Сотворение истории

В зависимости от формы отношений, участвующих в процессе воспроизводства общностей (коллективов), мы будем различать два основных типа этих общностей — ассоциации и организации, отделяя их от социальных движений.

В ассоциациях, как и во всех социальных системах, социальное воспроизводство осуществляется в процессе и посредством упорядоченного поведения осведомленных субъектов деятельности. Среда взаимодействия, в которой происходят рутинные (соответствующие установленному порядку) социальные взаимодействия, рефлексивно контролируется участвующими в них акторами в процессе воспроизводства взаимосвязанных ролевых отношений. Однако несмотря на то, что подобный мониторинг является условием воспроизводства последних, он не принимает форму активных попыток контроля, управления или изменения обстоятельств воспроизводства. Между традиционными формами легитимности и преобладанием ассоциаций существует самая тесная и непосредственная связь. Традиция есть нечто большее, чем особая форма переживания темпораль- ности; она олицетворяет собой этическую власть того, «что происходило раньше », над непрерывной целостностью повседневной жизни. Ошибочно полагать, что традиция абсолютно невосприимчива к изменениям или модификациям поведения даже в самых наихолоднейших из культур. Весь
ма удачной является, на наш взгляд, характеристика традиций, предложенная Э. Шилзом (Shils). Традиция, пишет он, сродни «движению дождевых капель по оконному стеклу... Колеблющийся ручеек воды, скатывающийся под одним углом, сталкивается с другим ручейком, двигающимся под иным углом. На какой-то короткий момент времени они объединяются в единую струю, разделяющуюся затем на два ручейка, каждый из которых может разделяться вновь и вновь, если стекло достаточно большое, а дождь — сильный» [39]. Однако из метафоры совершенно непонятно, какой именно аспект традиций обосновывает и подкрепляет рутину в «традиционных обществах». Поэтому Леви- Стросс абсолютно прав, указывая на то, что традиция есть агент обратимого времени, связывающий длительность повседневной жизни с большой длительностью институтов.
Различия между ассоциациями, с одной стороны, и организациями и социальными движениями, с другой, совпадают с отличиями способов воспроизводства, выделенных нами в первой главе. Организации и социальные движения представляют собой общности, в которых рефлексивное упорядочение условий воспроизводства системы играет важную роль в непрерывности повседневных практик. Как правило, организации и социальные движения обнаруживаются в сегментах классово разделенных обществ и в некоторой степени символизируют их отделение от обществ трайбалистских. Ибо рефлексивное саморегулирование — как отличительная черта коллективов — зависит от упорядочения информации, управляемой таким образом, чтобы воздействовать на условия социального воспроизводства. В свою очередь, контроль и управление информацией зависят от способов ее накопления и сохранения, отличных от тех, что доступны благодаря памяти индивидов, мифам, сказкам или практическому сознанию «живых традиций». Изобретение письменности — основного способа упорядочения и хранения информации в классово разделенных обществах — знаменует собой радикально новый этап истории человечества. Это верно не только потому, что формы хранения и поиска информации, порожденные письменностью, делают возможным расширение пространственно-временной протяженности, но и потому, что трансформируется сама сущность понятия «традиция », меняются представле
ния людей о том, что значит существовать «в gt;gt; истории. Классово разделенные общества неизменно поддерживали и хранили свои традиции — устои социальной жизни, особо почитаемые за пределами относительно ограниченной урбанизированной зоны. В трудах философов докитайской цивилизации взаимоотношения прошлого и настоящего рассматривались как изменчивые: не только «настоящее» проникает вглубь «прошлого» и наоборот, но и история оказывается скорее «плоской», нежели прямолинейной. Иначе говоря, она протекает горизонтально времени, а не «обратно » ему. Считалось, что жизнь управляется принципом ли — традиционными, передаваемыми из поколения в поколение ритуалами и церемониями. Философ Сюнь-цзы (Hsun Tzu) писал: «Прошлое и настоящее тождественны друг другу. Сущности, одинаковые по своему характеру, хотя и удаленные друг от друга во времени, продолжают сохранять свою идентичность »[40]. Тем не менее, появление письменности привело к тому, что традиция начинает рассматриваться как «традиция » — особый, среди прочих, образ действий. «Традиция», осознаваемая в качестве таковой, перестает быть освященной веками основой обычаев, превращаясь в дискурсивный феномен, подвергаемый сомнениям.
