В полном соответствии с изложенными только что теориями абстракции и сознания строит Гуссерль свое учение о познании. При этом, разумеется, центральной проблемой для него является все та же проблема отношений между мышлением и созерцанием, между чувственными и сверхчувственными элементами познания, которая и до него всеми гносеологами полагалась во главу угла.
Так что новаторство здесь у Гуссерля сказывается не в перемещении акцентуации с одной проблемы на другую, а в совершенно своеобразном освещении проблемы, всеми одинаково признаваемой за фундаментальную. Рамки данного очерка не позволяют хотя бы даже приблизительно исчерпать обилие устанавливаемых Гуссерлем при этом разграничений, моментов и связей. Осуществляемый Гуссерлем феноменологический анализ познания открывает целый новый мир ранее неведанных элементов и отношений и сулит прежней относительно-ограниченной гносеологической сфере необъятные размеры и неисчислимые открытия.4 К сожалению, в дальнейшем придется ограничиться изложением только самых 1 Ibid. S. 327, 529, 706 IT. 2 Ibid. S. 370 ff. 3 Ibid. S. 365-374, 418 fT. 4 Гуссерль. Философия как строгая наука. С. 14 и сл., 28, 32, 34 и сл., 42, 56. 616 Б. В. ЯКОВЕНКО общих положений, а вместе с тем и только самых общих различений, вводимых новой «теорией» познания. 1. Все нормальные и самостоятельные психические переживания суть, как сказано, переживания интенциональные, т. е. акты. В связи с этим их основным характером необходимо тщательно проводить четыре следующих различия. Во-первых, нужно различать между феноменологическим или описательным их содержанием, состоящим из реально слагающих их частичных переживаний, и их интенциональным содержанием, означающим собою смысл актуальной направленности (т. е. то, что переживается) и в свою очередь распадающимся на «мнимый», «интендированный» предмет и то, как он «мнится», т. е. интенциональное содержание в узком смысле слова.1 Во-вторых, нужно различать между актами обосновывающими и обоснованными, из которых первые являются характерными представителями всего класса, присутствуя во всяком интен- циональном переживании, но нисколько тем не нарушают своеобразия вторых, хотя и вторичных, но сохраняющих, по существу, свою самостоятельность (такова, например, эмоциональная или волевая интенция).2 В-третьих, нужно различать между актами основными, определяющими собою физиономию данного переживания и в этом смысле выделенными благодаря сосредоточию внимания на «мнимом» в них предмете, по сравнению с актами побочными, являющимися лишь более или менее случайным сопровождением первых.3 И наконец, в-четвертых, в самом интенциональном содержании актов нужно отличать общий характер актуальности, качество акта, от его материи, сообщающей общему характеру ту или иную специальную физиономию. Качество определяет только, в какой форме совершается «интенция», является ли акт познавательным, эмоциональным, волевым и т. п. «Материя же должна быть рассматриваема как тот момент в акте, который ему сообщает вообще отношение к чему-либо предметному... Материя акта является виновницей того, что предмет обнаруживается в акте именно как такой-то и такой-то, а не какой-либо другой».4 В своей совокупности качество и материя составляют то, что лучше всего обозначить как интенциональ- ную сущность акта.5 Существует и весьма распространено мнение, что всякое интенциональное переживание либо само является актом простого представления, либо имеет такой акт своим основанием.6 1 Husserl. Logische Untersuchungen. И. S. 374—378. 2 Ibid. S. 378 ff. 3 Ibid. S. 381 ff. 4 Ibid. S. 390, cp. S. 386-391. 5 Ibid. S. 391-396. 6 Ср., например: Brentano. Psychologie vom empirischen Standpunkte. S. 111. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 617 Этот взгляд, однако, не соответствует действительности: внимательный феноменологический анализ показывает, что акт чистого представления не играет столь значительной роли даже в познавательной сфере и что приписываемая ему функция — выявление интенциональной предметности — обычно выполняется рядом сопутствующих основным актам несамостоятельных переживаний.1 Представление лишь в том случае является общим основанием всех актов, если под ним разуметь вышеупомянутую материю акта. Но в таком случае разбираемый взгляд будет страдать двусмысленностью, так как представление будет фигурировать в нем и как целый акт, и как