Н. Н. Тарусина ПРАВОВАЯ СРЕДА «ДЕМОГРАФИЧЕСКОГО ВЗРЫВА» И ПОСЛЕДУЮЩЕГО ВЫЖИВАНИЯ МАЛОГО ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА В РОССИИ

Функционирование этой правовой среды осложняется действием целого ряда факторов, из которых наиболее очевидными и одновременно юридически вредными, на наш взгляд, являются четыре.

10См.: Кабатова Е. В. Новые формы передачи машин и оборудования в гражданском праве буржуазных государств: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1981. С. 4—5.

11 См.: Разумович Н. Н. Источники и формы права //Сов. государство и право. 1988. № 3. С. 26; Зыкин И. С. Договор во внешнеэкономической деятельности. М., 1990. С. 41.

Во-первых, мы по-прежнему богаты на государственные структуры, имеющие право издавать акты нормативного характера, которые этим правом интенсивно пользуются. Данная иерархия нормативных возможностей в наше время превращается в анархию нормативных действительностей. Причем правовые позиции подчас не находят нужным согласовывать даже две депутатские группы одного и того же парламента (см., например, результат дисгармонии двух российских законов — «О собственности» и «О предприятиях и предпринимательской деятельности») или же Верховный Совет Российской Федерации и ее правительство. Например, 25 декабря 1990 г. первый орган принимает Закон «О предприятиях...», где в норме ст. 21 зафиксирована формула о традиционной специальной правоспособности юридического лица, а этим же днем Совет Министров утверждает «Положение об акционерных обществах», в п. 5 которого заявляется о действительности неуставных сделок акционерных обществ закрытого и открытого типа.

Во-вторых, мы чрезмерно эксплуатируем аксиому об отставании права от жизни. Верно, правовые одежды, ввиду развития ситуации, неизбежно не вполне годны данному общественному отношению уже в самый момент их моделирования, примерки и пошива. Однако действие аксиомы многократно усиливается дисгармонией между потребностями жизни, чаяниями движущегося многослойного общества и неадекватным качеством депутатского корпуса разных уровней. Ярчайшим результатом такой дисгармонии является систематическое отклонение конституционной поправки о продаже земли.

В-третьих, поднимая «железный занавес» в иные миры и правовые системы, мы излишне жадно начинаем утолять свой информационный голод. И как голодный человек хватает пищу без разбора, плохо пережевывает ее, создавая опасность для своей жизни, так и мы, бессистемно и с восторгом заглатывая чужую правовую информацию, рискуем не достичь в результате гармонии между цивилизованным мировым опытом и очевидным своеобразием России: например, от достаточно простой российской судебной системы можем перейти к излишне сложной американской, где вопросы подведомственности конкретного дела являются самостоятельным предметом юридической дискуссии, а специализация адвокатов, в связи с крайне сложным законодательством, перешла границы разумного соотношения общего и частного в профессионализме.

В-четвертых, рождение более или менее адекватных жизни правовых элементов осложняется, хоть и затухающей, «войной» законов двух уровней — союзного и российского. Красочным образчиком очередного сражения за сферы влияния явилась история принятия Закона СССР «О предприятиях в СССР» и Закона Российской Федерации «О предприятиях и предпринимательской деятельности». Первый готовился без спешки и вводился в действие через полгода

после парламентского положительного голосования, т.е. с 1 января 1991 г. Второй, под жестким давлением цели «догнать и перегнать... СССР», разрабатывался, обсуждался, принимался и вводился в действие с крейсерской скоростью, дабы дезавуировать первый закон. В результате: 1) ввиду опубликования российского акта в газете «Советская Россия» с опозданием на две недели, союзный закон некоторое время на территории России применялся, вопреки соответствующему постановлению российского парламента; 2) в республиканском законе оказались забытыми кооперативы, которых в реальной экономике функционировало к тому времени около 200 тысяч;

3) конфликтной оказалась правовая позиция предприятий союзного подчинения. Теперь этот же фактор активно действует в качестве дестабилизатора внутри .правовой системы Российской Федерации.

