В мае или июне 88 г. Афины приняли решение порвать с Римом и вступить в разразившуюся в Малой Азии между Римом и царем Мит ридатом VI войну на стороне царя. Тем самым афиняне нанесли удар в спину той державе, которую более столетия тому назад сами призвали для защиты от македонского царя Филиппа, верность коей с тех пор блюли во время войны и мира и от которой за восемьдесят лет до того получили щедрые награды.
Хотя обстоятельства, сопутствовавшие столь радикальному разрыву с их же прежней политикой, подробно и живо описаны современником Посидонием, однако причины, подвигшие народ на столь решительный шаг, целиком и полностью не ясны. Спрашивается, что привело тогда афинян к Митридату и что оттолкнуло их от Рима Чтобы найти ответ на первый вопрос, мы должны обратить свой взгляд на Понтийское царство и его царя685. Область Понт, лежащая на севере Малой Азии по обоим берегам реки Галис, в первые десятилетия после смерти Александра Великого стала независимой вотчиной царей из иранского рода. Первоначально небольшое царство обладало греческой береговой полосой благодаря шаг за шагом аннексированным эллинским колониям на протяженном южном побережье Черного моря, а кроме того азиатской глубинкой686. Царский дом вел свое происхождение от иранского князя Митридата I Ктиста (Основателя), принявшего в начале Ш в. царский титул. В придачу к своей резиденции Амасии в глубине материка он захватил греческий город Амастрию на южном берегу Черного моря. Его внук Митридат П приходился зятем селевкидско- му царю Антиоху III. Он был монархом уже ярко выраженной греческой культурной окраски и входил в число царей, оказавших щедрую помощь острову Родос, пострадавшему в 227 г. от ужасного землетрясения. Однако именно Родос несколькими годами позже воспротивился его попытке захватить Синопу. Захват этого значительного города удалось осуществить его внуку, царю Фарнаку I в 183 г. В итоге вспыхнувшей по этой причине четырехлетней войны против Эвмена Пергамского, когда Фарнак был вынужден отказаться от всех прочих своих завоеваний, ему удалось все же удержать Синопу, вскоре ставшую новой резиденцией царя. О его отношениях с Афинами уже упоминалось*. После его смерти в 171/70 г. трон занимал около двадцати лет брат Митридат IV, а тому в свою очередь наследовал сын Митридат V Эвергет — поклонник греческой культуры, друг своих пергамских соседей и римлян. Он поддержал их в последние годы своей жизни в войне против Карфагена и борьбе с Аристоником, приведшей к образованию провинции Азия. В награду за свои заслуги он получил от римского полководца Аквилия, завершившего в 129 г. эту войну, область Великой Фршии. Дворцовая интрига в 120 г. стоила ему жизни. Трон унаследовал в том же году, будучи еще мальчиком, сын его, Митридат VI Евпатор — властелин выдающихся способностей и чрезмерных амбиций. При его правлении территория небольшого царства увеличилась во много раз. За несколько лет он разделался сперва с правящей матерью, а затем с родным братом, который несколько лет был его соправителем. Тяжким ударом явилось для него решение Сената 116 г., потребовавшего возврата Фригии, которую Аквилий, не имея на то полномочий, передал отцу царя. Ему пришлось стиснув зубы стерпеть эту потерю и это унижение. Но уже вскоре его жажда деятельности вырвалась на простор, пока еще вне пределов римских интересов. Супротив Понта на северном берегу Черного моря лежал Крым и к востоку от него Боспорское царство. И там, как и по другим берегам Черного моря, тон задавали греческие города, некогда колонии ионийского города Милета. Все они располагали плодородной территорией, однако в то время испытывали жестокий натиск со стороны скифов и сарматов. Призванный ими на помощь, Митридат сделался их патроном и в ходе нескольких кампаний распространил свое господство на Крым и Боспорское царство; один из его сыновей в звании вице-короля правил из своей резиденции в Керчи новоприобретенными областями687. Как борец за спасение эллинства от угрозы варваров царь завоевал огромное уважение в греческом обществе. Он продвинулся по побережью Понта дальше на восток, где в его руки попал Трапезунт — место, в котором однажды десять тысяч Ксенофонта после своего утомительного и полного опасностей анабасиса из Месопотамии снова узрели море, посулившее им спасение. На Кавказе он подчинил себе страну Колхиду. От Ольвии на севере и далеко на юг расширил он свое влияние по западному побережью Черного моря. Власть и престиж царя неимоверно возросли. Проблемы у царя возникли тогда, когда он обратил острие своей экспансии на запад и на юг, ведь там он затрагивал уже интересы Рима688. Не то чтобы он искал конфликта с Римом — его амбиции были нацелены на лежащие за пределами римской провинции менее значительные государства: Пафлагонию, Каппадокию и Галатию. Митридат приобрел там начиная с 101 по 97 г. обширные области, поначалу в содружестве с царем Никомедом Вифинским, а затем идя против него. Однако в 97 г. под нажимом Сената, требовавшего восстановления status quo ante, он вынужден был оставить эти земли. Немного лет спустя он все же получил снова в свои руки Каппадокию с помощью своего зятя, армянского царя Тиграна, но опять отступил перед лицом римской угрозы и оставил эту страну. Вслед за тем, в 90 г., именно римской стороной была спровоцирована война, но не Сенатом, а столь же