материальная часть акта. Для того чтобы восстановить его в его правоте, нужно придать понятию представления более широкий смысл, перестав понимать его как чисто номинальный акт, противополагающийся пропозициональным актам (суждениям). Это и достигается, если под представлением разуметь всякий объективирующий акт вообще; ибо, с одной стороны, объективирующими актами одинаково являются и чистые представления и суждения, различаясь уже в сфере этого общего признака как номинально-безразличные и пропозиционально-пола- гающие акты; с другой же стороны, всякое интенциональное переживание, само не являющееся объективирующим актом (например, желание, радость и т. п.), непременно подразумевает такой акт в качестве своего основания.3 «Таким образом, объективирующие акты своей исключительной функцией имеют первоначальное представление предметности для всех остальных актов... Отношение к предметности устанавливается вообще в материи. Всякая же материя, так говорит наш закон, есть материя объективирующего акта и только через посредство этого последнего может стать материей нового, на нем основывающегося качества акта».4 2. Как выше уже было упомянуто, в состав нормального психического переживания наряду с другими элементами входят моменты «мнения» (интенции) и его «осуществления». Эти моменты находятся между собой в разнообразных взаимоотношениях в зависимости от того, что за психическое переживание они конституируют: познавательное ли, эмоциональное, или волевое и т. д.5 Все объективирующие акты характеризуются совершенно определенной формой такого взаимоотношения: в них между «смыслом» интенции и «смыслом осуществления» устанавливается (или уничтожается) единство тождества. Другими словами, в объективирующих актах ото 1 Husserl. Logische Unteisuchungen. II. S. 425. 2 Ibid. S. 425 ff. 3 Ibid. S. 447-463; cp. S. 429 ff 4 Ibid. S. 459; cp. S. 462 f. 5 Ibid. S. 480-520. 618 Б. В. ЯКОВЕНКО ждествляются (или расторгаются) между собой то, что «мнится», и то, что «дается», — отождествляются (расторгаются) в большей или меньшей степени: все объективирующие акты, будучи взяты во всей совокупности их моментов, суть акты большего или меньшего отождествления (расторжения).1 Этим установлением в то же время отграничивается и сфера познания, ибо все познавательные акты в большей или меньшей степени суть объективирующие акты отождествления (расторжения) мышления с созерцанием, т. е. чистой «задуман- ности» с ее наглядным осуществлением. Прямой смысл всякого познавательного акта лежит в акте «адеквации», познавательного равенства, между тем, как предмет мысленно представляется, и тем, как он непосредственно (чувственно) дан.2 При этом, с одной стороны, адеквация может быть либо статической, т. е. моментальной, как, например, в том случае, когда утверждают: этот предмет красный; ибо тут смысл обозначения красный и сам чувственно данный красный предмет (т. е. смысл чувственного созерцания) составляют непосредственное актуальное единство.3 Либо адеквация будет динамической, т. е. постепенной, как в том случае, когда акт мысленного «мнения» не составляет с актом созерцательного «мнения» одного и того же акта и сопровождается им не сразу.4 С другой стороны, адеквация имеет всевозможные степени, начиная от полного созерцательного осуществления мысленной интенции, когда предмет сам и целиком оказывается наличен в познании, и кончая тем полным ее неосуществлением, когда между мысленно «мнимым» и созерцательно «данным» не оказывается ничего общего и познание признается ложным, т. е. неосу- ществившимся.5 В связи с этими различиями стоит еще одно различие, представляющее большую важность для феноменологического уяснения сущности познания. А именно, необходимо отличать адеквацию или осуществление в собственном смысле слова от адеквации или осуществления в несобственном их смысле. В последнем случае между мысленно «мнимым» и чувственно «данным» нет никакого внутреннего, необходимого отношения; чувственно «данное» служит лишь простой опорой, простой случайной базой для совершения акта мысленной интенции, которая потому остается «пуста», «бледна» и «неудовлетворенна»; подлинного интуитивного постижения мыслимого здесь не происходит; оно не отождествляется с предметом как интуитивной, непосредственной данностью; интуиция играет 1 Ibid. S. 506 f„ 513-520, 523 f., 536 f., 594 f. 2 Ibid. S. 507, 594. 3 Ibid.
