Глава первая ИСТОРИОГРАФИЯ и источники
История изучения городов феодальной Руси насчитывает уже более 200 лет — от В. Н. Татищева до наших* дней. Подробный разбор всех аспектов этого важного направления исторической науки не входит в круг основных задач данной работы.
Письменные источники скупо и выборочно повествуют о жизни большинства древнерусских городов. Столицы важнейших земель-княжений чаще пользовались вниманием летописцев, как правило, составлявших свои своды при княжеских или епископских дворах. Сведения о периферийных и удельных центрах Руси отрывочны и редки. Они попадали на страницы летописей в связи с рассказами о феодальных междоусобицах и войнах, перераспределении столов и волостей, знаменательных событиях из жизни княжеских семей. Специфика этих известий заставляла историков использовать их в первую очередь для географической локализации военно-политических событий, уточнения территориального состава и границ княжеств, подсчета числа городов, существовавших по всей Руси или в ее отдельных частях. Лишь раскопки, особенно широко развернувшиеся в послевоенное время, столь существенно пополнили фонд источников по истории малых городов, что появилась возможность их детального изучения [*].
Достаточно полные и обстоятельные обзоры историографии городов феодальной Руси дают право остановиться здесь лишь на некоторых спорных ее вопросах. Особый интерес представляет вопрос о типологии поселений: какие из них следует считать городами, а какие нет? Предполагая ответить на него с помощью достижений археологии, целесообразно сосредоточить основное внимание именно на этапах археологического изучения русских средневековых городов. Поскольку единые критерии выделения городов из совокупности укрепленных поселений пока не разработаны, нельзя пройти мимо исследований, посвященных всей категории этих археологических памятников.
Интерес к различным памятникам старины возрос в России в связи с общим патриотическим подъемом после войны 1812 г. Но в археологических древностях видели не столько полноценный исторический источник, сколько раритеты далекого прошлого, немых свидетелей прошедших славных эпох. Одним из первых стал собирать сведения об остатках древних укреплений 3. Доленга-Ходаковский (Адам Чарноцкий). В своих путешествиях по России Ходаковский повсеместно записывал предания и
песни, опрашивал крестьян об имевшихся поблизости памятниках, делал зарисовки и планы. Однако городища он счел не остатками поселений, а языческими святилищами славянских общин, чем положил начало длительному спору о назначении городищ. Болезнь и смерть оборвали деятельность неутомимого путешественника. Большинство его материалов осталось неопубликованным 3. Лишь впоследствии они вошли в труды других исследователей. М. П. Погодин привлек данные Ходаковского в «Разысканиях о городах и пределах. . .» . Так археологические наблюдения, пока еще в качестве иллюстраций, стали попадать на страницы исторических сочинений.
Поскольку раскопки городищ не проводились, вопрос об их характере оставался открытым. Вслед за Ходаковским видели в большинстве городищ языческие капища М. П. Погодин, И. И. Срезневский, Д. А. Корсаков 5.
Постепенно накапливались сведения о вновь открытых памятниках. Были предприняты попытки составить первые археологические карты отдельных районов. Получила «права гражданства» и другая точка зрения на природу городищ. К. К- Калайдович, В. В. Пассек, И. И. Фундуклей,
А. С. Уваров писали о них как об остатках древних укрепленных поселений 6.
Во второй половине XIX в., особенно после государственных реформ 60—70-х годов, любители древностей, и целые ученые архивные комиссии, и статистические комитеты, занялись описанием достопримечательностей своих уездов, епархий. Был собран громадный фактический материал. Но без раскопок, без результатов обследования специалистами вся эта масса данных о различных археологических памятниках оставалась несистематизированной и малопригодной для глубоких исследований.
Итоги дискуссии о назначении городищ подвела фундаментальная для своего времени работа Д. Я. Самоквасова «Древние города России» 7. Известный историк права, знаменитый исследователь славяно-русских древностей, рассмотрев существовавшие точки зрения, привел убедительные доводы в пользу жилого и военно-оборонительного характера городищ. Многие из них Д. Я. Самоквасов лично обследовал. Уже самим заглавием книги он решительно ввел городища в круг важных памятников отечественной истории, в первую очередь истории городской жизни на Руси. Исходя из особенностей планировки оборонительных сооружений городищ, ученый попытался разделить их на две хронологические группы: до появления огнестрельного оружия и времени широкого применения артиллерии. В дальнейшем Д. Я. Самоквасов не раз возвращался к данной теме и постоянно использовал в своих работах данные о городищах для исторических наблюдений 8.
Вместе с тем всестороннее археологическое изучение древнерусских поселений вообще и городищ, в частности, не стало предметом широких изысканий. Их раскопки почти не проводились. В силу исторической значимости и благодаря случайно обнаруженным кладам некоторые работы были осуществлены в XIX в. в Киеве и Старой Рязани. Находки при разных обстоятельствах кладов из драгоценных предметов боярско- княжеского убора иногда привлекали внимание к тому или иному памятнику. Так случилось с городищем Княжая Гора близ Канева, где крестьяне
постоянно выкапывали замечательные вещи. Поселение исследовали Д. Я- Самоквасов и Н. Ф. Беляшевский. Параллельно с массовыми раскопками курганов на Владимирщине П. С. Савельев и А. С. Уваров копали городище на Александровой горе и Сарское городище под Ростовом. Несколько поселений было исследовано местными помещиками и архео- логами-любителями.
Специальной методики археологического изучения поселений не было. Раскопки велись траншеями, без соответствующей документации. Предпочтение отдавалось эффектным предметам, массовый материал зачастую выбрасывался, сооружения фиксировались плохо.
Впрочем, древнерусские города и укрепленные поселения никогда не были главным объектом развернувшихся под эгидой Археологической комиссии исследований. Вторая половина XIX—начало XX в. ознаменовались грандиозными по масштабам раскопками славянских курганов. В сравнительно короткий промежуток времени были раскопаны тысячи и тысячи могильных насыпей.
Некоторые ученые (Д. Я. Самоквасов, П. В. Голубовский) отчетливо сознавали необходимость систематических раскопок укрепленных поселений, но на практике дело почти не двигалось с места. Существовало убеждение (В. Б. Антонович), что для определения культурно-хронологического облика поселений достаточно изучить данные письменных источников (если они имелись), раскопать близлежащие курганы и собрать находки на поверхности самого памятника 9. Большинство ученых еще не воспринимало археологические материалы в качестве полноправного исторического источника. В лучшем случае они рассматривались как иллюстрации к летописным текстам. Вещеведение в сочетании с описанием наиболее интересных памятников считалось главной задачей археологии. Отсюда приоритет раскопок могильников, дававших зримые результаты (в том числе много целых и красивых вещей) при сравнительно малых затратах труда и средств.
Широкие полевые работы по исследованию курганов сопровождались повсеместным сбором сведений об имеющихся древностях. Археологическая комиссия рассылала специальные анкеты и запросы в уезды, по ответам на которые составлялись сводки археологических памятников. Впоследствии опубликованные 10, они до сих пор используются при составлении археологических карт и сплошном обследовании целых районов.
Большую положительную роль в деле изучения древнерусских памятников сыграли регулярно созывавшиеся археологические съезды. В процессе подготовки к ним и во время их работы создавались и осуществлялись специальные программы археологических исследований. Именно в Трудах археологических съездов и предварительных комитетов по их устройству были изданы археологические карты некоторых губерний, опубликованы материалы многих раскопок.
В конце XIX—начале XX в. ряд исследователей (В. Б. Антонович,
А. М. Андрияшев, В. Г. Ляскоронский, Л. В. Падалка и др.) продолжил начатую Д. Я- Самоквасовым работу по систематизации древнерусских укрепленных поселений. По особенностям планировки они научились достаточно уверенно отделять городища IX—XIII вв. от поселений более позднего времени и. В этой связи нельзя не назвать обстоятельные иссле
дования В. А. Городцова и А. А. Спицына, окончательно исключившие из числа древних поселений майданы — остатки разрытых для производства селитры больших курганов 12. Однако создать более детальную и хронологически узкую классификацию памятников, руководствуясь лишь их внешними признаками, конечно, не удалось.
В одном вопросе дореволюционная археология Древней Руси почти вплотную сомкнулась с задачами ее исторического изучения. Целой плеядой известных русских историков была проведена большая работа по локализации на картах населенных пунктов, упомянутых в летописях и других письменных источниках XI—XIII вв. При этом они стремились к вполне определенной цели: реконструировать в пространстве древние государственные и межволостные границы, а также политические события. Накопление сведений о древнерусских городищах открывало новые возможности перед историко-географическими исследованиями, которые привлекли и археологов. Но они лишь в очевидных случаях соотносили существующие городища с летописными городами. Историки поступали в обратном порядке. Для них решающим было созвучие древних названий населенных пунктов, урочищ, озер и рек современным. Достигнутые результаты оказались весьма ощутимыми. В трудах М. П. Погодина, Н. П. Барсова, М. С. Грушевского, М. К. Любавского, С. М. Середонина многие летописные города нашли свое место на карте 13. Особо следует отметить работы Д. И. Иловайского, П. В. Голубовского, Д. И. Багалея,
А. М. Андрияшева, М. В. Донар-Запольского, П. А. Иванова, В. Г. Ляс- коронского и др., посвященные истории отдельных земель-княжений 14. Авторы этих исследований стремились шире использовать имеющиеся археологические данные. Предпринимались специальные археологические экскурсии и обследования с целью отыскать остатки древних городищ в предполагаемых местах летописных поселений. Попутно были открыты и описаны многие ранее неизвестные памятники.
В начале XX в. наметился некоторый перелом в отношении раскопок древнерусских поселений. Большие работы осуществил в Среднем Поднеп- ровье известный украинский археолог В. В. Хвойка. Наряду с исследованием памятников более ранних эпох он вел раскопки в Киеве, Белгородке (летописный Белгород), Витачове (Витичев), Старых Безрадичах (Ту- мащ), Шарках (Торческий). Частично результаты этих работ были опубликованы автором в его основной монографии «Древние обитатели Среднего Приднепровья и их культура с доисторических времен» 15. На археологических материалах В. В. Хвойка стремился показать преемственность культуры и быта населения Поднепровья с древнейших времен до появления Киевского государства. Одновременно на левобережье Днепра вслед за В. Г. Ляскоронским развернул интенсивную деятельность
Н. Е. Макаренко, раскопавший, в частности, славянское городище VIII—X вв. Монастырище под Ромнами.
Поселения с отложениями древнерусского времени исследовала в Подмосковье и верхнем течении Оки Ю. Г. Гендуне. Памятники рязанского течения реки обследовал В. А. Городцов. В Новгороде и на Рюриковом городище работали Н. К. Рерих и Н. Е. Макаренко. К сожалению, материалы этих раскопок остались неопубликованными. Ряд древнерусских поселений был изучен другими исследователями.
