Н.К. МИХАЙЛОВСКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЕ И ЖУРНАЛЬНЫЕ ЗАМЕТКИ Февраль 1873 г.

(...]

P.S. Мне представится скоро случай, может быть, с некоторою подробностью говорить о «Социологических этюдах» г. Южакова («Знание», 1872, № 12, и 1873, № I)1*. Но я теперь же обращаю на них внимание читателей, интересующихся этими вопросами.

Апрель 1873 г.

[...] Я уже говорил как-то, что в журнале «Знание», в № 12 прошлого года и в № 1 нынешнего, напечатаны очень замечательные «Социологические этюды» г. Южакова. Мы давно уже не встречали в области общей социологии явления, более приятного. Мы, впрочем, говорим только за себя. Едва ли этюды г. Южакова удовлетворят многих. Гг. Стронин, П. Л. и прочие открыватели давно открытой Америки должны придти от них просто в ужас как от самой злостной ереси. Правоверные реалисты должны почувствовать значительное смущение. Проницательные и ученые критики должны сказать: «Можно не соглашаться, но должно признаться». Довольно того, что г. Южаков утверждает, что Дарвин и Спенсер ошибаются, а что у Фурье, несмотря на все лимонадные моря и couronnes bor?ales2\ можно найти весьма много поучительного. А между тем и открыватели давно открытой Америки, и правоверные реалисты, и проницательные и ученые критики так привыкли смотреть с умилением на Дарвина и Спенсера, с презрительным снисхождением на Фурье... Открыватели давно открытой Америки, правоверные реалисты и проницательные и ученые критики так спокойно, даже гордо устроились на принципе тождества органического и социально го прогресса, так уверились, что в этом именно отождествлении выражается уважение к науке вообще, к естественным наукам в особенности. А г. Южаков стремится доказать, что процессы органический и социальный прямо противоположны; что важнейшие факторы органического прогресса или вовсе не влияют на ход общественной жизни, или производят в ней совершенно не те результаты; что в социальной жизни нравственно политические идеалы вы- тесняют собою действие сильнейших биологических факторов. Да, это ересь. Я думаю, однако, что никто в литературе не осмелится ни разоблачить ее, ни пристать к ней. Тем более резонов остановить на ней внимание читателей.