Коль скоро речь зашла об «истории », нам стоит упомянуть здесь высказывание Маркса о том, что человеческие существа сами «творят свою историю». Полемика между Сартром и Леви-Строссом демонстрирует, что вопрос о том, что именно здесь «творится», не является простой причудой. Все люди существуют в истории в том смысле, что их жизни развертываются во времени, однако, это характерно для всех живых существ, дошедших до наших дней. Являясь рефлексивно установленной практикой, человеческое общество отлично от сообществ животных, что само по себе вряд ли отвечает на вопрос, что есть «история », или в чем состоит специфика человеческой истории. Неудивительно, что ответы на эти вопросы должны находиться с позиций истории, ибо понятие это используется в двух значениях: появление событий, происходящих в истекающем времени, и «регистрация » или разъяснение этих событий. Тот факт, что сегодня мы склонны игнорировать два значения, указывает на некоторые основные характеристики современной эпохи и снова обращает наше внимание на то, какая исклю
чительная сложность лежит в основе невинного, казалось бы, утверждения, согласно которому люди сами «творят собственную историю ». Ибо объяснение его предполагает философский подход ко времени. И здесь мы снова возвращаемся к проблемам, затронутым нами в первых главах работы, посвященных теории структурации.
Анализируя «первобытное мышление », Леви-Стросс весьма проницательно очерчивает круг относящихся к делу вопросов. В работе «Тотемизм» он пишет об аналогиях, существующих между представлениями Бергсона (Bergson) о длительности и идеями, «общими для всех сиу (от осэдж на юге до дакота на севере), согласно которым вещи и существа суть застывшие формы созидательной непрерывности »[41][‡‡‡‡‡‡]. Попытку Бергсона сформулировать философию времени, подобно наиболее влиятельным и значимым концепциям Хайдеггера, можно рассматривать как стремление уйти от «линейных» или «унитарных» представлений о времени, выраженных в мировоззрении современной западной культуры. Бергсон понимает длительность как смешение постоянного и дискретного, как упорядоченную последовательность различий и расхождений, порождающих «реальность». Подобным образом в космологии сиу, как рассказывается об этом в одной песне:
Каждая вещь, пребывая в движении, в тот или иной момент, здесь и там делает остановки. Птица, которая летит, останавливается в каком-то месте, чтобы сделать себе гнездо, в другом — чтобы отдохнуть. Идущий человек останавливается, когда пожелает. Таким же образом и бог совершал остановки. Солнце, столь блистающее и чудесное, — это место, где он остановился. Луна, звезды, ветры — и там он был. Деревья, животные — все это пункты его остановок... [42][§§§§§§]
В этом взгляде на «историю» как изложение событий время ассоциируется не с социальным изменением, но с повторением, не со способностью людей преобразовывать мир
и преображаться самим, а с их вовлеченностью в природу и вселенную.
Возникновение представлений о том, что в выражении «люди сами творят свою историю», последняя означает связь, существующую между линейной концепцией времени и пониманием того, что, познавая прошлое, субъекты деятельности получают возможность изменять свое будущее, скязано с именем Дж. Вико (Vico). Фактически работы Вико ложно рассматривать как «наведение мостов » между старыми и новыми, производными представлениями о времени и непрерывности. Так, в знаменитом отрывке — на который ссылается Томпсон (Thompson) [43] — Вико заявляет:
Ведь все же сами люди создали этот Мир Наций, хотя и не вполне осознавая последствия собственной деятельности, но этот Мир, несомненно, вышел из некоего Ума, часто отличного, а иной раз совершенно противоположного, и всегда — превосходящего частные цели самих людей, тех людей, которые ставили себе эти цели...