Предреволюционные годы отмечены еще одним, важным с точки зрения методики раскопок событием. Впервые целенаправленно, широкой площадью, копал в так называемом Земляном городе Старой Ладоги
Н. И. Репников. Хотя отчет о его работах вышел в свет значительно позже, начало археологическому исследованию поселений большими площадями было положено.
Таким образом, к 1917 г. археология Древней Руси накопила значительный материал, особенно из раскопок могильников. Обобщению и систематизации этих данных отдал много сил один из крупнейших русских археологов и историков А. А. Спицын. В числе первых ученый понял важное историческое значение археологических находок. Он постоянно стремился установить прочную взаимосвязь археологии и истории, превратить археологические памятники в полноправный исторический источник 16.
Дореволюционная археология Древней Руси в целом не вышла из круга вспомогательных исторических дисциплин, сохранив в основном вещевед- ческий характер. Слабая изученность поселений не позволяла комплексно решать многие вопросы. Более или менее удачно были локализованы десятки древних населенных пунктов, попавших на страницы письменных источников. Однако отсутствовала детально разработанная типологическая классификация городищ. Тем более не было классификации соци- ально-исторической. Для создания той и другой исследователям не хватало объективных данных и научно обоснованного понимания закономерностей общественного развития.
Первые два десятилетия Советской власти для археологического изучения Древней Руси стали временем формирования нового подхода к сущности археологических изысканий, выработки соответствующей полевой методики, становления археологии как органической части марксистско-ленинской исторической науки 17.
После некоторого перерыва возобновилось исследование древнерусских памятников. По-прежнему много времени уделялось раскопкам курганных могильников (В. И. Равдоникас, П. Н. Третьяков, А. В. Арци- ховский). Но поселения прочно вошли в поле зрения археологов18. Во время систематических обследований разных территорий выявлялись новые городища и селища, уточнялся культурно-хронологический облик ранее известных поселений. Начались целенаправленные раскопки древнерусских городов и укрепленных пунктов.
На левобережье Днепра продолжил работы Н. Е. Макаренко. Возобновил изучение Сарского городища Д. Н. Эдинг. Раскопки в Старой Рязани провел В. А. Городцов. В окрестностях Курска обследовал памятники Л. Н. Соловьев. Небольшие разведки и раскопки в Орловской обл. осуществили П. С. Ткачевский, К- Я. Виноградов и Н. П. Милонов. Курское городище на Ловати и древний Тешилов на Оке исследовал А. В. Арци- ховский. Активно обследовались археологические древности Украины. Относительно большие по масштабам работы были проведены в зоне строительства канала Москва—Волга (О. Н. Бадер, Н. П. Милонов, Л. А. Евтюхова). В процессе этих раскопок не только накапливался новый фактический материал, но и решались методические задачи. Исследование поселений широкими площадями, позволяющее наиболее полно восстановить историю возникновения и развития памятника, постепенно завоевывало всеобщее признание.
С точки зрения последовательного и подробного изучения различных памятников в пределах обширного, исторически сложившегося региона большое значение имела работа группы археологов во главе с А. Н. Ляв- данским на территории Смоленщины и Белоруссии. Помимо могильников, селищ и стоянок, было зафиксировано и учтено несколько сот городищ. Часть из них, включая древнерусские, впоследствии раскапывалась.
Уже в 1926 г. А. Н. Лявданский,используя сведения о 347 городищах, разделил их по особенностям планировки на четыре типа и установил хронологию каждого из них. Затем исследователь внес в свою классификацию уточнения, касающиеся датировок и этнической принадлежности памятников. А. Н. Лявданский не только чисто типологически, по внешним признакам, но и с учетом добытого материала, прежде всего керамики, относил те или иные городища к определенным историческим эпохам и народам. Впервые на самом высоком для своего времени методическом уровне было систематизировано большое число памятников, датировка которых почти без изменений сохранилась до наших дней 19. Кроме того, благодаря инициативе А. Н. Лявданского впервые были археологически обследованы некоторые из летописных городов Смоленской и Полоцкой земель.
Таким образом, к середине 1930-х годов завершился первый этап археологического исследования древнерусских памятников. Его характеризовали не столько массовые раскопки, сколько выработка методических основ как полевых, так и лабораторных изысканий. Он включал в себя раскопки курганов на снос, а поселений — широкими площадями, с повышенным вниманием к стратиграфии памятников. Специальному анализу подлежал массовый материал. Орудия труда и производственные сооружения изучались особенно тщательно. Были осуществлены первые опыты социологического обобщения добытых археологией фактов 20. Археологические источники получили признание как составная часть источниковедческой базы исторической науки. Принцип историзма, марксистско- ленинское понимание закономерностей исторического процесса легли в основу археологических исследований.
Археологическое изучение Древней Руси поднялось на качественно новую ступень. Планомерно обследовались и значительные территории. На Северо-Западе работами руководил В. И. Равдоникас. Поселения юга Новгородской земли изучала С. А. Тараканова. На верхней Волге работали П. Н. Третьяков, Н. П. Милонов. Во Владимирской земле многолетние исследования вел Н. Н. Воронин. Берега Десны обследовал М. В. Воеводский. Памятники калужского течения Оки и Угры изучали П. Н. Третьяков, М. М. Герасимов, М. В. Воеводский. Городища и курганы Рязанского края (Ока и Проня) стали предметом изысканий А. М. Мансу: рова и Н. П. Милонова. Большое значение для будущих работ имела экспедиция под руководством П. Н. Третьякова в Среднем Поднепровье.
В предвоенные годы было положено начало одному из главных направлений современной славяно-русской археологии: углубленному изучению истории феодального города, его экономики, быта, культуры, путей возникновения и дальнейшего развития. Широким фронтом развернулись раскопки в Новгороде (А. В. Арциховский). Масштабные работы провел в Старой Ладоге В. И. Равдоникас, соединивший вновь исследованные
площади со старыми раскопами Н. И. Репникова. Н. Н. Воронин исследовал археолого-архитектурный комплекс в Боголюбове и начал раскопки во Владимире на Клязьме. Приступил к исследованию древнего Киева М. К- Каргер. Работы проходили в Вышгороде и на Райковецком городище. Б.А. Рыбаков копал Гочевское городище и Вщиж, а Н. П. Милонов — Калинин, Дмитров, Коломну и Пронск.
Война прервала как раскопочные работы, так и издание уже подготовленных трудов. Но исследование и осмысление собранных фактов продолжались. В первые послевоенные годы внимание археологов было приковано к области Среднего Поднепровья. По обоим берегам реки и ее притокам развернулись разведочно-раскопочные работы (Н. В. Линка, В. И. Дов- женок, П. Н. Третьяков, Т. С. Пассек, Ф. Б. Копылов, М. Ю. Брайчевский, П. А. Раппопорт). Появились археологические карты окрестностей Киева, поречья Днепра, бассейнов рек Рось и Сула. Существенные успехи были достигнуты Днепровской левобережной экспедицией под руководством И. И. Ляпушкина.
В течение значительного времени исследуя памятники железного века на лесостепном левобережье Днепра, И. И. Ляпушкин хронологически расчленил и выделил разновременные поселения и могильники. Особенности топографии и планировки городищ в сочетании с материалами, собранными в процессе обследования, шурфовки или раскопок, позволили систематизировать их по времени возникновения. И. И. Ляпушкин составил отдельные карты памятников на каждую историко-археологическую эпоху. Раннеславянские городища VIII—X вв. (роменского типа) впервые получили подробную культурную и социально-экономическую характеристику. Общие результаты работ экспедиции были опубликованы в г. 21 Но предварительные итоги увидели свет в ряде статей значительно раньше. Общий интерес вызвала монография И. И. Ляпушкина, посвященная исследованию Новотроицкого городища, раскопанного почти полностью 22. Яркая картина быта и гибели славянского поселения накануне образования Древнерусского государства, реконструированная на основе археологических данных, продемонстрировала возросшие возможности археологии. Одновременно получила наглядное подтверждение эффективность метода раскопок поселений широкими площадями.
Со все возрастающей интенсивностью продолжались раскопки древнерусских городов. Работы велись в Пскове (С. А. Тараканова), Старой Ладоге (В. И. Равдоникас, Г. П. Гроздилов, С. Н. Орлов), Белоозере (Л. А. Голубева), Минске (В. Р. Тарасенко), Смоленске (Д. А. Авдусин), Москве (М. Г. Рабинович, А. Ф. Дубынин), Костроме (М. В. Фехнер), городах Владимирской земли (Н. Н. Воронин), Старой Рязани (А. Л. Мон- гайт), Звенигороде и Вщиже (Б. А. Рыбаков), Киеве (М. К. Каргер), Плеснеске (М. П. Кучера), Городске (Р. И. Выезжев), Галиче и его окрестностях (М. К- Каргер, В. И. Довженок), Чернигове (Б. А. Рыбаков), Переяславле-Хмельницком (Б. А. Рыбаков, М. К. Каргер) и других пунктах.
Большое значение для исследования древнерусских поселений на Дону и в Тамани имели раскопки Саркела—Белой Вежи (М. И. Артамонов) и Тмутаракани (Б. А. Рыбаков). Эти работы уточнили время существования русских центров в Приазовье: вторая половина X—конец XI в.
Событием в истории археологического изучения Руси явились масштабные и планомерные раскопки Новгорода (А. В. Арциховский), ознаменовавшиеся в 1951 г. открытием берестяных грамот.
Из печати один за другим выходят сборники (МИА), посвященные достижениям «городской» археологии. Монографически были изданы материалы из раскопок Гродно (Н. Н. Воронин) 23, Старой Рязани (А. Л. Монгайт) , Райковецкого городища (В. К. Гончаров) 25, Галича (Я. А. Пастернак) 26. Обобщил результаты своих исследований в Киеве М. К- Каргер 27. В ряде статей подводились итоги археологических работ в Вышгороде (В. И. Довженок) 28, Чернигове (Б. А. Рыбаков) 29, Старой Ладоге (В. И. Равдоникас) 30, Пскове (С. А. Тараканова) 31, Минске (В. Р. Тарасенко) 32, Владимире и Ярославле (Н. Н. Воронин) 33. Начали публиковаться результаты новгородских раскопок 34.
Следует отметить работы Б. А. Рыбакова в Чернигове и Вщиже. На материале письменных источников и по данным археологических раскопок была воссоздана картина развития крупнейшего стольного города Чернигова и небольшого удельного центра Вщижа 35. Б. А. Рыбаков первым среди исследователей перевел решение проблемы малых древнерусских городов в русло практических сравнительных изысканий.