Первый этюд г. Южакова носит заглавие «Социальное строение и социальные деятели», и речь в нем идет об том — что такое общество. Подобно всему сущему, как мы его сознаем, подобно организмам, клеточкам, небесным телам, системам небесных тел, общество есть прежде всего агрегат, т. е. целое, состоящее из частей, единое и многое вместе. Необходимое условие всякого агрегатного строения есть существование силы, связывающей части агрегата. Какая же сила обусловливает собою агрегатное состояние общества? Сила эта должна представлять некоторую комбинацию элементарных сил природы, каковы свет, теплота, электричество и проч. Но мы не имеем никакой возможности найти формулу той комбинации сил, которая заправляет обществом, потому что даже простые явления органической жизни, не говоря о психических процессах, до сих пор неразложимы на элементарные силы. Но неизвестность формулы комбинации элементарных сил, двигающей общество, не мешает нам знать, что оно, общество, управляется теми же общими законами, которым подчинены все агрегаты: общество накопляет и расходует силу. Но общество есть не только агрегат вообще, но и живой агрегат. Поэтому, подобно организмам, «общества постоянно поглощают, ассимилируют особей и меньшие общества, которые встречают; чрез посредство размножения они ассимилируют неорганическое вещество и элементарные силы природы; они этого достигают непосредственно, прямо ассимилируя неорганическое вещество и силы в виде средств и орудий; они, таким образом, возобновляются, растут, приспособляются. Общественный процесс, следовательно, является не только процессом интеграции и дезинтеграции, подобно всем процессам природы, но также процессом постоянного обмена вещества и силы и постоянного приспособления внутренних и внешних отношений, подобно всем жизненным процессам»3*. Кроме того, общества, как и организмы, суть агрегаты сложные, т. е. слагающееся не прямо из молекул. Простых организмов, слагающихся непосредственно из гипотетических физиологических единиц Спенсера или зачатков Дарвина4*, в природе весьма мало. Большинство организмов представляют собою результат интеграции, слития менее сложных организмов. Процесс этой интеграции таков. Какие-нибудь простые организмы размножаются, вследствие чего образуется группа их, общество организмов, имеющих между собой некоторую связь. Затем, вследствие различия во влиянии внешних сил на различные части группы, одни из них развивают преимущественно такие-то отправления, другие — преимущественно такие-то. Это процесс дифференцирования, но вместе с тем идет вперед и интеграция: гомологические, сходные, однородные части срастаются. Образовавшиеся этим сращением части еще более специализируют свои отправления и т. д., пока организмы не превратятся в органы, а общество — в особь. «Этим путем интегрирования низших организмов, при дифференцировании их отправлений, и произошли все высшие организмы. Общественность как неполная интеграция есть повсюду начало процесса, индивидуальность — его результат. Покамест агрегат представляет только общественную интеграцию, все главные физиологические функции отправляются всеми его составными единицами, они непосредственно питаются, возобновляются, растут, размножаются приспособляются, и т. д., специализация деятельности не может распространиться5’ на эти основные жизненные процессы. Переход от общественной формы агрегации к индивидуальной происходит постепенно, его можно проследить даже на существующих органических формах; завершается же он окончательною потерею отдельными частями общих органических отправлений и специализацией каждой частью особой функции. Но если переход от общественной агрегации к индивидуальной и весьма мало заметен, то в своих крайних концах отличия обеих форм весьма резки. В организме его составные части, его органы, единицы агрегата — лишены всей совокупности жизненных отправлений, дифференцированы физиологически и интегрированы в одно механически неразрывное целое; разрушение этой связи прекращает жизненный процесс. В обществе, его слагаемые, единицы агрегата обладают всею полнотою жизненных отправлений, физиологически однородны и не связаны механически; распадение агрегата не влечет прекращения жизненного процесса в его единицах. Дифференцированию в обществе могут подвергнуться только процессы служебные, отправления, служащие для жизни, но не сами жизненные процессы. В этом заключается разница между обществом и организмом; оба принадлежат к категории живых агрегатов и как таковые имеют много общего, отличающего их от агрегатов неорганических. Но в пределах явлений жизни они представляют скорее две противоположности: в одном — отправления строго дифференцированных частей служат развитию целого; от такого подчинения зависит возрастание и умножение жизни; в другом, напротив, отправления целого, распределенные между его единицами, служат для развития этих единиц, составляют подготовительную ступень к отправлениям, общим всем единицам, и, чем всестороннее развивается общее всем частям, тем благоприятнее это для умножения жизни. Общество и организм — это два полюса в цепи живых форм... Чем выше, сложнее и определеннее органический агрегат, тем менее шансов имеет общество этих агрегатов развиться в организм, пока наконец на высших ступенях жизни это не становится невозможностью, non-sens. Если оставим в стороне низшие формы и остановимся только на высших, например, [на] человеческом обществе и человеческом организме, то увидим бездну между этими двумя формами жизни и должны [будем] их признать противоположными самому направлению жизненного процесса, при нормальном развитии агрегатов»6’.

К сожалению, эта часть первого этюда г. Южакова наименее разработана. И я об этом тем более сожалею, что виноват тут отчасти именно я. Дело в том, что автор ссылается на мою статью «Что такое прогресс?», ввиду которой счи-

19 Социологические этюды тает достаточным ограничиться самым общим развитием приведенных идей. Это, по нашему мнению, расчет не совсем правильный. Автор совершенно справедливо говорит, что теории, отождествляющие социальный процесс с органическим, стали слишком распространенными, чтобы их можно было игнорировать. Действительно, господа органисты плодятся и множатся в геометрической прогрессии, и потому здравомыслящие люди должны пользоваться каждым случаем для уяснения истинных отношений, существующих между обществом и организмом, между социальным и органическим прогрессом. Притом же точка зрения г. Южакова не во всем сходна с моей; его доводы были бы, вероятно, для многих убедительнее, да и сам он не совсем доволен моей аргументацией. Относительно изложенного я могу сказать только следующее. Едва ли не слишком сильно уверение автора, что все высшие организмы произошли путем слияния низших форм, путем превращения обществ, групп организмов в единые сложные организмы. Мне кажется, так категорично не выразился бы сам автор этой теории — Спенсер. Впрочем, первый этюд г. Южакова должен представлять как бы введение в целый ряд исследований, и здесь следует искать причин некоторой его неясности, краткости и беглости. Второй этюд «Половой подбор как фактор социального прогресса» представляет уже полную и обстоятельную монографию. Затем должны, по-видимому, идти исследования подбора естественного и прямого приспособления в приложении к обществу. Однако еще в первом этюде мы встречаем, кроме вышеприведенного, мысли и положения, достойные всякого внимания. К ним мы и обратимся теперь.