И то, что делает все это, оказывается Умом, так как люди, поступая так, поступали разумно; это не Рок, так как у людей был выбор; это и не случай, так как всегда, когда люди поступают именно так, возникают те же самые вещи [44][*******].
Томпсон, несомненно, прав, усматривая здесь, как и многие другие, предвосхищение идей Маркса. Однако считать Вико прямым предшественником Маркса, значит пренебрегать особенностями его рассуждений как специфических представлений о времени и «опыте ». По воле случая Томпсон опускает то, что именует «попыткой Вико приписать процессу циклическую понятность », фокусируясь на «великолепном изображении процесса » и полагая, что «устойчивая историческая мысль должна начинаться именно отсюда »[45 ]. Однако «циклическая концепция » составляет основу представлений Вико, и только сравнительно недавно отправной точкой «исторической мысли » стало рассмотрение «истории как процесса ».
Современные организации и социальные движения функционируют в социальном мире, где отрицание богов и раз
мывание традиций создают условия, в которых рефлексивное саморегулирование рассматривается как история — и как социология. Для современной эпохи, возникшей благодаря развитию капитализма и господствующей на Западе в течение нескольких столетий, характерно преобладание историчности — осознания «поступательного движения » общества, формируемого этим самым осознанием, «сопереживаем мировой истории », о котором писал О. Шпенглер (Spengler). Упорядочение, поиск, анализ и вспоминание информации, стимулирующие и символизирующие историчность, становятся возможными благодаря развитию печати и всеобщей грамотности, а также изобретению электронных средств массовой информации, расширяющих пространственно-временную протяженность путем «отчуждения» коммуникаций в ситуациях соприсутствия. Любой написанный текст удаляется от своего автора; печать есть, прежде всего, количественное увеличение этой удаленности. Электронные средства массовой информации отделяют присутствие во времени от присутствия в пространстве, что имеет решающее значение для формирования современных форм коллективов.
Организации и социальные движения являются, по выражению А. Турена (Touraine), «центрами принятия решений» [46], использующими определенные типичные формы авторитативных и аллокативных ресурсов в рамках дискур- сивно мобилизованных информационных потоков. Анализ социальных движений представлен в общественных науках достаточно слабо, особенно по сравнению с многочисленными работами, посвященными исследованиям «теории организаций». На наш взгляд, это не соответствует эпохе революций и конфликтов соперничающих доктрин радикальных социальных изменений, когда мы вынуждены признать, что Турен и другие были абсолютно правы, заявляя, что в наши дни понятия организации и социального движения имеют одинаковую важность и значимость. На концептуальном уровне социальные движения отличаются от естественных движений населения, миграции и т. п., поскольку предполагают высокий уровень рефлексивного саморегулирования. Определяя социальные движения, можно с уверенностью сказать, что они представляют собой «коллективные попытки установить новый порядок жизни» [47]. В отличие от

организаций социальные движения, как правило, не ограничиваются стационарными рамками заданного места действия, а позиционирование внутри них не отличается четкостью, связанной с представлениями о «ролях».
Обратившись к предложенному Н. Коном (Cohn) описанию движений милленариев, распространенных в средневековой Европе, можно определить некоторые отличительные черты современных социальных движений. Кон считает, что возникновение милленаризма связано с представлениями о спасении, которое должно быть:
а)              коллективным, ибо распространяется на верующих как особую группу;
б)              земным, ибо совершается на этой, а не какой-либо другой земле — установление «царства божьего» на земле;
с) близким и неминуемым, ибо наступает быстро и неожиданно;
д)              всеобщим, ибо полностью преобразует жизнь на Земле таким образом, что новый порядок не просто улучшает настоящее, но и совершенствует сам себя;
е)              совершающимся силами, осознанно причисляемыми к разряду сверхъестественных [48].
Работа Кона упоминается так часто, что необходимо предостеречь от чрезмерных обобщений, принимаемых на ее основе. Не всем средневековым социальным движениям свойственны упомянутые выше характеристики, кроме того, милленаризм не исчезает с окончанием средних веков. Однако мы убеждены, что новейшие социальные движения отличаются от милленаризма по всем пунктам, за исключением второго и, нередко, третьего [49]. Как правило, современные социальные движения привязаны исключительно к настоящему миру и неизменно оппозиционны по характеру. Они находятся в тех же «полях действий», что и противостоящие им организации и ассоциации.
Вопреки ожиданиям и предсказаниям Маркса, рабочее движение не решает «загадку истории ». Вместе с тем, в некотором смысле оно является прототипом современных социальных движений. Рассуждая о цикле капиталистического воспроизводства, мы говорили о том, что «рабочая сила» выступает здесь в качестве товара, «превращаемого » в другие товары. Однако рабочая сила не похожа на все остальные