Археологические исследования во многом изменили существовавшие представления о древнерусских городах. Стало очевидным, что ведущей отраслью городской экономики было ремесло. Территория городов благоустраивалась: улицы мостились деревом, сооружались дренажные системы. Дворы-усадьбы горожан огораживались частоколами, внутри которых размещались жилые и хозяйственные постройки. Находки берестяных грамот в Новгороде наряду с многочисленными памятниками вещевой эпиграфики и надписями-граффити на стенах храмов свидетельствовали о высокой степени грамотности городского населения Руси.
Так, благодаря в первую очередь трудам А. В. Арциховского, Н. Н. Воронина, М. К. Каргера, В. И. Равдоникаса, Б. А. Рыбакова, были заложены основы современной городской археологии Руси.
Большое влияние на разработку проблем возникновения и развития древнерусских городов оказала фундаментальная работа М. Н. Тихомирова «Древнерусские города», впервые изданная в 1946 г.36 Автор подсчитал по данным письменных источников количество русских городов до середины XIII в., проследил их географическое размещение, собрал сведения о городской экономике, социальных категориях населения городов. Полемизируя с «торговой» теорией происхождения древнерусских городов
В. О. Ключевского, М. Н. Тихомиров пришел к выводу, что в сфере экономики причиной появления городов было развитие земледелия и ремесла. Исследователь подметил закономерность размещения древнерусских городов в наиболее густо населенных районах. Именно здесь, по его мнению, сельское хозяйство остро ощущало потребность в высококачественных изделиях специального городского ремесла. Поэтому здесь в первую очередь и появились города. М. Н. Тихомиров непосредственно связывал процесс возникновения городов с углубленным процессом общественного разделения труда. Во многом опираясь на результаты предшествующих археологических изысканий и наблюдения современных археологов, он подчеркнул преобладающее значение развития ремесла в деле станов
ления городов. Подлинными городами, по убеждению автора, были только поселения с многочисленным ремесленно-торговым населением. Индикатором превращения какого-либо укрепленного пункта в настоящий город М. Н. Тихомиров называл появление у его стен ремесленного посада.
Исследования по истории древнерусского ремесла стали одним из важнейших достижений славяно-русской археологии. Еще в предвоенные годы эта проблема привлекла внимание Б. А. Рыбакова 37. Продолжая ее углубленное изучение 38, исследователь опубликовал фундаментальный труд, посвященный одной из ведущих отраслей средневековой экономики 39. Широкое историческое полотно развития ремесла автор начинает с IV в. н. э. По археологическим данным он прослеживает постепенное выделение из домашнего производства обработки черного металла (VI — VIII вв.), художественного литья из бронзы и серебра (VI—VII вв.), гончарства (IX—X вв.) и др. Успешное развитие ремесленного производства способствовало образованию ремесленных поселков, которые при благоприятных условиях превращались в города.
Подробно и разносторонне Б. А. Рыбаков изучил древнерусское ремесло XI—XIII вв. На археологических материалах и по сведениям письменных источников исследователь рассмотрел деревенское и вотчинное ремесленное производство. Особенно детально описано ремесло в древнерусских городах. Б. А. Рыбаков подсчитал приблизительно число ремесленных специальностей, указал основные виды продукции городских ремесленников, выяснил районы ее сбыта. Анализируя некоторые выдающиеся изделия русских мастеров, он высказал мысль о существовании на Руси института ученичества и ремесленных объединений типа западноевропейских цехов.
На большом количестве примеров было доказано, что расцвет древнерусского ремесла начинается с середины XII в. и продолжается до самого нашествия Батыя. Причем, вопреки бытовавшему суждению о некотором экономическом упадке со второй половины XII в. старых поднепровских центров, оказалось, что ремесленное производство в них не только не сократилось, но продолжало служить эталоном для всей Руси. Эти выводы имели первостепенное значение для выработки новой исторической оценки эпохи феодальной раздробленности.
Капитальная работа Б. А. Рыбакова открыла целое направление в археологических исследованиях. Более детально изучаются отдельные отрасли ремесленного производства. Так, история древнерусской металлургии и металлообработки рассмотрена в монографии Б. А. Колчина 40. Автор успешно совместил традиционно-археологические методы исследования с методами естественных наук. Металлографический анализ изделий из черного металла, найденных в раскопках, совершенно в новом свете представил сложную технологию, которой владели русские кузнецы. Б. А. Колчин наметил круг предметов (орудия труда из высококачественной стали), поставлявшихся городскими ремесленниками сельской округе.
Большими успехами ознаменовались археолого-архитектурные исследования памятников древнерусского зодчества (Н. Н. Воронин, М. К- Картер, Б. А. Рыбаков, А. Л. Монгайт). Истории военно-оборонного строительства Южной Руси были посвящены работы П. А. Раппопорта41. Впервые на широком историческом фоне автор рассмотрел особенности
укреплений десятков городищ и городов, значительная часть которых была им лично обследована и изучена. Исследователь предложил свою типологическую классификацию этих памятников и обосновал хронологическую периодизацию изменений в устройстве и планировке оборонительных сооружений.
Стремительный рост археологических знаний о быте и культуре древнерусских городов нашел отражение в сводных трудах. Новые данные включил во второе издание своей книги М. Н. Тихомиров 42. Его отличают от первого значительно более полные (благодаря археологии) описания некоторых центров и подробная характеристика городской экономики. Внесены изменения в .подсчеты количества городов, а время появления городских посадов отодвинуто к рубежу IX—X вв.
Значительные успехи археологии древнерусских городов получили разностороннее освещение в двухтомной коллективной монографии «История культуры Древней Руси»43.
Результаты исследований сельских, в том числе укрепленных поселений Северо-Восточной и Северо-Западной Руси представлены в первом томе коллективных «Очерков по истории русской деревни X—XIII вв.» 44. Важным вкладом в науку явилась составленная А. В. Успенской и М. В. Фехнер карта-сводка поселений и могильников. На конкретных фактах авторы подтвердили заключения М. Н. Тихомирова о расположении древнерусских городов в гуще сельских поселений. Однако выработать ясные археологические критерии для разделения известных древнерусских городищ на города и поселения других типов исследователям не удалось. Решающим для зачисления того или иного памятника в разряд городов признавался факт его упоминания в письменных источниках.
Таким образом, к концу 50-х годов выкристаллизовались современные научные представления о древнерусском городе — центре развитого ремесла и торговли. Основная заслуга в их выработке принадлежит А. В. Ар- циховскому, Н. Н. Воронину, Б. А. Рыбакову и М. Н. Тихомирову. Намечены закономерности развития городов, этапы роста городской территории. Собраны данные об органах городского самоуправления и профессиональных организациях купцов и ремесленников. Выдвинуто положение о типичной социальной топографии города: аристократический детинец и торгово-ремесленный посад, отражающие классовую дифференциацию горожан. Появление посадов у стен первых укреплений рассматривается как важное свидетельство утверждения ремесленно-торговой ориентации городской экономики. Качественно новый шаг в изучении истории русских феодальных городов был сделан прежде всего благодаря успехам археологии.
Получили завершение и многолетние историко-географические исследования. Б. А. Рыбаков составил карту всех населенных пунктов Руси, упомянутых в письменных источниках до середины XIII в.45 М. Н. Тихомиров локализовал большинство городов «Списка русских городов дальних и ближних» конца XIV в. 46
Новый этап изучения древнерусских городов и укрепленных поселений отмечен значительным расширением географии работ и обобщением собранных данных. Опубликованы археологические списки-карты Украины 47, Белоруссии48, Ивановской49, Московской50, Смоленской51, Ле
нинградской 52 областей. Вышли в свет Своды археологических источников, посвященные средневековым памятникам Припятского Полесья53 и древностям железного века междуречья Днепра и Десны 54. Во всех перечисленных работах учтены сведения о десятках и сотнях укрепленных поселений древнерусского времени.
Результаты многолетних исследований археологов в верховьях Западной Двины и Ловати, Волго-Окском междуречье, Гродненском Понеманье и бассейне верхней Оки изложены в монографиях Я. В. Станкевич 55, Е. И. Горюновой56, Ф. Д. Гуревич57 и Т. Н. Никольской58. В них дано подробное описание многих средневековых памятников и материалов из раскопок.
В работе о Рязанской земле А. Л. Монгайт привел сведения о 62 древнерусских городищах X—XVI вв. 59 Автор уточнил локализацию ряда рязанских летописных городов, многие из которых были впервые исследованы раскопками. Новые и ценные материалы по истории городов Полоцкой земли содержит монография Л. В. Алексеева 60. Исследователь обобщил результаты предшествующих археологических изысканий. На основании данных раскопок и сведений письменных источников Л. В. Алексеев реконструировал историческую топографию Полоцка, Витебска, Минска, Друцка. Развитие полоцких городов рассмотрено в связи с общей историей Полоцкой земли.
Археологические раскопки велись в большинстве столиц древнерусских земель-княжений, а также во многих центрах и укрепленных поселениях Руси. В результате этих работ получен огромный фактический материал, характеризующий повседневный быт, экономику, культуру, оборонительные сооружения и строительство древнерусских городов и других населенных пунктов. Появились реальные возможности для широкого сопоставления различных памятников, подразделения их с помощью археологических данных на отдельные социально-экономические типы. Открылись перспективы более детального изучения связей городов с их сельской округой. Широкая география раскопок позволила наметить особенности городского развития в тех или иных областях Древнерусского государства. Благодаря археологии, источники по истории многих сторон городской жизни Руси не только пополнились, но и приобрели качественно новый характер. Изучение происхождения русских городов, их экономики, внутренней топографии, культуры встало на прочный массовый источниковедческий фундамент.
Б. А. Рыбаков вскрыл практически всю территорию детинца в Любече. Впервые по археологическим данным была реконструирована целостная картина жизни феодального (княжеского) замка. Исследованы остатки княжеского дворца, сторожевой башни-донжона, деревянной церкви, жилища челяди, мастерские ремесленников, оборонительные сооружения. Внутренняя защищенная гавань для судов обнаружена в детинце Воиня. Усадьбы с жилыми и хозяйственными комплексами найдены на городище Слободка. Раскопки в Ярополче-Залесском (Пировы Городища) позволили в деталях изучить этапы становления и гибели небольшого городка на Клязьме.
Исследования Витичева (Витачов), Чучина (Щучинка), Новгорода- Малого (Заречье), Святополча-Михайлова (Витачов) и на ряде других
городищ рисуют суровый быт русских порубежных сторожевых крепостей. Значительный интерес представляют работы в Изборске, где прослежены непрерывные культурные отложения от VIII до XIII в. (В. В. Седов). Усадьбы должностных лиц и солеварни раскопаны в Старой Руссе. Отдельные постройки и могильник первого периода существования города (конец XI—начало XII в.) обнаружены в Москве.