В коллективной и в индивидуальной жизни идет постоянное возобновление вещества и силы. Это их общая черта. Но в коллективной жизни обновление вещества и силы производится исключением целостных жизненных процессов и возникновением новых, подобных: неделимые, носители жизненных процессов, убывают, умирают и прибывают, рождаются. В жизни индивидуальной этим явлениям параллельны процессы питания и выделения, и в этом случае мы имеем прибывание и убывание не самых жизненных процессов, а только их материалов и элементов. Рост коллективной жизни выражается увеличением числа жизненных процессов, а рост жизни индивидуальной увеличением количества вещества, поглощаемого одним жизненным процессом.

Вещество и сила, необходимые для постоянного обновления как индивидуальной, так и коллективной жизни, заимствуются из окружающей среды, вследствие чего живые тела в гораздо большей мере зависят от условий среды, чем тела неорганические. Приспособление к условиям среды обязательно и для индивидуальной, и для коллективной жизни. Но приспособление совершается двояко. Задача состоит только в том, чтобы установилось известное равновесие между жизненным процессом и условиями среды, а это равновесие достигается либо 1) приспособлением жизненного процесса к внешним влияниям, либо 2) напротив, приспособлением среды к потребностям жизни. Будем называть, для краткости, эти два способа пассивным и активным приспособлением (г. Южаков их, впрочем, так не называет). Пассивное приспособление осуществляется в индивидуальной жизни

усилением, ослаблением и прекращением известных отправлений, или • возникновением новых, словом, мы здесь имеем изменение жизненного процесса. В коллективной жизни пассивное приспособление проявляется накоплением известных уклонений и переживанием приспособленнейших, словом, происходит замена одних жизненных процессов другими. Что касается до второго способа уравновешения, т. е. приспособления активного, то на этом пункте различие между индивидуальною и коллективною жизнью особенно резко и важно. Дело в том, что способность индивидуальной жизни к активному приспособлению весьма ничтожна, так что возникновение и дальнейшее развитие этого способа уравновешения жизни с условиями среды зависит от коллективного процесса. И это самое важное различие. Общество, приспособляясь само к условиям среды, в то же самое время более или менее и их приспособляет к своим требованиям. Это приспособление достигается не непосредственно изменением физической среды, а созданием новой среды, социальной — орудий производства, политических учреждений науки, — словом, цивилизации. Социальная среда то заменяет, то ограничивает и, во всяком случае, преобразует влияние физической среды. Особенность общества есть, следовательно, существование особой среды наряду с общею всему живому физической средой. Общество есть живой агрегат, создавший свою особую среду, — таково определение, предлагаемое нашим автором. Посмотрим теперь, в чем ближайшим образом выражается влияние социальной среды и как она создается. Вид представляет также сложный агрегат, проявление коллективной жизни, но он отличается от общества, во-первых, слабостью интеграции, т. е. реальной связи между отдельными его представителями, а во-вторых, пассивностью приспособления. Поступательное движение органического процесса совершается под влиянием трех факторов, из которых один простой: прямое приспособление к условиям среды — и два сложных: естественный подбор и половой подбор, представляющие известные комбинации простых биологических деятелей, — размножения, наследственности, изменчивости, скрещивания. Простые биологические деятели несомненно обязательны как для индивидуальной, так и для всех видов коллективной жизни. Но в обществе они принимают совершенно особое направление. Например, одно из самых важных значений физических деятелей в органическом прогрессе имеет порождение индивидуальной изменчивости, без которой был бы невозможен ни естественный, ни половой подбор. Это влияние физических деятелей сохраняется и в социальной жизни, «но значение его для прогресса диаметрально противоположно, потому что оно является не только не главным импульсом прогресса, но даже его задержкой, по крайней мере, большею частью. Пересмотрим главных деятелей физической среды с этой точки зрения. Влияние климата на органический прогресс громадно; не столь велико, но все же и не мало оно и в социальной жизни, но в каком направлении его действия? Дифференцировать племена различных территорий, хотя бы одного происхождения и одной культуры, и ассимилировать жителей одной и той же местности, хотя бы весьма чуждых по происхождению и культуре, — вот его роль. Таково ли направление влияния социальной среды? Нет, оно стремится дифференцировать племена различных культур,