Указанные блоки отрицательной информации пронизывают все слои правовой атмосферы предпринимательства: государственно-правовой, собственности, регулирования предпринимательской деятельности, финансовый, защиты интересов предпринимателей и работников. Эти слои, формируясь постепенно и противоречиво, в определенные периоды перестройки и постперестройки, энергетически концентрировались на запуске отдельных форм предпринимательства. Так, первая и вторая правовые волны (1987—1988 гг.) вознесли на гребень общественной жизни совместные предприятия и кооперативы, третья (1989 г.) — арендные предприятия, четвертая (1990 г.) — малые предприятия, пятая (1991 г.) — акционерные общества открытого и закрытого типа.

Все эти «блоки», «слои» и «волны» в полной мере, как реальность и как научная проблема, приложимы к явлению малого бизнеса, составляют пространство и время его правовой среды.

К числу ближних ее элементов относятся прежде всего нормативные идеи о сущности и формах малого предпринимательства. Мы узнали, что «говорим прозой», из протокола № 14 от 6 июня 1989 г. Совмина СССР, которым официально вводился термин «малые предприятия» для юридических лиц с бесцеховой структурой и числом работающих до 100 человек. С учетом последовавшей за этим актом практики в принятом Совмином СССР постановлении от 8 августа 1990 г. № 790 «О мерах по созданию и развитию малых предприятий» первое условие было снято, а второе — существенно дифференцировано в зависимости от основного вида деятельности предприятия. Последовал «демографический взрыв», катализированный налоговыми льготами, обещаниями кредитной и ресурсовой поддержки и общесоюзной пропагандой почти под американским лозунгом «малый бизнес — самый большой бизнес». Причем в политическом плане ситуация развивалась в период подготовки программы «500 дней», в социологическом — в один из моментов сильной ненависти определенных, но широких, слоев общества к ко

оперативному движению, а в юридическом — в пору безвременья: союзный закон о предприятиях еще не действовал, хотя был принят, а российский находился в первичной стадии проектирования.

В результате «взрыв» рождаемости малого предпринимательства сопровождался достаточно устойчивым представлением регистрирующих и контролирующих государственных структур и самих бизнесменов о том, что малое предприятие есть особый хозяйствующий субъект, организационно-правовая и имущественная сущность которого исчерпываются указанным термином. Поэтому, во-первых, кооперативы предпринимали интенсивные попытки перерегистрироваться в «малые предприятия», во-вторых, налоговые инспекции требовали в уставе фирмы фиксировать ее принадлежность именно к группе малого бизнеса, в-третьих, появились оригинальные (а скорее — нелепые) в правовом отношении «мутанты»: «малое предприятие коллективной формы собственности», «коллективное малое предприятие», «фирма на правах малого предприятия», — сочетавшие в себе элементы кооператива, общества с ограниченной ответственностью, народного (коллективного) предприятия, причем в соотношении, наиболее выгодном для учредителей.

Последнее обстоятельство вызвало ответную реакцию: некоторые исполкомы г. Ярославля стали требовать включения в устав «коллективных малых предприятий» положения о повышенной имущественной ответственности его участников — по аналогии с правилами об ответственности членов кооперативов. В настоящее время эта практика, ввиду действия российского Закона «О предприятиях...», перестала быть актуальной и заменена ориентацией на перерегистрацию «мутантов» в российские организационно-правовые формы. Принято и аналогичное союзному российское правительственное постановление (№ 406 от 18 июля 1991 г. «О мерах по поддержке и развитию малых предприятий в РСФСР»).

Анализ всех действующих актов позволяет определить малое предприятие как хозяйствующий субъект, созданный на основе любого типа собственности (частной, государственной, общественной и их сочетаний), функционирующий в любой организационно-правовой форме (монопредприятие, кооператив, все виды товариществ) и отвечающий установленным количественным критериям. Несмотря на декларирование бывшим Совмином СССР двух таких критериев (численность работающих и объем оборота), де-юре и де-факто в России действовал и действует только первый из них — с уточнением вариантов минимального лимита работающих на предприятии и методики подсчета такого лимита (постановление № 406).