Многочисленные материалы, свидетельствующие о разносторонних этнокультурных связях, получены при раскопках городов русско-поль- ского порубежья (Перемышль, Червен, Сутеска, Дорогичин, Берестий) и Черной Руси (Городен, Волковыеск, Слоним, Новгородок). В Новгородке (совр. Новогрудок) в пределах окольного города вскрыты усадьбы зажиточных горожан.
Трагическая гибель русских городов под ударами орд Батыя, сопровождавшаяся массовым уничтожением мирного населения, вновь зафиксирована раскопками Изяславля и Серенска. Братские могилы защитников и жителей города вскрыты в Старой Рязани.
Большим успехом ознаменовались раскопки на киевском Подоле. Здесь обнаружены деревянные жилые и хозяйственные постройки, мощенные деревом улицы и переулки, целые усадьбы древних киевлян. Эти работы в новом свете рисуют и внешний облик, и массовую застройку не только Киева, но и других южных городов.
Были завершены исследования на огромном (около 1 га) Неревском раскопе в Новгороде и продолжены работы в различных частях древнего города. Принципиальное значение раскопок в Новгороде не исчерпывается массовыми находками берестяных грамот — нового вида письменных источников. Впервые в практике отечественной археологии изучен целый квартал средневекового города. Разработана абсолютная дендрохроноло- гическая шкала новгородского культурного слоя. Благодаря этому не только конкретные сооружения и категории вещей получили четкие датировки, но выявлена динамика жизни отдельных кварталов и улиц. Именно в процессе раскопок Новгорода стало ясно, что усадьба горожанина являлась первичной хозяйственной и социальной ячейкой сложного городского организма. Данные наблюдения подтверждены теперь материалами из Киева, Рязани, Пскова, Старой Руссы, Смоленска, Ярополча- Залесского, Полоцка, Минска, Турова, Друцка и других городов.
Помимо крупных и относительно малых городских центров, исследовались сельские феодальные усадьбы-замчища. В. В. Седов полностью раскопал городища Церковище (Воищина) и Бородинское под Смоленском. К- А. Смирнов вел работы на городище Хлепень на Вазузе, Т. Н. Никольская — на Спасском городище. Несколько владельческих поселений в верховьях Волги исследовала А. В. Успенская. Провела раскопки Зборовского городища под Рогачевом Г. Ф. Соловьева. В. И. Довженок изучал известное поселение в Сахновке на Роси (Девич-гора). Несколько укрепленных усадеб на левобережье среднего Днепра раскопал М. П. Кучера. В. К- Гончаров вскрыл значительную площадь на городище Иван- гора под Ржищевом. В результате-этих и других работ археологическую характеристику получили сельские укрепленные усадьбы — центры феодальных вотчин.
Из общегородской тематики в самостоятельное направление выдели
лись исследования оборонительных сооружений и систем обороны Руси и отдельных княжеств. Большой вклад в изучение южнорусских пограничных городов-крепостей внесли работы Б. А. Рыбакова 61. Этим же вопросам посвятил ряд статей В. И. Довженок 62. Со второй половины X в. и вплоть до нашествия Батыя укрепление степного порубежья от вторжения кочевников было одной из важнейших государственных задач великих киевских, а затем и черниговских, и особенно переяславских князей. Со времен Владимира Святославича она решалась с помощью строительства укрепленных пунктов — «застав богатырских» — вдоль водных рубежей и размещения там специальных гарнизонов. Сложная и достаточно эффективная система обороны X—XIII вв. юга Руси ныне хорошо изучена археологически.
Истории древнерусского военного зодчества посвящен фундаментальный труд П. А. Раппопорта. В трех книгах, изданных исследователем, собран громадный фактический материал 63. На широком историческом фоне автор рассмотрел особенности оборонительных укреплений сотен городищ X—XV вв. П. А. Раппопорт разработал подробную типологическую классификацию этих памятников для различных историко-географических областей Руси. Им убедительно обоснована хронологическая периодизация общественных изменений в устройстве оборонительных сооружений. Впервые датированы десятки городищ, уточнено время их сооружения. Опубликованы сотни планов, разрезов, реконструкций.
Итоги археологического изучения древнерусских городов и укрепленных поселений отражены во многих статьях и очерках. Монографически изданы результаты раскопок Воиня 64, Родня 65, Волковыска 66, Полоцка 67, Минска 68, Ярополча-Залесского 69, Белоозера 70. Городам Туровской земли посвятил свою работу П. Ф. Лысенко 71, а древнерусским городам северной Белоруссии — Г. В. Штыхов 72. Итоги раскопок Любеча опубликовал Б. А. Рыбаков 73.
Л. В. Алексеев специально исследовал периферийные центры Смоленской земли 74. Опираясь на результаты археологических раскопок и обследований Торопца, Мстиславля, Ростиславля, Вержавска, Жижеца, Ко- пыса, Ельни, Дорогобужа и данные о них в комплексе грамот Смоленской епископии, автор подробно охарактеризовал эти пункты. Л. В. Алексеев наметил три стадии в развитии смоленских городов. Причем оказалось, что большинство из них было отстроено князьями в третий период (середина XII—XIII в.).
Древнерусские укрепленные поселения в земле вятичей стали предметом изучения Т. Н. Никольской 75. Она подразделила их на три группы: города — центры развитого ремесла и торговли; города-крепости; города типа феодальных замков. Во всех трех группах имеются населенные пункты как упомянутые в летописях, так и неизвестные письменным источникам. Критерием для подобного членения послужили размеры поселений, материалы археологических раскопок и сведения летописей.
Большое значение для понимания сущности древнерусских городов и особенностей их быта имеют публикации новых материалов из раскопок Киева 76, Новгорода 77 и Старой Рязани 78. Именно в сравнении с такими не вызывающими сомнения центрами Руси представляется возможным надежно выявить другие, менее развитые поселения городского типа.
Собран значительный материал, характеризующий быт сельских феодальных замков — центров землевладельческих вотчин. В. В. Седов разработал набор археологических признаков феодальной усадьбы-замка79. В него автор включил наличие укреплений; находки предметов вооружения, типичных для быта феодалов; находки обломков стеклянных браслетов; следы значительной имущественной дифференциации среди населения. Отличают феодальную усадьбу от города незначительные размеры; хорошо прослеживаемая связь с сельским хозяйством; слабое, одностороннее развитие ремесла.
Для сторожевых городов (крепостей) пока еще не выработаны общепризнанные критерии. П. А. Раппопорт полагает, что военными крепостями были поселения с особым устройством вала, в насыпи которого с внутренней стороны размещались жилые и хозяйственные помещения 80. Эти поселения строились по заранее намеченному плану. Их укрепления одновременно служили жилищами для гарнизона. Выводы П. А. Раппопорта оспорили В. И. Довженок и М. П. Кучера 81. Широкое распространение памятников с аналогичными конструктивными особенностями валов, в том числе городищ самой различной плановой структуры, по всей территории Руси заставляет с осторожностью отнестись к заключениям П. А. Раппопорта. Поэтому пока наиболее надежным признаком для выявления сторожевых крепостей остается их месторасположение вдоль границ и на стратегических направлениях возможного удара противника.
Собранные и систематизированные археологами материалы из раскопок древнерусских укрепленных поселений, накопленный опыт их исторической интерпретации открыли путь сплошной социально-типологической классификации этой категории памятников. Особое внимание обращалось на обоснованное выявление городов, вполне отвечающих социологическому значению этого слова. Систематизируя данные о древнерусских укрепленных поселениях, П. А. Раппопорт применил принцип группировки памятников по размерам укрепленной площади 82. Он определил наиболее распространенный тип планировки городов: сложный, состоящий из нескольких укрепленных частей и окружающих открытых селищ-посадов. По мнению П. А. Раппопорта, укрепленными на Руси в различные периоды ее развития были центры свободных крестьянских общин (крестьянская самооборона), феодальные замки, сторожевые крепости и города.
В. И. Довженок большинство укрепленных поселений считает феодальными замками, часть — подлинными городами, а остальные — сторожевыми крепостями 83. Однако четких археологических критериев своей классификации исследователь не привел. Впрочем, и В. И. Довженок, и П. А. Раппопорт при определении социального лица памятника больше доверяют прямым указаниям письменных источников, чем археологическим данным.
Вопрос о критериях городского облика поселения непосредственно связан с проблемами определения понятия русский средневековый город и социальной типологии городов84. Я. Е. Водарский специально рассмотрел различные взгляды исследователей на понятие город, имеющиеся в отечественной историографии, и распределил их по четырем основным точкам зрения 85. Сторонники первой считают городами все населенные
пункты, поименованные так в источниках. Другие полагают, что городами эпохи феодализма были торгово-промысловые поселения. Третьи видят в городах торгово-промысловые поселения и военно-административные центры. Четвертые предлагают называть городом торгово-промысловое поселение с оформившейся или формирующейся посадской общиной. Именно это определение города вслед за М. Н. Тихомировым, Л.-В. Черепниным и П. Г. Рындзюнским поддерживает Я. Е. Водарский. Причем наличие городской (посадской) общины приравнивается к существованию особого «городского строя». А «городской строй» и торговоремесленная деятельность большинства горожан и были наиболее яркими чертами западноевропейских средневековых городов.
Как ни привлекательны изложенные взгляды, но они все же не исчерпывают столь многогранного исторического явления, каким был средневековый город. Даже в письменных источниках XV—XVI вв. нелегко найти факты, убедительно подтверждающие справедливость данного определения. Почти нет их и в источниках более ранних. Поэтому для практического выявления городов X—XIII вв. указания на наличие городской общины и торгово-ремесленную деятельность большинства населения совершенно не достаточно. Мало известно, какой была городская община, что отличало ее от сельских «миров»? Не установлено даже приблизительно, какой процент населения и какими ремеслами должен был заниматься, чтобы данное поселение превратилось в город.
Приходится признать, что определить город одним-двумя показателями трудно. Исследователь должен оперировать суммой признаков, отражающих основные функции города в системе феодального государства. Именно взгляд на древнерусские города как на многофункциональные поселения, решавшие, помимо экономических (торгово-ремесленных), задачи военнополитические, административно-хозяйственные и культурно-идеологи- ческие, открывает возможность и их определения, и классификации 86.