а в сфере одной и той же культуры — по роду занятий, и ассимилировать племена одной культуры, хотя бы живущие в разных местах.

Что касается до сложных органических деятелей, каковы естественный и половой подборы, то им обыкновенно приписывается значительное влияние в общественной жизни. Но это совершенно неосновательно. Они представляют известные сочетания простых биологических деятелей. Эти простые деятели так или иначе фигурируют в социальном процессе, но из этого еще не следует, чтобы в общественной жизни имели силу и сочетания их. Это зависит от присутствия или отсутствия известных условий, при которых возможно определенное сочетание простых деятелей. Для естественного подбора необходимы два условия: 1) малое количество средств существования при данной быстроте размножения, 2) возможность наследственной передачи тех качеств, которыми обусловливается победа в борьбе за существование. Эти условия, без которых естественный подбор немыслим, могут быть и не быть налицо. Поэтому, говоря о значении естественного подбора в общественной жизни, надо прежде всего рассмотреть, имеются ли в обществе оба необходимые для его проявления условия. Половой подбор для своего осуществления также требует наличности двух условий: 1) абсолютной или относительной неравночисленнности полов, 2) органической наследственности качеств, дающих победу в борьбе за спаривание. Это опять-таки такого рода условия, наличность которых требует специального исследования. Относительно естественного подбора, впрочем, можно уже a priori думать, что это главное выражение процесса приспособления жизни к условиям среды имеет для общества сравнительно весьма малое значе ние, ибо задача общества есть обратная: приспособление среды к требова- * ниям жизни.

С такими-то приемами приступает наш автор, во втором своем этюде, к исследованию полового подбора как фактора социального прогресса. Мы видели, что для осуществления полового подбора необходимы два условия: абсолютная или относительная неравночисленность полов и органическая наследственность качеств, дающих победу в борьбе за спаривание. Имеются ли эти условия в человеческом обществе? В обществе первобытном они имелись в достаточном для действия полового подбора размере. При господстве коммунальных браков9* или, лучше сказать, при отсутствии более или менее прочных семейных связей, детоубийство, главным образом убийство девочек, обусловливает собою неравночисленность полов. Следовательно, половой подбор здесь имеет место, хотя едва ли можно сказать какие именно качества подбираются при таком порядке вещей. Но на следующих ступенях развития направление полового подбора становится яснее и определеннее. Коммунальные браки вытесняются полиандрическими или полигамическими отношениями. Первые, вообще говоря, довольно быстро исчезают, благодаря совокупности особых условий, за изучением которых мы отсылаем читателя к самому этюду г. Южакова. Полигамия же развивается и усиливается. Первоначально жены добываются силой («полигамия умычкой»), вследствие чего физическая сила и является регулятором брачных отношений. Так как успех в борьбе за женщину зависит здесь от физической силы, качества, способного к наследственной передаче, то половой подбор играет роль фактора, весьма деятельного. Но первый удар наносится ему образованием государственной власти, которая прекращает похищение силой и сосредоточивает деятельность полового подбора в высших классах. Однако, обусловливаясь более или менее строгою сословностью, успех в борьбе за женщину становится постепенно в зависимость от права приказать и от богатства, дозволяющего купить, от двух условий, которые органически не наследственны. Следовательно, если и продолжает еще, благодаря полигамии, существовать относительная неравночисленность полов, то значение полового подбора все-таки весьма суживается, потому что качества, дающие победу, органически не наследуются. Впрочем, высшим классам предоставляется широкий выбор женщин, вследствие чего красота продолжает, с женской стороны, подбираться. Но сословность постепенно падает. При моногамии единственный путь для проявления полового подбора дается высокой оценкой женских качеств, соединенных причинною связью с плодовитостью или здоровьем. Если бы действительно в женщинах особенно ценились качества, причинно связанные с здоровьем, то браки с женщинами, обладающими этими качествами, оставляли бы наибольшее потомство; и если еще вдобавок эти качества были бы органически наследственны, то половому подбору предстояло бы широкое поле деятельности. Но этого нет. Что преимущественно ценится в женщинах? Красота, богатство, общественное положение, нравственные достоинства. Но из этих качеств общественное положение и богатство органически не наследственны, следовательно, не имеют для нас здесь никакого значения. Красота наследственна, но связь ее с здоровьем и плодовитостью весьма проблематична,