Российская позиция не вполне сопоставима с зарубежными образцами дефиниций малого бизнеса. Во-первых, в полусотне (по данным МОТ) определений малого предприятия используются все же,

как правило, два критерия. Первый одинаков и очевиден — численность персонала, хотя конкретная цифра, разумеется, различна. В качестве второго применяются и объем оборота, и величина прибыли, и размер уставного капитала вкупе с прочими активами фирмы. Во-вторых, количественные лимиты обычно не императивны, а приблизительны, условны. Это объясняется тем, что поддержка малого бизнеса осуществляется, по общему правилу, не путем налогового льготирования (данный способ, действительно, требует большей определенности критериев), а по линии организационной и кредитной помощи, включая правительственные гарантии банкам и другим инвестиционным структурам, финансирующим малые фирмы.

Эти позиции далеко не тождественны и в плане использования для малого бизнеса различных правовых форм, однако этот аспект не имеет самостоятельного по отношению к нему значения, что следует из приведенного определения малого предприятия. Подобный аспект правомерен лишь с юридико-социологической точки зрения — постановкой вопроса о выборе оптимальных организационно-правовых форм из всех возможных по закону.

Так, упоминавшаяся ранее форма коллективного предприятия (с негативной стороны — из-за неправомерного ее использования) как самостоятельная разновидность юридического лица не только допустима, но и вполне приемлема, с управленческих и имущественных позиций, для небольших предприятий сферы услуг. Следует лишь иметь в виду, что действующее законодательство пока предусматривает создание коллективного предприятия не на «пустом месте», а только на основе выкупа трудовым коллективом государственного предприятия (ст. 15 Закона Российской Федерации «О предприятиях...»). Причем нормативная формула о нем предельно декларативна:

из нее не ясны ни степень обязательности приобретения доли всеми членами трудового коллектива, особенно вступившими в него после преобразования предприятия, ни судьба «акций» уволившегося (или уволенного) работника, ни особенности управления. Основы гражданского законодательства (применяемые нами сейчас лишь в качестве добротного информационного источника) также не конкретизируют сущность коллективного предприятия, хотя и не связывают его создание исключительно с выкупом госсобственности (ст. 21).

Оптимальной формой малого бизнеса может быть и дочернее предприятие, несмотря на отсутствие о том упоминания в основном предпринимательском законе. Косвенно такой вывод следует из других актов России (см., например, ст. 12, 21 Закона Российской Федерации «Об иностранных инвестициях в РСФСР»). В Основах же, напротив, дочернему предприятию посвящено несколько абзацев (пп. 2, 3 ст. 22) — с одним, правда спорным, императивным требованием о включении информации по дочернему предприятию в устав предприятия «материнского». Между тем ввиду не

которой обременительности на практике процедуры внесения изменений в учредительные документы, да и нецелесообразности такой детализации устава, вполне достаточно было бы выстроить информационный блок о взаимоотношениях «родителя» и «ребенка» в учредительных документах последнего.

Разумеется, оптимальной и весьма (если не самой) распространенной формой малого предприятия является товарищество, а среди его видов — так называемое «лтд.». В этом вопросе Основы гражданского законодательства и российский предпринимательский закон не вполне солидарны. Основы, как известно, содержат более богатый ассортимент подобных видов юридических лиц (ст. 19) и фиксируют одно из существенных различий между товариществами (объединениями лиц) и обществами (объединениями капиталов). В Законе же «О предприятиях...» общество «лтд.», во-первых, объявлено тождественным товариществу «лтд.», которому присвоено и второе наименование — «акционерное общество закрытого типа», что не способствует формированию у администрации района (города, области) ясного представления о данной организационно-правовой форме предприятия. Во-вторых, определив «лтд.» как объединение граждан и/или юридических лиц в указанном законе, в Положении об акционерных обществах российские правотворцы предусмотрели возможность его создания одним лицом, что приводило и приводит к фактам регистрации товариществ с ограниченной ответственностью, учрежденных одним государственным предприятием. В-третьих, с другой стороны, законодатель не ограничил пока число учредителей разумным лимитом, что в принципе позволяет допустить совершенно мистический вариант товарищества в тысячу и более участников.

Нечеткость классификации предприятий по типам организационно-правовой формы в российском законе вынуждает его применителей впадать подчас и в другую крайность: поскольку вариант «монопредприятия» предусмотрен только для частного одиночного бизнеса («индивидуальное частное предприятие»), а в нормах о государственных предприятиях и предприятиях общественных организаций предписано включать в содержание их уставов организационно-правовую .форму, постольку попытки создать товарищество «лтд.» (акционерное общество закрытого типа) вместо монопредприятия обусловлены еще и этой причиной, наряду с обозначенной в предыдущем (втором) тезисе.