Б. А. Рыбаков полагает, что «первичные классовые отношения зарождаются конвергентно, в тех округах, где общество доросло до вычленения центров с небольшим набором функций» 87. Эти центры, своеобразные «узлы прочности» своих округ, как их называет исследователь, «государство повсеместно наделяет. . . административно-фискальными функциями, добавляя нередко к ним и военные» 88. Многие из них со временем превращаются в настоящие средневековые города в социологическом значении этого слова. «Типичным, — пишет Б. А. Рыбаков, — следует считать сочетание в городе следующих элементов: крепости, дворов феодалов, ремесленного посада, торговли, административного управления, церквей» 89. Каждый из перечисленных элементов отражает ту или иную функцию города в феодальном обществе, а вместе они дают не только историческую, но и археологическую его характеристику.
В советской историографии неоднократно разными исследователями изучалась роль городов в политической, социальной, военной и культурной жизни Древнерусского государства. Особо подчеркивалась связь городов с тянувшими к ним волостями. Обобщая достигнутые результаты,
В. В. Карлов определяет русский город эпохи феодализма как «многофункциональное поселение, отвечавшее различным потребностям феодального общества (развитие ремесел и торговли, оборона от врагов, организа
ция политической власти и административного управления сельской округой, культурный и религиозный центр); возможно преобладание (иногда существенное) одной из функций над другими или полный „набор” этих функций; необходимые признаки городского поселения — торговоремесленная деятельность значительной части жителей и наличие посадской общины (или возникновение предпосылок для ее оформления)»90.
Если дореволюционная историческая наука в попытках классифицировать древнерусские города исходила из юридического принципа (владельческая принадлежность городской территории), то современные исследователи используют экономические и социальные критерии в их диалектическом взаимодействии. В литературе выделяется несколько групп или типов городов91. Во-первых, старшие или вольные города — столицы земель-княжений, которые заключали договор-ряд с князьями и которым были свойственны все перечисленные функции феодального города. Во-вторых, города княжеские — удельные и волостные центры с развитыми административно-финансовыми и судебными функциями. В-третьих, города-крепости, строившиеся на рубежах княжеств для защиты их территории от военных вторжений. В-четвертых, города частновладельческие — центры крупных феодальных вотчин. Таким образом, тип города определяется особенностями сочетания выполнявшихся им функций. Изложенная классификация в известной мере условна. «Города Руси были многообразны как по характеру их социальной структуры, так и по принадлежавшей им политической роли»92. Однако в целом эта классификация соответствует принципу организации феодального общества.
Таковы некоторые итоги изучения проблемы древнерусского города советскими археологами и историками. Они свидетельствуют о значительных успехах и в разработке общих вопросов становления городов как особого социально-экономического явления, и в их классификации, и в исследовании конкретных поселений городского типа.
Среди письменных источников наиболее важны для изучения древнерусских городов летописи. Большинство сведений о городах Руси IX— XIII вв. содержится в Ипатьевской 93, Лаврентьевской 94 и Новгородских 95 летописях. Прочие своды (Воскресенская и Радзивилловская летописи, Летопись Переяславля-Суздальского и др.) почти не имеют дополнительных данных о городах указанного времени. Лишь Никоновская летопись 96 сообщает много новых названий городов XII—XIII вв., особенно рязанских. Однако исследователи справедливо считают эти записи поздними 97.
По подсчетам М. Н. Тихомирова, во всех летописных сводах и иных письменных источниках до нашествия орд Батыя упомянут 271 город (IX—X вв. — 25 городов; XI в. — 64; XII в.— 135; XIII в. — 47) 98. Ученый полагал, что к середине XIII в. на Руси существовало около 300 городов, хотя и оговаривал определенную условность выводов, построенных только на сведениях письменных источников.
Помимо данных о месторасположении того или иного города, летописи иногда сообщают интересные подробности о городских укреплениях и церквах, о населении города, его политическом статусе (центр удела,
волости). Эти известия особенно ценны, так как содержат материал для уяснения места городов и иерархии поселений феодальной Руси.
Из 271 летописного города, отмеченного М. Н. Тихомировым, 240 сегодня надежно отождествлены с конкретными археологическими памятниками. Однако археологические исследования значительно пополнили список древнерусских городов X—XIII вв., известных письменным источникам. Правда, они появляются на страницах летописей и различных документов лишь во второй половине XIII—XIV в. Но археологические раскопки и обследования убедительно свидетельствуют, что эти укрепленные населенные пункты существовали значительно раньше. Таковы Волковыеск (1252 г.), Городеск (1257 г.), Гороховец (1239 г.), Губин (1241 г.), Деревич (1241 г.), Колодяжин (1240 г.), Коломыя (1240 г.), Кудин (1241 г.), Любомль (1287 г.), Мельница (1247 г.), Новгородок (1252 г.), Переяславль-Рязанский (1301 г.) и др.
Из источников XIV в. самым ценным историко-географическим памятником для исследования численности древнерусских городов является «Список русских городов дальних и ближних». Это единственный документ, в котором перечислено большинство населенных пунктов, считавшихся в XIV в. на Руси городами. Причем в «Список» включены города, не только входившие в состав русских княжеств конца XIV в., но и сохранившиеся в памяти современников как древнерусские.
Древнейший «Список» помещен в дополнительных статьях, следующих за Комиссионным списком Новгородской первой летописи младшего извода ". Его более поздние списки находятся в различных сборниках XVI—начала XVII в. Составитель «Списка» размещал города в нем не произвольно, а по разделам, снабженным специальными подзаголовками: «А се болгарский и волоскии гради», «А се Польские», «А се Киевь- скии гради», «А се Волыньскыи», «А се Литовьскыи», «А се Смоленский», «А се Рязаньскии», «А се Залескии». В Новгородском Софийском сборнике 1602 г. к ним добавлены «Тверские» города. Всего в «Списке» названо 358 городов.
Наиболее детальное исследование «Списка» предпринял М. Н. Тихомиров 10°. Ученый сличил сохранившиеся тексты и предположил время (конец XIV—начало XV в.) появления протографа. Главные усилия М. Н. Тихомиров направил на локализацию поименованных в «Списке» городов. Ему удалось определить местоположение 304 городов. М. Н. Тихомиров предположил, что «Список» возник в Новгороде между 1387 и 1392 гг., возможно в торговых кругах, близко связанных постоянными торговыми поездками с различными городами в русских княжествах и Великом княжестве Литовском» 101. Его источником могли быть дорожники для купцов и паломников.
Новые работы, посвященные «Списку», внесли в выводы М. Н. Тихомирова существенные коррективы. Вслед за его исследованием вышла в свет статья Б. А. Рыбакова «Древние русы», где автор широко использовал данные «Списка» для реконструкции древнерусской территории и опубликовал свою карту городов 102. Уже тогда Б. А. Рыбаков связывал происхождение этого памятника с деятельностью митрополита Киприана. К выводу о церковном источнике «Списка» в свете общерусских претензий московско-киевского митрополита пришел А. Н. Насонов 103.
Б. А. Рыбаков вновь вернулся к изучению «Списка» в монографии «Русские карты Московии XV—начала XVI в.» 104 Ученый установил, что перечни различных групп городов составлены неодновременно: список залесских городов — после 1387 г., смоленских — ранее 1386 г., киевских — относится ко времени после 1394 г. По мнению Б. А. Рыбакова, в общий «Список» были объединены около 1395 г. отдельные, областные, списки городов. Произошло это в канцелярии митрополита киевского и московского Киприана. «Список представляет, по всей вероятности, сводку тех городов и старинных маленьких полузабытых городков, которые должны были платить какую-то дань митрополиту» 105. Но составление «Списка» преследовало и важную идейную задачу «напомнить всем русским людям от Дуная до Устюга, от Немана до Дона о том, что некогда все они составляли единое целое» 106. Это заключение позволяет широко привлекать данные «Списка» для изучения древнерусских городов X— вв.
Выводы Б. А. Рыбакова перекликаются с итогами опубликованного одновременно исследования Е. П. Наумова |07. Е. П. Наумов убедительно доказал причины включения в «Список», помимо собственно русских, также молдавских, валашских и части болгарских городов. Они внесены в перечень (проект расширенного диоцеза Киевской митрополии) в связи с претензиями Киприана на галицкую и молдавскую церкви 108. Исследователь уточнил время (1394—1396 гг.) составления всего «Списка». Кипри- ану подчинялась и православная церковь Великого княжества Литовского, что объясняет присутствие среди «русских» городов таких исконно литовских центров, как Вильно, Троки, Ковно, Пуня и др.
Таким образом, мысль о создании «Списка русских городов дальних и ближних» в непосредственном окружении киевско-московского митрополита Киприана получила признание в науке 109. Надо полагать, что составители «Списка» привлекли какие-то документы о доходах митрополии, многие из которых отражали картину, сложившуюся в древнерусское время. Во всяком случае, А. В. Поппе убедительно показал, что перечень волынских городов рисует ситуацию в Галицко-Волынских землях первой половины XIII в. 110 Этот перечень понадобился Киприану, стремившемуся подчинить себе Галицкую митрополию. По-видимому, города «Списка» — это центры епархий и приходов, с которых когда-либо русская митрополия получала доходы или пыталась распространить на них свою власть. Для интересующей нас темы важен другой вывод: городами в конце XIV в., по крайней мере в церковных кругах, считались центры приходов.
Все сказанное выше позволяет ввести «Список русских городов дальних и ближних» в круг важных источников по истории городской жизни Руси X—XIII вв. Нельзя не согласиться также с мнением В. А. Кучкина о возможности уточнить локализацию некоторых городов, о том, что «только археология в состоянии дать если не исчерпывающий, то близкий к нему ответ о географии центров прошлого» 1П.
В «Списке» названо 130 городов, упомянутых в летописях до середины XIII в. В их числе поименованы все столицы древнерусских земель- княжений: Киев, Чернигов, Галич, Владимир-Волынский, Туров, Полоцк, Смоленск, Новгород, Ростов, Суздаль, Владимир, Рязань и Муром. Указаны также крупные центры уделов и волостей: Вышгород, Белгород,
Василев, Канев, Юрьев, а также Вручий в Киевской земле; Новгород- Северский, Путивль, Рыльск, Стародуб, Трубчевск, Курск— в Черниговской; Остерский Городец и Ромен — в Переяславской; Перемышль, Тере- бовль, Звенигород—в Галицкой; Луческ, Острог, Холм, Дорогобуж, Берестий — на Волыни; Пинеск, Мозырь, Клеческ и Случеск — в Припят- ском Полесье; Городен и Новый городок Литовский (летописный Новгородом совр. Новогрудок) — в Понеманье. Очень подробно перечислены города Полоцкой земли: Менеск, Изяславль, Борисов, Дрютеск, Логойск, Лукомль, Видбеск и Рша (Орша). Не менее полно представлены города смоленские, новгородские, суздальские и особенно рязанские.