притом же ценность физических достоинств в браке вообще падает. Из психических качеств разве энергия связана с здоровьем и плодовитостью, но она в женщинах вообще ценится мало. Таким образом половой подбор, один из самых могучих деятелей органического прогресса, простым процессом образования социальной среды постепенно отодвигается на задний план. В настоящем обществе, при господстве моногамии и высокой оценке качеств, органически не наследственных или не связанных с плодовитостью, половой подбор почти не имеет места Но кроме законной моногамии, в настоящем обществе существуют конкубинат и проституция. Не дают ли они лазейки половому подбору? Что касается до проституции, то она очевидно не может играть подобной роли, так как проститутки по большей части не оставляют потомства. Все, что может сделать проституция, точно так же, как конкубинат10* за деньги, — это понизить красоту племени, так как известная часть красивых женщин, благодаря развратным связям, никому не передает своих физических достоинств по наследству. Несколько в ином положении находятся незаконные связи по любви. Здесь действительно могут до известной степени подбираться красота и нравственные достоинства. Но если и признать на этом пункте восстановление полового подбора, то он очевидно играет только служебную роль и всецело регулируется развитием нравственных и эстетических идеалов.

Вот в самых кратких чертах содержание второго этюда нашего автора. Изложением его мы желали только заинтересовать читателя и побудить его поближе познакомиться с этим новым явлением в нашей литературе. Мы уверены, что после разных «Политик как наук» г. Стронина, «Мыслей о социальной науке будущего» г. П. Л., «Общественно психологических этюдов» г. Онгирского и проч[их], точно так же, как после иностранных писателей вроде Иегера, Ройе, Фика (статья которого «Дарвинизм на юридической почве» напечатана в 12 же номере «Знания») читатель отдохнет на этюдах г. Южакова. Трудно, конечно, сказать, чего мы вправе ожидать от дальнейших его произведений. Но можно все-таки думать, что исследование естественного подбора и прямого приспособления как факторов общественной жизни, будет еще интереснее. Потому что оба эти предмета могут служить гораздо лучшими пробными камнями его основных общих воззрений, ^ем вопрос о социальном значении полового подбора. Там эти воззрения несомненно выяснятся гораздо лучше. А такое выяснение необходимо. Мы опустили довольно многое в изложении первого этюда, потому что в нем некоторые очень важные пункты только намечены. Сюда относится, например, вопрос о значении личности как продукта и вместе созидателя социальной среды. Сюда же относится еще один вопрос, которого мы хотим коснуться теперь же.

Мы видели, что уравновешение жизненного процесса с условиями среды достигается двояким путем: либо пассивным, либо активным приспособлением, т. е. либо приспособлением самой жизни к условиям среды, либо, напротив, приспособлением среды к требованиям жизни. Установив это различие, г. Южаков продолжает: «Если коллективная жизнь принимает первое направление, т. е. более изменяется сама, чем изменяет среду, то, при возможности интеграции, общество стоит на пути развития организма;

