов полагал, что научное изучение истории великорусских диалектов еще только начато, что для , него лишь расчищен путь. По мнению А. А. Шахматова, особенно интересны и продуктивны методы Д. К. Зеленина, стремившегося объединить лингво-диалектологическое исследование с историко-географическим, историко-этнографическим и социально-политическим.