В «Списке» отмечено еще 70 городов и укрепленных пунктов, которые по археологическим данным уже существовали к середине XIII в. Это Глинеск, Синец, Снепород в Посулье, Хотмышль на Пеле, Житомель (Житомир) на Тетереве, Кременец-Волынский и Другобец (Дрогобыч) Галицкий, Переров на Припяти, Навоз на Днепре, Горволь и Свислочь на Березине, Тетерин на Друти, а также Могилев, Дроков, Копыль. Оказалось, что центры мелких верхневолжских волостей XIV—XV вв. — Осечен, Сижка, Горошон, Вселук, Березовец, Кличен — возникли еще в конце XIII в. Тогда же жизнь началась в Серпейске, Мещовске, Перевитске, Михайлове, Новом Ольговом городке, Мстиславле и Ярополче Залесских. Безусловно, «Список» в процессе археологического исследования поименованных в нем пунктов поможет установить названия еще ряда укрепленных поселений, возникших в древнерусскую эпоху (X—XIII вв.).
Помимо летописей и «Списка», некоторые города и городки X—XIII вв. упомянуты в актовых материалах XII—XV и даже XVI в. В духовных и договорных грамотах великих и удельных князей названы Перемышль- Московский (р. Моча), Тушков, Хотунь. Смоленскому князю Ф. К- Кра- сному-Фомину принадлежали в XIV в. известные на р. Вазуза городища Степановское, Хлепень, Большой Березуй и Фоминское, основанные значительно раньше. Из документов XIV в. известны Рай, Ратно и Ветлы на Волыни, Рогатин и Тустань в Поднестровье.
Очень важным источником по истории малых городов Руси является комплекс грамот Смоленской епископии |12. Они были обнаружены в Швеции в середине прошлого века С. А. Соловьевым в списках XVI в. Эти документы привлекли внимание Я. Н. Щапова, А. В. Поппе и Л. В. Алексеева пз. Особый интерес представляют учредительная грамота князя Ростислава Мстиславича Смоленской епископии и завершающая комплекс грамота «А се погородие. . .» Историческое значение обоих документов трудно переоценить, так как они касаются всего княжества. В первом подробно перечислены княжеские дани, от которых епископу поступала десятая часть (десятина); во втором указано 12 смоленских городов, плативших епископу погородие.
Учредительная грамота Устав убедительно датирована Я. Н. Щаповым 1137 г. и А. В. Поппе — 1136 г. Время составления другой грамоты постарался уточнить Л. В. Алексеев 1 . Исследователь считает, что в ней идет речь о двух видах епископских податей: погородии и почестье. Почестье рассматривается как вознаграждение епископу за личную службу в городских соборах. Если погородие платят все города, то почестье — только пять. Среди них — все крупные смоленские центры, за исключением То-
ропца. Какие причины заставили епископа отказаться от службы в нем, хотя он бывал в соседнем Жижеце? Л. В. Алексеев полагает, что это могло случиться, когда в Торопце присутствовал другой иерарх. Такой факт известен: в 121 1 —1218 гг. здесь отбывал ссылку новгородский архиепископ Митрофан. Следовательно, грамота «А се погородие. . .» составлена между 1211 и 1218 гг., и от Устава Ростислава ее отделяют 75 лет, а «все упоминания в ней городских поселений крайне важны, так как показывают развитие смоленских периферийных центров за это время» 115.
В грамоте названы Мстиславль, Крупль, В'ержавск, Копысь, Пацинь, Лучин, Ростиславль, Ельна, Изяславль, Торопец, Жижец и Дорогобуж. Следовательно, к началу XIII в. в Смоленском княжестве, помимо самой столицы, было еще 12 городов, вносивших епископу специальную «городскую» дань. Прочие укрепленные населенные пункты (свыше 120) того времени такой дани не платили "6. Достоверно определено местоположение Мстиславля, Вержавска, Копыси, Ростиславля, Ельны, Торопца, Жижеца и Дорогобужа. О локализации Крупля, Пацини, Лучина и Изя- славля единого мнения нет 117. Возможно, в название города Крупль, неизвестного другим источникам, вкралась ошибка. По наблюдениям Я. Н. Щапова, в тексте Устава 1136 г. слово «Прупои» (будущий Пропо- шеск) написано необычно: первая буква П близка по написанию букве К 118. Не является ли слово Крупль испорченным при переписке словом Прупои (современный г. Славгород) ?
Согласно Учредительной грамоте Ростислава Мстиславича специальную десятину города отдельно от десятины волости платил в 1 136 г. только Вержавск. Поэтому прочие периферийные центры Смоленщины приобрели статус городов позже 119.
Однако из общего контекста грамоты, стандартно перечисляющей размеры погородия со смоленских городов, выпадает абзац о Торопце. В нем детально регламентированы натуральные поборы в пользу епископа: 15 лисиц, 10 черных куниц, невод, тре. . .ца (по-видимому, курица — рыболовная снасть), бередник, трое саней рыбы, полавочник, две скатерти, три убруса, берковеск меда 12°. В предшествующем Уставе 1136 г. просто указано, что князь «от всех рыб», что идут к нему из Торопца, дает десятину епископу. Видимо, раздел производился в Смоленске на княжеском дворе, в присутствии епископских чиновников. Новое, весьма подробное перечисление натуральных податей с Торопца понадобилось в связи с появлением там удельного княжеского стола. Грамота «А се погородие. . .» регулировала отношения епископа не только со смоленским, но и с торопецким князем. Денежный взнос Торопца составлял 40 гривен, т. е. равнялся десятине с него в 1 136 г. 121 В обоих случаях, надо полагать, Торопец платил подати вместе с волостью. Не следует ли из этого, что в 1136 г. он был весьма значительным центром Смоленского княжества?
Другое наблюдение касается отсутствия в числе плательщиков дани во всех документах самого Смоленска. В Учредительной грамоте князь Ростислав Мстиславич утверждал, что дает десятину епископу «от всех даней смоленских». Их вносят все волости и населенные пункты княжества, за исключением столицы. По-видимому, стольные (старшие) города отдельных земель-княжений Руси пользовались особыми правами и привилегиями, отличавшими их от прочих поселений городского типа.
Центры многих волостей, плативших дань смоленскому князю по Уставу 1136 г., выявлены В. В. Седовым 122. Большинство из городов грамоты о погородии обследованы и изучены Л. В. Алексеевым |23.
В совокупности археологические материалы и сведения письменных источников позволяют реконструировать облик и социальные особенности смоленских периферийных городов. Есть основания попытаться определить причины и время превращения рядовых волостных центров в поселения городского типа.
Заканчивая обзор письменных источников, нельзя не отметить, что археологам удалось обнаружить укрепленные центры боярских вотчин (Мстибогов, Голые Горы, Вишня, Кодень), имена владельцев которых знают летописи. Обследованы также некоторые из летописных погостов. Наконец, раскопки были проведены в столицах и крупных укрепленных поселениях двинских княжеств, упомянутых немецким хронистом Генрихом Латвийским. Всего на сегодня насчитывается 414 укрепленных поселений с культурными 'напластованиями X—XIII вв., известных по письменным источникам (см. вкладку) Из них стационарными археологическими работами охвачено 126 (около 30 %) памятников.
Археологические источники имеют первостепенное значение для изучения истории древнерусских городов. Памятники археологии несут в себе исключительно важную информацию: от остатков древних сооружений и тысяч предметов до возможности установить в узких хронологических пределах систему взаимосвязей между ними. Иными словами, археологические исследования позволяют решать вопросы возникновения городов, этапов их развития, реконструировать особенности городской экономики и быта, воссоздавать социальную топографию городов и т. д. Раскопки древнерусских городов ввели в науку совершенно новый вид письменных источников — берестяные грамоты, число которых ежегодно увеличивается. Благодаря этому в круг археологических изысканий вошли проблемы, еще недавно являвшиеся уделом традиционной исторической науки. Именно раскопки городов и поселений открыли нам повседневный мир средневекового человека.
Основным археологическим источником комплексных исследований по истории городов Руси являются древние укрепленные поселения. Подразделять их сразу, без специального анализа, на города и прочие памятники было бы методической ошибкой. Отдельные элементы городского быта свойственны каждому из них 124. Но чтобы достоверно судить о степени сходства и различия как конкретных поселений, так и целых групп памятников, необходимо оценить качественное состояние данного источника. На территории, некогда принадлежавшей Древнерусскому государству, автором учтено 1395 укрепленных поселений X—XIII вв. В их число входят и надежно локализованные летописные города, и другие населенные пункты, упомянутые в памятниках письменности. Естественно, итоговая цифра укрепленных поселений по мере дальнейших изыскательских работ будет увеличиваться. Часть из них за истекшие века была уничтожена силами природы и хозяйственной деятельностью людей. Другие еще
В архиве автора карта сохранилась в плохом фотовоспроизведении, и полностью восстановить все пункты не удалось (Ред.).
не обнаружены. Культурно-хронологический облик третьих требует уточнений. Однако трудно ожидать столь существенных колебаний в подсчетах, чтобы они отразились на конечном результате. Во-первых, укрепленные поселения хорошо заметны на местности и сравнительно легко выявляются специалистами. Во-вторых, они, благодаря размерам и наличию искусственных укреплений, довольно успешно противостоят всяким разрушениям. Поэтому есть основания полагать, что собраны сведения о большинстве существовавших древнерусских укрепленных поселений X— вв. Но исследованы они далеко не равнозначно. Объем и качество извлекаемой из материалов раскопок и обследований информации различны. Сравнить и оценить ее можно, предварительно систематизировав все памятники по степени их археологической изученности.
С этой целью укрепленные поселения разделены на четыре группы. В первую группу вошли поселения, стационарно исследованные широкой площадью; во вторую — изученные разведочными раскопками и шурфами; в третью — обследованные без целенаправленного вскрытия культурного слоя; в четвертую — поселения, культурно-хронологический облик которых определен недостаточно четко.
Следует оговориться, что в первую группу сведены памятники, исследованные далеко не равномерно. Практически нет поселений, территория которых была бы вскрыта раскопками полностью. С другой стороны, сами укрепленные поселения имеют площадь от нескольких сотен квадратных метров до нескольких десятков гектар. Поэтому в одном случае раскопы в 300—500 кв. м соответствуют 10—70 % площади памятника, а в другом — 1—3 га составляют только 1,5—2 %. Наконец, сохранность и мощность культурных отложений на поселениях совершенно различна. Там, где слой хорошо консервирует органические вещества, его информационные возможности чрезвычайно высоки. Но и памятники с обычным, не сохраняющим дерево и прочую органику культурным слоем исторически не менее важны, тем более что количественно их в несколько раз больше.