различное влияние условий начнет дифференцирование жизненных отправлений, сосредоточивая в одних единицах одни, в других другие жизненные процессы. При втором направлении, т. е. при приспособлении среды к потребностям жизни, коллективное развитие проявляет самостоятельный прогресс, не преобразующий, как в первом случае, общества в организм. Если тут различные условия и вызывают дифференцирование отправлений общественного агрегата, то это дифференцирование распространяется не на жизненные отправления, но на отправления, приспособляющие среду к потребностям жизни. Пока развитие общественной жизни остается в этих пределах, общественный процесс не отклоняется к процессу другого типа»11'. Рассуждение это повторяется и далее, не получая, однако, обстоятельного объяснения. Я не сомневаюсь в том, что недоумение, возбуждаемое этими строками, рассеется впоследствии, когда г. Южаков поведет речь

о естественном подборе и в особенности о прямом приспособлении. Тем не менее вышеприведенное положение в том виде, как оно есть, представляется мне совершенно произвольным. Если мы обратимся к низшим животным и сравним, например, колонию сальп с полипняком сифонофорою12*, то увидим следующее: и та и другая колония образованы одним и тем же процессом почкования, продукты которого остаются связанными в одно целое. Но колония сальп представляет агрегат целостных неделимых, вполне развитых и обладающих всею суммою свойственных виду отправлений, словом, носителей полного жизненного процесса. Сифонофора, напротив, есть агрегат недоразвитых или односторонне развитых неделимых, играющих роль органов целой сифонофоры. Очевидно в сифонофоре коллективная жизнь отклоняется от процесса общественного развития к процессу развития органического; тогда как в колонии сальп такого отклонения не происходит, несмотря на материальную связь, т. е. полную интеграцию членов колонии. А между тем едва ли можно сказать, что это различие между двумя колониями обусловлено различием в степени активности или пассивности приспособления. Едва ли г. Южаков скажет, что сальпы достигают равновесия с условиями среды путем активного приспособления. Переходя разом на высшую ступень органической лестницы, к человеку, мы увидим следующее. В человеческом обществе активное приспособлено достигает своего апогея. Человек создает себе, как говорит г. Южаков, особую социальную среду, парализующую или вообще изменяющую влияние среды физической. Но, приглядываясь к историческому процессу созидания этой среды, нетрудно заметить в нем, по крайней мере временами, некоторое уклонение в сторону прогресса органического. Наша цивилизация создается до сих пор главным образом обособлением функций, дифференцированием отправлений, сосредоточением в одних единицах одних общественных процессов, в других — других. И активность приспособления не только не мешает такому дифференцированию, но, напротив, вызывает его. Всякое новое активное приспособление вызывает в нашем обществе новые дифференцирования. Правда, г. Южаков может сказать, что дифференцирование это распространяется только на отправления, приспособляющие среду к потребностям жизни, а не на самые жизненные отправления. Относительно человеческого общества это справедливо, хотя граница между двумя видами дифференцирования проведена г. Южаковым не совсем ясно. Но нам, собственно, дела нет до человеческого именно общества. Нам нужно решить задачу: устраняет ли активное приспособление возможность отклонения общественного процесса к типу органического процесса? Но достаточно взглянуть на муравьиную республику или на пчелиную монархию13’, чтобы ответить на этот вопрос отрицательно. Пчелы и муравьи стоят, может быть, первыми после человека в деле активного приспособления. Они строят обширные и сложные здания, имеют политические учреждения, занимаются скотоводством, делают обширные запасы питательных и строительных материалов14’, словом, имеют цивилизацию, в смысле социальной среды, парализующей влияния почвы, климата и других физических деятелей. И несмотря на то, у этих созидателей социальной среды, у этих активных приспособителей условий среды к потребностям жизни — дифференцирование членов общества распространяется на основные жизненные процессы, ибо у них существуют бесполые рабочие. Г. Южаков может назвать общества муравьев и пчел переходными формами. Но не в этом дело. Спрашивается только: почему там, где активное приспособление достигает такой высокой степени развития, происходит дифференцирование жизненного процесса, не имеющее себе подобного даже на гораздо и гораздо низших ступенях органической жизни? Я не знаю, как разрешает этот вопрос г. Южаков, но я вижу, во всяком случае, что одно другому не мешает, что возможны такие формы социальной среды и активного приспособления, которые не гарантируют неприкосновенности жизненных отправлений для отдельных приспособителей и созидателей социальной среды. [...] -&>

?*.V

эт

-9вп

.1i:,

-Mil

ЯЗ 1

my

нг-

r*vi

ftfv

*с