товары. Начало рабочему движению было положено в виде «оборонительного контроля », посредством которого работники стремились получить определенную власть над обстоятельствами, при которых им было отказано в праве участвовать в принятии решений по затрагивающим их проблемам. Поскольку рабочие движения вдохновлялись идеями социализма, а точнее марксизма, они напрямую включали историчность в сферу собственной деятельности. Рабочие движения вдохновлялись практически теми же представлениями, что и капиталистические организации, которым они противостояли. Независимо от своей реформистской или революционной направленности, эти движения были ориентированы на «взращивание », хотя и в эгалитарном духе, тех же производительных сил, которые их оппоненты пытались развить посредством накопления капитала. Но именно здесь рабочее движение перестает являть собой пример современных социальных движений в целом. С точки зрения Маркса, действовать в общих интересах вопреки частным интересам, выраженным посредством классового разделения, значит нести бремя общего переустройства социетальной общности. Ограниченность этих представлений становится все более очевидной не только потому, что в развитых странах Запада пролетариату так и не удалось совершить революции [50], не только благодаря тенденции сводить все частные интересы к интересам классовым, но и вследствие обнаружения исторических корней самой историчности. Наша эпоха относится к разряду тех, что подвергают сомнению завершенность и успехи просвещения, направляемого наукой и технологическими инновациями, тех, где историчность утрачивает свое былое неоспоримое превосходство.
Аналогичным образом, капиталистическое предприятие есть типичная форма современных организаций и одновременно один из основных источников инноваций, порождающих условия, в которых они возникают. С точки зрения Маркса, капитализм представляет собой способ производства, при котором рефлексивное саморегулирование, осуществляемое внутри предприятия — феномен, очевидный благодаря Веберу, продемонстрировавшему значимость для капиталистической компании двойной бухгалтерии — не подкрепляется рефлексивным контролем над экономической жизнью в целом. Однако, и это снова как никто другой
прояснил Вебер, рефлексивное саморегулирование охватывает многие области социальной жизни. В этом заключается одна из наиболее основательных проблем, стоящих перед нами сегодня. Является ли увеличение многообразия различных форм организаций — в которых рефлексивно отслеживаются условия воспроизводства — средством освобождения от предустановленных видов эксплуататорского господства? Нет сомнений, что в контексте предвкушения революционного низвержения капитализма социализмом Маркс верил, что это именно так. Однако критики и противники Маркса от Вебера до Фуко сделали достаточно много для того, чтобы этот основной догмат марксизма принимался с некоторой предосторожностью, если не с откровенным и неприкрытым скептицизмом.

<< | >>

↑

Источник: Гидденс Э.. Устроение общества: Очерк теории структурации.— 2-е изд. —М.: Академический Проект. — 528 с.. 2005

Еще по теме Сотворение истории:

- Cоциология семьи - Антропология. Этнография - Гендерная социология - Демография - Домоведение - История социологии - Методы сбора и анализа социологических данных - Общая социология - Первоисточники по социологии - Политическая социология - Социальная безопасность - Социальная работа - Социальная структура и стратификация - Социально-территориальные общности - Социоинженерная деятельность - Социологические работы - Социология культуры - Социология личности - Социология общественного мнения - Социология права - Экономическая социология - Этносоциология -