Как правило, хорошо изученными считаются поселения, раскопанные не менее чем на половину или треть. Но даже исследованные археологами 1—2% площади таких средневековых гигантов, как Киев и Новгород, во многом изменили существовавшие представления о пут*ях развития и социально-экономических особенностях древнерусских городов. Нельзя не учитывать также, что раскопки широкими площадями всегда сочетаются с целенаправленным обследованием остальной территории памятника и его окрестностей. В результате удается относительно полно восстановить картину жизни данного поселения.
Древнерусские укрепленные поселения IX—XIII вв. распределились по степени археологической изученности следующим образом (см. вкладку): первую группу составили 236 (16,9 %) памятников; вторую — 626 (44,9%); третью — 458 (32,8 %) и четвертую—75 (5,4%). Высокий процент (61,8) памятников двух первых групп определяет значительные информационные возможности основного источника, пригодного для дальнейшего многоаспектного анализа.
Этот вывод справедлив как для территории Руси в целом, так и для ее частей. Картографирование памятников и аналогичные подсчеты по отдельным историко-географическим регионам не обнаруживают сколько-
нибудь обширных лакун (за исключением географически объяснимых: Полесье, Мещера, районы сплошных лесов и т. п.). Доля поселений первой и второй групп, как правило, не меньше 50 % от числа выявленных памятников. Следовательно, работа обеспечена источниковедчески качественным и представительным материалом.
Сахаров А. М. Города Северо-Восточной
Руси XIV—XV вв. М., 1959; Хорошке- вич А. Л. Русский город XI—XVI вв. в современной буржуазной науке // Критика буржуазных концепций истории России периода феодализма. М., 1962; Она же. Основные итоги изучения городов XI— первой половины XVII в. // Города феодальной России. М., 1966; Ширина А. Д. Изучение русского феодального города в советской исторической науке 1917—начала 1930-х годов//Ист. зап. М., 1970. Т. 86; Карлов В. В. О факторах экономического и политического развития русского города в эпоху средневековья: К постановке вопроса // Русский город: Историко-методологический сб. М., 1976; Он же. К вопросу о понятии раннефеодального города и его типов в отечественной историографии//Русский город: Проблемы
городообразования. М., 1980. Вып. 3; Советская историография Киевской Руси. Л., 1978; Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980. С. 216—222. Воронин Н. Н. К итогам и задачам архео
логического изучения древнерусского города // КСИИМК. М., 1951. Вып. XLI; Воронин Н. Н., Раппопорт П. А. Археологическое изучение древнерусского города // КСИА. М., ‘1963. Вып. 96; Куза А. В. Археологическое изучение древнерусских городов в 1962—1976 гг.//КСИА. М., 1978.
Вып. 155. Ходаковский 3. Д. Разыскания касательно русской истории // Вестник Европы. 1819, октябрь. № 20; Он же. Проект ученого путешествия по России // Сын отечества. СПб., 1820. № XXXIII; Путевые записки Ходаковского // ЖМНП. СПб., 1838. Ч. 20, № 12; Донесение о первых успехах путеше- стия в России Зорияна Долуго-Ходаков- ского // РИС. М., 1844. Т. VII. Погодин М. П. Разыскания о городах и пределах древних русских княжеств с 1054 по 1240 г. СПб., 1848. Погодин М. П. Исследования, замечания и лекции. М., 1846. Т. 2. С. 400; Срезневский И. Святилища и обряды языческого богослужения древних славян. Харьков, 1846. С. 35; Корсаков Д. Меря и Ростовское княжество. Казань, 1872. С. 59. Письма К. Калайдовича об археологиче
ских исследованиях в Рязанской губернии. М., 1823. С. 62; Пассек В. Курганы и городища Харьковского, Валковского и Полтавского уездов // РИС. М., 1839.
Т. III, кн. 2. С. 220; Фундуклей И. Обозрение могил и городищ Киевской губернии. Киев, 1848. С. 94, 114; Уваров А. С. Меряне и их быт по курганным раскопкам. М., 1872. С. 94. Самоквасов Д. Я. Древние города России. СПб., 1873. Самоквасов Д. Я- Историческое значение городищ//Тр. III АС. Киев, 1878. Т. I; Он же. Северянская земля и северяне по городищам и могилам. М., 1908. Антонович В. Б. О городищах докняже- ского и удельно-вечевого периода, находящихся в западной части древней Киевской земли // Чтения в Историческом обществе Нестора-летописца. Киев, 1889. Кн. 3. Спицын А. А. Обозрение некоторых губерний и областей России в археологическом отношении // ЗРАО. СПб., 1899. Нов. сер. Т. XI, вып. 1/2; Он же. Сведения 1873 г. о городищах и курганах//ИАК- СПб., 1903. Вып. 5. Антонович В. Б. О городищах. . .; Андрия- шев А. М. Очерки истории Волынской земли до конца XIV ст. Киев, 1887; Ляско- ронский В. Г. Городища, курганы и длинные (змеевые) валы, находящиеся в бассейне р. Сулы//Тр. XI АС. М., 1901. Т. I; Падалка Л. В. О древних городках, городищах и насыпных валах на территории нынешней Полтавской губернии// Тр. Полтавской ученой архивной комиссии. Полтава, 1905. Вып. 1. Городцов В. А. Майданы // ЗОРСА. СПб., 1906. Т. VIII, вып. 1. Погодин М. П. Древняя русская история до монгольского ига. М., 1871. Т. II: Атлас исторический, географический и археологический; Барсов Н. П. Очерки русской исторической географии: География начальной (Несторовой) летописи. Варшава, 1885; Грушевський М. 1стор1я Украши— Руси. Льв1в, 1904. Т. I: 1905. Т. II; Лю- бавский М. Историческая география России в связи с колонизацией: Курс лекций. М., 1909; Середонин С. М. Историческая география: Лекции. Пг., 1916. Иловайский Д. И. История Рязанского княжества. М., 1848; Голубовский П. В.
История Северской земли. Киев, 1881; Он же. История Смоленской земли до начала XV ст. Киев, 1895; Багалей Д. И. История Северской земли до половины ст. Киев, 1882; Андрияшев А. М. Очерки истории Волынской земли. . .; Довнар-Запольский М. В. Очерк истории Кривичской и Дреговичской земель до начала XIII ст. Киев, 1891; Иванов П. А. Исторические судьбы Волынской земли до конца XIV в. Одесса, 1895; Ляскорон- ский В. Г. История Переяславской земли с древнейших времен до половины XIII ст. Киев, 1903. Хвойко В. В. Древние обитатели Среднего Приднепровья и их культура с доисторических времен. Киев, 1913. См. также: Хвойко В. В. Городища Среднего Под- непровья//Тр. XII АС. М., 1905. Т. I. СпицынА. А. Археология в темах начальной русской истории // Сб. статей по русской истории, посвященных С. Ф. Платонову. Пг., 1922. Воронин Н. Н. Развитие славяно-русской археологии в СССР // Славяне. 1948. №7; Рыбаков Б. А. Место славянской археологии в советской исторической науке // СА. 1957. № 4. Киселев С. В. Поселение//Тр. секции теории и методологии РАНИОН. М., 1928. Т. 2. Лявданский А. Н. Некоторые данные о городищах Смоленской губернии// Научные известия Смоленского ун-та. Смоленск, 1926. Т. IV, вып. 3; Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX—XIII вв.: Очерки истории Смоленщины и восточной Белоруссии. М., 1980. С. 8, 9. Арциховский А. В. Социологическое значение эволюции земледельческих орудий // Тр. социологической секции РАНИОН. М., 1927. Т. 1. Ляпушкин И. И. Днепровское лесостепное левобережье в эпоху железа // МИ А. М.; Л., 1961. № 104. Ляпушкин И. И. Городище Новотроицкое //МИА. М.; Л., 1958. № 74. Воронин Н. И. Древнее Гродно //МИА. М.; Л., 1954. № 41. Монгайт А. Л. Старая Рязань // МИА. М., 1955. № 49. Гончаров В. К• Райковецкое городище. Киев, 1950. Пастернак Я. Старий Галич. Льв1в, 1944. Каргер М. К¦ Древний Киев. М.; Л., 1958; Т. 1.; 1961. Т. 2. Довженок В. И. Огляд археолопчного вивчення древнього Вишгорода за 1934— 1937 pp. // Археолопя. Киш, 1950. Т. III; Он же. Розкопки древнього Вишгорода // АП. КиГв, 1952. Т. III. Рыбаков Б. А. Древности Чернигова // МИА. М.; Л., 1949. № 11. Равдоникас В. И. Старая Ладога // СА. М.; Л., 1949. Т. XI. Ч. I; 1950. Т. XII. Ч. II. Тараканова С. А. О происхождении и времени возникновения Пскова // КСИИМК. М., 1950. Вып. XXXV; Она же. Псковское городище // КСИИМК. М., 1956. Вып. 62. Тарасенко В. Р. Древний Минск // Материалы по археологии БССР. Минск, 1957. Т. 1. Воронин Н. Н. Оборонительные сооружения Владимира XII в. // МИА. М.; Л., 1949. №11; Он же. Раскопки в Ярославле // Там же. Тр. Новгородской археологической экспедиции. Т. 1//МИА. М., 1956. №55;
Т. II // МИА. М., 1959. № 65. Рыбаков Б. А. Вщиж — удельный город
XII в.//КСИИМК- М., 1951. Вып.
XXXVIII; Он же. Стольный город Чернигов и удельный город Вщиж //По следам древних культур: Древняя Русь. М., 1953. Тихомиров М. Н. Древнерусские города // Уч. зап. МГУ. М., 1946. Вып. 99. Рыбаков Б. А. Знаки собственности в княжеском хозяйстве Киевской Руси X— вв. // СА. М.; Л., 1940. Т. VI. Рыбаков Б. А. Сбыт продукции русских ремесленников в X—XIII вв.//Уч. зап. МГУ. М., 1946. Вып. 93, кн. 1. Рыбаков Б. А. Ремесло древней Руси. М., 1948. Колчин Б. А. Черная металлургия и металлообработка в древней Руси (домонгольский период) // МИА. М., 1953. № 32. Раппопорт П. А. Очерки по истории русского военного зодчества X—XIII вв. // МИА. М.; Л„ 1956. № 52. Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М., 1956. История культуры Древней Руси. М.; Л., 1948. Т. I; 1951. Т. II. Очерки по истории русской деревни X— вв. /¦*/ Тр. ГИМ. М., 1956. Вып. 32. История культуры Древней Руси. Т. I. Вклейка между с. 30 и 31. Тихомиров М. Н. «Список русских городов дальних и ближних» // Ист. зап. М., 1952. Т. 40. С. 214—259. Археолопчш пам’ятки УкраТнськоТ РСР (короткий список). Киш, 1966. Штыхов Г. В. Археологическая карта Белоруссии: Памятники железного века и эпохи феодализма. Минск, 1971. Вып. 2. Ерофеева Е. Н. Археологические памятники Ивановской обл.: Материалы к археологической карте. Ярославль, 1965. Розенфельдт Р. Л., Юшко А. А. Список археологических памятников Московской обл. М., 1973.
