«Значит, у вас теперь три Анны: одна в петлице, две на шее» (А. Чехов): классика русского адюльтера

К рассмотренным произведениям примыкает и «Анна Каренина» JI. Толстого. «Переворотившиеся» к концу века устои русской жизни, представленные Толстым в свете «мысли семейной», вызывают сомнение не только в юридических, но и в традиционных моральных нормах, согласно которым «распутница» всегда виновна, а сохранить брак, какой бы он ни был, всегда нужнее и важнее, чем избавить от него страдающих в нелюбви людей.

Однако любой однозначный ответ на вопросы, поставленные в романе, будет противоречить либо позиции автора — моралиста и художника, либо нашему нравственному чувству, откликающемуся на трепетную жизненность толстовского мира. Недаром роман начинается с известной всем фразы: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». У Толстого различно и «семейное счастие» разных семей, а уж общих рецептов спасения от несчастия нет и быть не может. Поэтому и треугольники, в разнообразных комбинациях возникающие по ходу романа, разрешаются по-разному, несмотря на общий для всех этический и религиозный идеал Толстого.
Для Долли, узнавшей о неверности мужа и собирающейся тут же, немедля, расстаться с ним, лучшим выбором оказывается традиционная семья, опутывающая ее сетью больших и малых забот и волнений и позволяющая ей гордиться собой и детьми перед людьми, перед Анной, заставляющая ее снисходительно смотреть на донжуанство мужа и прощать ему все — лишь бы это «все» не выходило на ее глаза. Сравнивая с собой, постаревшей и подурневшей, красивую, нарядную Анну, Долли тем не менее думает:
Я... не привлекла к себе Стиву; он ушел от меня к другим, и та первая, для которой он изменил мне, не удержала его тем, что она была всегда красива и весела. Он бросил ту и взял другую. lt;...gt; [Вронский] найдет еще лучше, как ищет и находит мой отвратительный, жалкий и милый муж (9; 225).
Удержать мужа и занять смыслом собственную жизнь можно лишь семьей, в которой главное благо — дети, — таково убеждение Долли, и потому известие Анны, что у нее больше не будет детей, ибо она так хочет, вызывает у Долли удивление и ужас. Для Кити, внезапно осознавшей, что Вронский, ради которого она только
что отказала Левину, оставил ее, это непереносимый удар по самолюбию, вылившийся в тяжелую болезнь.
Для Алексея Александровича Каренина все неудобства, которые причиняет ему роман жены с Вронским, связаны в первую очередь с тем, что это нарушает установленные светом приличия. Показателен ультиматум, который он ставит жене уже после прямого признания ее в любви к Вронскому:
Мне нужно, чтоб я не встречал здесь этого человека и чтобы вы вели себя так, чтобы ни свет, ни прислуга не могли обвинить вас... чтобы вы не видели его. Кажется, это не много. И за это вы будете пользоваться правами честной жены, не исполняя ее обязанностей (8; 353).
Фактически он соглашается на тройственный союз — лишь бы до него не доносились никакие слухи и сплетни об отношениях его жены с Вронским. Развод пугает Каренина вначале перспективой подарить счастье соединения с любовником виновной в разврате жене, затем — судебной процедурой, требующей установить «прелюбодеяние по взаимному соглашению», а следовательно, пережить публичный позор. Однако, поскольку Анна упорно нарушает его требования, незадолго до ее родов Каренин приходит-таки к мысли о разводе: «Нужно выйти из того унизительного положения, в которое вы поставлены: нельзя жить втроем» (8; 432). На этот раз развода не принимает Анна — из-за сына, из-за того нового душевного состояния, в котором она находится после того, как едва не умерла родами, из-за того, наконец, что и ей, как Вронскому, неприятна сама мысль о большем великодушии Каренина.