S. 495 ff. 4 Ibid. S. 504 ff. 5 Ibid. S. 513-520, 536-558. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 619 здесь роль лишь излагающего или представительствующего содержания; таково положение дел при чисто обозначительных, сигнификативных (или сигнитивных) и номинальных актах. Наоборот, адеквация в собственном смысле слова характеризуется действительным удовлетворением мысленной интенции, заполнением пустоты определенным интуитивным содержанием, большим или меньшим выявлением самого предмета. Чувственно данное служит при этом не только опорой мысленного акта, не простой иллюстрацией его интенции, а более или менее совершенным осуществлением интенционированной мысленно предметности.1 Только в этом случае имеет общее место действительный акт познания; только здесь можно в прямом смысле слова говорить о большей или меньшей идентификации мыслимого и созерцаемого. В этом случае, значит, интенциональная сущность акта содержит в себе некоторый плюс по сравнению с теми двумя элементами (качеством и материей акта), которые, как было указано, присущи интенциональному содержанию всякого переживания. Плюс этот есть большее или меньшее интуитивное «обилие» познавательного акта.2 Идеалом обилия было бы согласно этому такое представление, которое заключало бы весь свой предмет целиком в своем феноменологическом содержании.3 Отсюда ясно, что «каждый конкретно полный объективирующий акт имеет три составных момента: качество, материю и представительствующее содержание».4 Но только в том случае, если это последнее будет находиться в тесной внутренней связи с материей, если оно будет интуитивным осуществлением той интенции, которую эта материя собою знаменует, только тогда можно говорить о полном познавательном акте.5 В этом случае три указанных момента составляют в своей совокупности познавательную сущность объективирующего акта.6 3. После всего сказанного совершенно ясно, что степень осуществления мысленной интенции или же достоинство познавательной сущности объективирующего акта зависит от качества интуитивной «полноты» объективации, т. е. от того, до какой степени совершенна наличность предмета в познающем его акте. Вполне понятно, что сфера познания принимает с этой точки зрения вид лестницы, внизу которой стоят чисто обозначительного характера акты, а вверху которой помещается идеал адеквации как заключительная цель всякого 1 Ibid. S. 544 ff., 550 ff., 560 f. 2 Ibid. S. 547 ff., 550 ff., 558 f. 3 Ibid. S. 579. 4 Ibid. S. 562. 5 Ibid. S. 564 f. 6 Ibid. S. 568 f. 620 Б. В. ЯКОВЕНКО «осуществления».1 «Интуитивным содержанием такого заключительного представления является абсолютная сумма всякой полноты; интуитивным представителем является сам* предмет как он есть сам по себе. Представляемое и представляющее содержание здесь одно и то же. И где какая-либо интенция представления достигает через посредство такого идеальносовершенного восприятия завершительного осуществления, там устанавливается подлинное adaequatio rei et intellectus:2 предметное здесь „дано“ или действительно „налично“ именно как такое, в качестве какового оно интендировано; тут нет более такой частичной интенции, которой недоставало бы осуществления».3 Этим устанавливается внутренний смысл понятий очевидности и истины. Истина есть «полное согласование между за- мысленным и данным как таковым. Это согласование переживается в очевидности, поскольку очевидность является актуальным свершением адекватнейшего синтеза осуществления».4 Очевидность представляет собою акт «совершеннейшего синтеза осуществления» или «синтеза совпадения», в то время как истина есть сам синтез, само совершенство совпадения в его объективном смысле, в его идеальном бытии.5 4. Такая формулировка сущности познания, видящая его совершенство в полном совпадении мышления с созерцанием (мыслимого с созерцательно данным), требует, однако, расширения понятия созерцания, о котором уже упоминалось выше. Ибо в чувственном созерцании может свое осуществление найти лишь такая интенция, которая направляется на отдельный, конкретный предмет. Интенция же, присущая актам отвлеченного сознания, может воспользоваться чувственным созерцанием едва лишь как случайной базой своего совершения или как отдаленной иллюстрацией. Так, например, понятие бытия не может быть реализовано актами обыкновенного восприятия, ибо бытие как таковое не есть что-либо реальное и не является даже реальным предикатом. В равной мере — и сознание тождества. Между тем более или менее адекватное познание таких отвлеченных предметов (предметов «высшего порядка») не подлежит никакому сомнению. Это подтверждается самым простым чувственным восприятием, в котором нетрудно обнаружить общие, категориального характера моменты. И тому же подтверждением служит отвлеченное познание хотя бы целого ряда математических областей, не имеющих даже и самого отдаленного соприкосновения со 1 Ibid. S. 523 f., 528 ff., 536 fT., 551 ff., 569 (Г., 588 ff. 2 [соответствие вещи и понятия (ла/л.)] 3 Husserl. Logische Untersuchungen. II. S. 590. 