Следующим ближним слоем правовой атмосферы малого бизнеса является фискальное законодательство (нормы о налогах и прочих финансовых изъятиях из прибыли), которое в значительной мере предопределяет его количественные и качественные тенденции, в том числе соотношение надводной и подводной (теневой) частей предпринимательского «айсберга».

Как известно, именно существенные налоговые льготы вызвали

«демографический взрыв» малого предпринимательства 1990 г. Однако уже в апреле 1991 г. постановлением Президиума Верховного Совета РСФСР «О порядке применения законодательных актов РСФСР в части налогообложения граждан и предприятий, относящихся к различным организационно-правовым формам» было введено правило об обязательности учета в среднесписочной численности работников малых предприятий всех сотрудничающих с ними подрядчиков и был снижен количественный минимальный лимит для предприятий непроизводственной, сферы с 25 работающих до 15. В декабре 1991 г. процесс отступления от политики льготирования малого бизнеса усилился в позициях нового налогового законодательства: 1) при введенных Законом Российской Федерации «О налоге на добавленную стоимость» 28% отчислений, которые сами по себе явились барьером для развития ряда отраслей предпринимательства, одновременное установление правительством России максимального лимита торгово-посреднической надбавки в 25% (постановление № 55 от 19.12.91 «О мерах по либерализации цен») поставило многие небольшие фирмы на грань нулевой прибыли; лишь распоряжением правительства России от 21.01.92 № 132-р тиски были ослаблены для частных предприятий торговли и общественного питания, а также для тех государственных, которые получили право юридического лица в процессе коммерциализации; 2) в Законе Российской Федерации «О налоге на прибыль предприятий и организаций» (п. 4 ст. 7) набор льгот для малого бизнеса существенно обеднен, а в российском Законе «О подоходном налоге с предприятий» данное специальное льготирование вовсе не предусмотрено.

Тем самым, с одной стороны, мы переходим к цивилизованному варианту фискальных льгот — поощрению через уменьшенные налоговые ставки отдельных интересных государству и обществу видов предпринимательской деятельности. С другой стороны, поскольку данный процесс не сопровождается традиционной для Запада эффективной кредитной и организационной поддержкой малого бизнеса, «цивилизованность» эта оказывается лишь тонким налетом пастели, прикрывающей грубые мазки грабительской государственной политики.

К этому следует добавить факты законодательного пересмотра объектов уплаты страховых взносов в Пенсионный фонд Российской Федерации (в сторону необоснованного подключения к ним гонорарных сумм по всем гражданско-правовым договорам подряда и поручения), а также углубление тенденции валютно-фискального наступления государства в сфере внешнеэкономической деятельности, которое так же, как и все перечисленное ранее, более всего бьет именно по малым предприятиям, ликвидность коих и без того объективно высока во всем мире — даже в тех странах, где «малый бизнес является самым большим бизнесом» (см., например, Поста

новление Верховного Совета «Порядок уплаты страховых взносов работодателями и гражданами в Пенсионный фонд Российской Федерации (России)» от 27.12.91, Указ Президента России «О формировании республиканского валютного резерва РСФСР в 1992 году» от 30.12.91 и другие акты).

Попытки малых предприятий обойти «красные флажки» законным путем — за счет умелого маневрирования в договорной практике (например, предпочтение договору купли-продажи или, напротив, договору подряда — в зависимости от реального наполнения схемы всех отчислений), внимательного отслеживания лимитной штатной численности работников, применения бартерных внешнеэкономических операций вместо обычных договоров поставки и т. п. — не имеют существенного успеха, так как эти «красные флажки» расставлены достаточно плотно и не без искушенности опытного «охотника» в лице новых государственных структур.

В некоторой мере подобные действия простительны из-за очевидного бюджетного голода, однако в сочетании со значительным числом правовых ошибок и неясных правовых позиций (лишь небольшая часть которых фиксирована в настоящей статье) они из разряда временных могут перейти в разряд постоянных, хотя и меняющихся в ассортименте.

Остается надеяться, что произойдет обратное — и отношения малого предпринимательства и государства будут уподобляться не охоте на волков, а обыденным, но результативным взаимодействиям дояра и высокопродуктивной молочной коровы.