Когда же Анна хочет развода и стремится к нему — Каренин вновь отказывает. Относительный мир и покой устанавливаются везде вокруг Анны — но не в ее жизни.
Анну многое отличает от окружающих ее людей, персонажей романа. Она незаурядна во всем, а потому те варианты жизни и примирения с миром, которые приемлемы для других, не подходят ей. Автор много говорит о социальных причинах, обусловивших трагедию Анны и вызванных ее неуступчивостью, нежеланием и невозможностью (как нравственной, так и психосексуальной) жить «втроем», т.е. сохранять приличные отношения с мужем и иметь любовника. Вскоре после сближения с Вронским она часто видит один и тот же сон:
Ей снилось, что оба вместе были ее мужья, что оба расточали ей свои ласки. Алексей Александрович плакал, целуя ее руки, и говорил: как хорошо теперь! И Алексей Вронский был тут же, и он был также ее
муж. И она удивлялась тому, что прежде ей казалось это невозможным, объясняла им, смеясь, что это гораздо проще и что они оба теперь довольны и счастливы (8; 168).
То, что составляло рецепт семейного счастья Рахметова в романе Чернышевского, давит героиню Толстого кошмаром и ужасом. Анна долго сопротивляется страсти, и в этом неприятии неминуемо пошлого адюльтера она и автор едины. В описании первой их близости с Вронским трудно отделить ее реакцию на состоявшееся событие от отрицательной оценки этого события автором — для обоих это означает убийство любви.
Вплоть до переломного момента, которым являются роды Анны, она действует очищающе и возвышающе на обоих Алексеев, с которыми свела ее судьба. Недостойность обмана, в котором они живут, остро чувствует Вронский — обычный, просто «хороший» молодой человек своего крута. Страсть, «связавшая их», заставляет «лгать, обманывать, хитрить» — и она же требует «прекратить эту ложь» во что бы то ни стало. Но оба обречены на обман и противостояние миру. На момент родов Анны все участники драмы словно «выпрыгивают» из своих обычных ролей, все оказываются выше самих себя (Вронский стреляется, Алексей Александрович прощает Анну и позволяет любовнику проститься с ней). Однако у Толстого люди никогда не могут долго стоять на цыпочках, и бег героини по страшному коридору своей обреченной любви-страсти продолжается, пока не приводит ее к трагическому финалу.
Своеобразными откликами на толстовскую Анну стали рассказы А. П. Чехова: «Анна на шее» (1895) и «Дама с собачкой» (1899), хотя самих по себе любовных треугольников в произведениях Чехова куда больше — из прозы они кочуют в пьесы и образуют там такие узлы, что вся драматургия XX века будет судить и распутывать их. Указанные рассказы о двух разных Аннах образуют пару, ибо если в «Даме с собачкой» из пошлого курортного романа отношения Гурова и Анны Сергеевны дорастают до подлинной, незнакомой героям в семье, тревожащей и их, и автора-повествователя любви, то в «Анне на шее» мы наблюдаем процесс деэволюции героини: маленькая Аня, от большой нужды выйдя замуж за гадкого чиновника Модеста Алексеича, довольно скоро меняется и сама становится ничем не лучше окружающей среды. Торжествует трагикомический финал рассказов и повестей о «бедном чиновнике» конца 1830—1840-х годов: еще в повести Н. Павлова «Демон»
(1839) молоденькая жена чиновника-карьериста становилась добычей «его сиятельства», служа во славу мужа и государства. Так Чехов доводит до анекдотического предела — правда, его анекдот со «слезным» обрамлением, создаваемым фигурами отца и братьев Ани, — анекдотическую же ситуацию любовного «треугольника». От трагедии и притчи до фарса оказывается рукой подать — и то и другое кроется в «модели Анны».

<< | >>

↑

Источник: С. Ушакин. Семейные узы: Модели для сборки: Сборник статей. Кн. 1. 2004

Еще по теме «Значит, у вас теперь три Анны: одна в петлице, две на шее» (А. Чехов): классика русского адюльтера:

- Cоциология семьи - Антропология. Этнография - Гендерная социология - Демография - Домоведение - История социологии - Методы сбора и анализа социологических данных - Общая социология - Первоисточники по социологии - Политическая социология - Социальная безопасность - Социальная работа - Социальная структура и стратификация - Социально-территориальные общности - Социоинженерная деятельность - Социологические работы - Социология культуры - Социология личности - Социология общественного мнения - Социология права - Экономическая социология - Этносоциология -