4 Ibid. S. 594. 5 Ibid. S. 593 f. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 621 сферой чувственного восприятия. В учении, например, о множествах математикой достигается, несомненно, адекватнейшее познание. И тем не менее «данность» предмета здесь явственно отграничена от чувственности и совершенно лишена присущих этой последней характеров. Таким образом, необходимо признать наличность общего, родового, идеального или категориального созерцания, осуществляющего «данность» чисто категориальных и идеальных предметов.1 При этом самым трудным вопросом относительно такого созерцания является вопрос о «представителе» интенции, который должен быть выявлен созерцанием и более или менее отождествлен с категориальным предметом интенции; ибо, подобно всему категориальному акту познания, он имеет вторичную природу, является так или иначе обоснованным на созерцании чувственного характера и должен быть выэлиминирован из общего комплекса чувственного «представительства».2 Существенным свойством этого категориального «представителя» (т. е. носителя полноты осуществления категориальной интенции) является то, что «при всей изменчивости обосновывающих актов... представительствующее содержание для каждого вида обоснованных актов бывает единственно»,3 соответствуя тем единственности представляемого им и благодаря этому созерцательно опознаваемого категориального предмета, чему примером может служить любая логическая форма. Вполне понятно потому, что не в сфере «внешней» чувственности следует искать «категориальных представителей», а лишь в сфере вторичной («внешнюю» чувственность предполагающей) «внутренней» чувственности, в сфере «рефлективных содержаний».4 «Психическая связь, которая переживается в актуальном (т. е. подлинном, интуитивном) отождествлении или соединении и т. п., может быть, как нам кажется, сведена путем сравнительного рассмотрения... к некоторой всесторонней общности, которую нужно мыслить отдельно от качества и смысла (материи) познания и которая при таком сведении являет в своем лице представителя, специально присущего моменту категориальной формы».5 Например, «представителем» объективного тождества является отвлеченный от отдельных актов отождествления и по своей сущности единственный психический момент отождествления.6 5. Все предметы чистой логики, как это было выше установлено, отличаются подлинно идеальным, сверхчувственным характером: они суть «чисто логические предметы», категории 1 Ibid. S. 600-636, 654-663. 2 Ibid. S. 639 ff. 3 Ibid. S. 642. 4 Ibid. S. 644 ff., 651 f. 5 Ibid. S. 615. 6 Ibid. S. 650-651. 622 Б. В. ЯКОВЕНКО или формы, законы взаимоотношений между категориями и формами и теории, вырастающие из них на основании этих законов. Вполне понятно, что чувственная абстракция не в состоянии познавательно овладеть ими. Для этого необходима сверхчувственная, идеирующая или категориальная абстракция, постигающая свой предмет не как искусственно выделяемую реальную «часть» реального же предмета, а как целый, совершенно своеобразный и по своей природе совершенно чуждый всякой реальности предмет: как «идеальное бытие». Такой идеирующей абстракцией и является сверхчувственное, идеальное созерцание, представляющее собою не что иное, как осуществление «подлинного мышления» или познания всего сверхчувственного}' «Категориальные созерцания функционируют в теоретическом мышлении как действительные или возможные осуществления или (отрешения) интенций и сообщают утверждениям сообразно своим функциям логическое значение истины (либо лжи)».2 Значит «способность постигать, идеируя в отдельном общее, в эмпирическом представлении понятие и овладевать в повторном представливании тождеством интенции понятия является предпосылкой возможности познания и мышления».3