Шмидт Е. А. Археологические памятники Смоленской обл. (с древнейших времен до VIII в. н. э.) Смоленск, 1976. Лебедев Г. С. Археологические памятники Ленинградской обл. Л., 1977. Кухаренко Ю. В. Средневековые памят- никиПолесья // САИ.М., 1961.Вып.Е1-57. Древности железного века в междуречье
Десны и Днепра // САИ. М., 1962.
Вып. Д1-12. Станкевич Я. В. К истории населения Верхнего Подвинья в I и начале II тысячелетия н. э. // МИА. М.; Л., 1960. № 76. Горюнова Е. И. Этническая история Вол- го-Окского междуречья в I тысячелетии н. э. // МИА. М., 1962. № 94,- Гуревич Ф. Д. Древности Белорусского Понеманья. Л., 1962. Никольская Т. Н. Культура племен бассейна верхней Оки // МИА. М., 1959.
№ 72. Монгайт А. Л. Рязанская земля. М., 1961. Алексеев Л. В. Полоцкая земля: Очерки истории северной Белоруссии в IX— вв. М., 1966. Рыбаков Б. А. Владимировы крепости на Стугне//КСИА. М., 1965. Вып. 100; Он же. «Застава богатырская» на Стугне // Города феодальной России. М., 1966. Довженок В. И. Древнерусские городища на среднем Днепре // СА. 1967. № 4; Он же. Сторожевые города на юге Киевской Руси // Славяне и Русь. М., 1968. Раппопорт П. А. Очерки по истории русского военного зодчества. . .; Он же. Очерки по истории военного зодчества Северо-Восточной и Северо-Западной Руси X—XV вв.//МИА. М.; Л., 1961. № 105; Он же. Военное зодчество западнорусских земель X—XIV вв. // МИА. Л., 1967. № НО. Довженок В. Й., Гончаров В. К-, Юра Р. О. Древньоруське мюто Вошь. КиТв, 1966. Мезенцева Г. Г. Древньоруське мюто Ро- день. Ки'ш, 1968. Зверуго Я. Г. Древний Волковыск (X— вв.). Минск, 1975. Штыхов Г. В. Древний Полоцк (IX— XII вв.). Минск, 1976. Загорульский Э. М. Древний Минск. Минск, 1963. Седова М. В. Ярополч Залесский. М., 1978. Голубева Л. А. Весь и славяне на Белом озере X—XIII вв. М., 1973. Лысенко П. Ф. Города Туровской земли. Минск, 1974. Штыхов Г. В. Города Полоцкой земли. Минск, 1978. Рыбаков Б. А. Любеч — феодальный двор Мономаха и Ольговичей//КСИА. М., 1964. Вып. 99. Алексеев Л. В. Периферийные центры домонгольской Смоленщины//СА. 1979. № 4; Онже. Смоленская земля. . . С. 155—
186. Никольская Т. Н. Земля вятичей: К истории населения бассейна верхней и средней Оки в IX—XIII вв. М., 1981. С. 72— 96, 120—173. Толочко П. П. Древний Киев. Киев, 1976; Он же. Киев и Киевская земля в эпоху феодальной раздробленности XII—XIII вв. Киев, 1980; Новое в археологии Киева. Киев, 1981. Тр. Новгородской археологической экспедиции. Т. III //МИА. М., 1963. № 117; Т. IV // МИА. М., 1963. № 123; Археологическое изучение Новгорода. М., 1978; Колчин Б. А., Хорошев А. С., Янин В. Л. Усадьба новгородского художника XII в. М., 1981; Новгородский сб.: 50 лет раскопок Новгорода. М., 1982. Археология Рязанской земли. М., 1974. Седов В. В. Сельские поселения центральных районов Смоленской земли (VIII— вв.) //МИА. М., 1960. № 92. С. 123, 124. Раппопорт П. А. О типологии древнерусских поселений//КСИА. М., 1967.
Вып. 110. Довженок В. Й. Про типи городищ КиУв-
ськоУ Pyci // Археолопя. КиТв, 1975.
Т. XXVI; Кучера М. П. Про один конструктивный тип давньоруських укреплень в Средньому ПоднипровЧ // Археолопя. Кшв, 1969. Т. XXII. Раппопорт П. А. Военное зодчество западнорусских земель. . . С. 187—191. Довженок В. Й. Про типи городищ КиТв-
сько1‘ Pyci. Седов В. В. Городища Смоленской земли //Древняя Русь и славяне. М., 1978. С. 143—149. Водарский Я¦ Е. Города и городское население России в XVII в. // Вопросы истории хозяйства и населения России в XVII в.: Очерки по исторической географии XVII в. М., 1974. С. 98—113. Карлов В. В. К вопросу о понятии раннефеодального города... С. 68—72. Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII—XIII вв. М., 1982. С. 95. Там же. Там же. С. 433. Карлов В. В. К вопросу о понятии раннефеодального города. . . С. 73. Пашуто В. Т. О некоторых путях изучения древнерусского города //Города феодальной России. М., 1966. Там же. С. 98. ПСРЛ. СПб., 1908. Т. II. ПСРЛ. Л., 1926—1928. Т. I.
НПЛ. М.; Л., 1950. ПСРЛ. СПб., 1862. Т. IX; 1885. Т. X. Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951. С. 208—215. Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М., 1956. С. 32—43. НПЛ. С. 475—477. Тихомиров М. Н. «Список. . .» С. 214— 259. Там же. С. 221. Рыбаков Б. А. Древние русы // СА. М., 1953. Т. XVII. Насонов А. Н. Московский свод 1479 г. и его южнорусский источник//Проблемы источниковедения. М., 1961. Т. IX. С. 355, 356. Рыбаков Б. А. Русские карты Московии XV—начала XVI в. М., 1974. См. также: Очерки русской культуры XII—XV вв. М., 1970. Ч. II. С. 202—205. Рыбаков Б. А. Русские карты Московии. . . С. 14. Там же. С. 14, 15. Наумов Е. П. К истории летописного «Списка русских городов дальних и ближних» // Летописи и хроники, 1973 г. М., С. 150—163. Там же. Греков И. Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды (на рубеже XIV—XV вв.). М., 1975. С. 341—380; Подосинов А. В. О принципах построения и месте создания
«Списка русских городов дальних и ближних»//Восточная Европа в древности и средневековье. М., 1978. С. 40—48. Поппе А. В. Деяш питания заселения польско-руського рубежа в ранньому се- редньов{чч{ // Украшський кторичний журнал. 1960. № 6. Кучкин В. А. Комментарий № 6// Тихомиров М. Н. Русское летописание. М., 1979. С. 359. Древнерусские княжеские уставы XI— вв. М., 1976. С. 140—146. Историографию изучения смоленских епископских грамот см.: Алексеев Л. В. Смоленская земля. . . С. 20—25. Там же. С. 24—25. Там же. С. 25. Седов В. В. Городища Смоленской земли. Алексеев Л. В. Периферийные центры. . . Древнерусские княжеские уставы. . . С. 143, примеч. п. Алексеев Л. В. Периферийные центры. . .; Он же. Смоленская земля. . . С. 158. Древнерусские княжеские уставы. . .
С. 146. Там же. С. 141, 146. Седов В. В. Смоленская земля // Древнерусские княжества X—XIII вв. М.,
1975. Алексеев Л. В. Периферийные центры. . . Рабинович М. Г. Очерки этнографии
древнерусского города: Горожане, их
общественный и домашний быт. М., 1978.
Еще по теме Глава первая ИСТОРИОГРАФИЯ и источники:
- Глава I’ ИСТОЧНИКИ И ИСТОРИОГРАФИЯ
- Глава 8 ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ СРЕДА НАСЕЛЕНИЕ.ИСТОЧНИКИ И ИСТОРИОГРАФИЯ
- Глава I ИСТОРИОГРАФИЯ И ИСТОЧНИКИ ПО ИСТОРИИ ЦЕНЗУРЫ СОВЕТСКОГО ПЕРИОДА
- Глава 15 МАЛАЯ АЗИЯ: СТРАНА И НАСЕЛЕНИЕ. ИСТОЧНИКИ И ИСТОРИОГРАФИЯ.ДРЕВНЕЙШИЙ ПЕРИОД ЕЕ ИСТОРИИ
- Источники и историография
- ГЛАВА ПЕРВАЯ ИСТОЧНИКИ ГРАЖДАНСКОГО ПРАВА
- Источники и историография Древнего Ирана
- Источники и историография Хеттского царства
- Источники и историография Средней Азии
- ГЛАВА ПЕРВАЯ ИСТОЧНИКИ И РАСПРЕДЕЛЕНИЕ БОГАТСТВ: УМСТВЕННЫЕ СПОСОБНОСТИ, КАПИТАЛ И ТРУД
- Глава1. Природные условия. Население. Источники и историография
- Глава22.ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ СРЕДА И НАСЕЛЕНИЕ.ИСТОЧНИКИ И ИСТОРИОГРАФИ
- Глава28.Территория и население,Периодизация, источники и историография
-
Альтернативная история -
Античная история -
Архивоведение -
Военная история -
Всемирная история (учебники) -
Деятели России -
Деятели Украины -
Древняя Русь -
Историческая литература -
Историческое краеведение -
История Востока -
История древнего мира -
История Казахстана -
История наук -
История науки и техники -
История России (учебники) -
История России в начале XX века -
История советской России (1917 - 1941 гг.) -
История средних веков -
История стран Азии и Африки -
История стран Европы и Америки -
История стран СНГ -
История Украины (учебники) -
История Франции -
Методика преподавания истории -
Научно-популярная история -
Новая история России (вторая половина ХVI в. - 1917 г.) -
Периодика по историческим дисциплинам -
Публицистика -
Современная российская история -
Этнография и этнология -
-
Педагогика -
Cоциология -
БЖД -
Биология -
Горно-геологическая отрасль -
Гуманитарные науки -
Искусство и искусствоведение -
История -
Культурология -
Медицина -
Наноматериалы и нанотехнологии -
Науки о Земле -
Политология -
Право -
Психология -
Публицистика -
Религиоведение -
Учебный процесс -
Физика -
Философия -
Эзотерика -
Экология -
Экономика -
Языки и языкознание -