неподотчетными, сколь и вызывающе настроенными поверенными Рима в Малой Азии. Поскольку Митридат отказался дать им взятку, они натравили вифинского царя Никомеда напасть на Понт, отклонили обоснованную жалобу Митридата и даже запретили ему обороняться, заявив, что любое применение силы против Никомеда будет расцениваться как оскорбление интересов Рима. Тогда у царя не осталось иного выбора: отчетливо сознавая, что это должно повлечь за собой войну с Римом, он изгнал пришельца сперва из Понта, а затем и из Вифинии, где произошло первое столкновение с римскими частями'1. Вслед за тем его армия беспрепятственно вторглась во Фригию (зимой 89/88 г.), которая с 116 г. была частью римской провинции Азия, так что вскорости обширные территории Азии оказались в его власти. Некоторые области сохранили верность римлянам и потому должны были быть покорены силой, однако большинство городов встретило понтийские войска как освободителей. Во многих местах наружу вырвалось озлобление, накопившееся за сорок лет римского господства, в то время как победоносное шествие царя, подобно некогда походу Александра Великого, торжественно справлялось малоазийскими греками как их собственный триумф над варварами. Оракулы в святилищах предрекали гибель*Рима. Ощущение пьянящей свободы перенеслось весной 88 г. с арены событий на греческий материк, во всяком случае в Афины689. Там в начале года Народное собрание решило отправить к царю посольство и поручило возглавить его философу Аристотелевой школы по имени Афинион. Его письменные отчеты о происходившем в Малой Азии и обещаниях царя пробудили среди граждан сочувственное Митридату настроение. Его послания сулили добиться с помощью царя конца гражданской распри и «анархии» в Афинах, возрождения согласия и демократического строя, а также решения долговой проблемы, под которой имелось в виду скорее всего долговое закабаление частных лиц, видимо, прежде всего римскими кредиторами.
Возвращение Афиниона поздней весною походило на триумфальное шествие. Посидоний дает его описание, полное сатирически окрашенной риторики, в котором — пускай изобилующем подробными деталями — историческая реальность все же отступает на задний план перед стремлением выставить Афиниона надувшимся глупым индюком, а афинян — распираемыми от иллюзий ксенофобами. В устном отчете народу Афинион воздавал хвалу успехам Митридата и неисчерпаемым ресурсам его помощи, положение же римлян изобразил как отчаянное. Под впечатлением его речи граждане избрали Афиниона стратегом гоплитов и поручили ему назвать тех кандидатов на должности, которые вслед за тем, согласно его указаниям, должны быть избраны открытыми голосами. Посидоний дает понять, что тем самым совершился переход города с позиций Рима на понтийскую сторону. Его сообщение позволяет догадаться, почему Митридат оказался столь привлекательным для афинян — из-за его облика преуспевшего защитника прав эллинства перед властью, не только унизившей его самого и права его поправшей, но и державшей, под стать прежним македонским царям, в подчинении Афины. Разрыв Афин с Римом, тем не менее, нелегко понять, коль скоро еще совсем недавно отношение их к Риму было пронизано откровенной привязанностью. Скудость источников не позволяет дать удовлетворительное объяснение, хотя в конце 90-х годов в Афинах обозначились признаки кризиса, который мог, весьма вероятно, повлечь за собой серьезную враждебность к Риму, как то утверждает Посидоний. В 98/7 г. отношения были еще целиком и полностью нормальными, как о том позволяют догадываться многочисленные документы690. Еще и в 95/4 г. (или даже в 94/3 г.) афинский жрец Сараписа на Делосе заявлял о своей преданности Афинам, Риму и царю Митри- дату (с. 260), а уж он-то должен был вещать в унисон с настроениями граждан. Еще и в 96/5 и 94/3 (?) гг. римляне титулуются в общественных актах «благодетелями народа»691. Когда же между Римом и Мит- ридатом дело дошло до конфликта, симпатии части граждан в той же мере могли оказаться на стороне понтийского царя, в какой выяснились подробности о том, как с ним обошлась римская сторона. Как в 192 г. всколыхнулось движение в поддержку царя Антиоха (и против Рима), потом подавленное, так и теперь понтийскому царю многие выражали симпатии. Хотя официальная линия лояльности по отношению к Риму еще нашла выражение в 90/39 и 89/8 гг. в помещении на афинских серебряных монетах символа Ромы, но под этой оболочкой уже крылись явные признаки кризиса. К ним относится то, что назначенное на 90/89 г. празднование Пифаиды не состоялось. Более ранний симптом кризиса состоял, однако, в том, что Медей из Пирея — самое влиятельное тогда лицо в городе, который уже исполнял в 101/100 г. должность эпонимного архонта и, согласно конституции, не имел права повторно замещать эту должность, снова стал в 91/90 г. архонтом. Но еще более отчетливый признак все усиливавшегося кризиса проявился в том, что он снова взошел на тот же пост в 90/В9 и в 89/8 гг.692. Тем самым действие государственного законодательства было в эти годы приостановлено, и, по всей видимости, именно против этого обратил свой глас Афинион, когда взывал к гражданам не ждать, пока они станут жертвой поддержанной Сенатом «анархии» либо прямого его вмешательства. Его-то и собирался накликать Медей, но этого не случилось лишь потому, что с 90 по 88 г. Сенат был целиком занят войной с италиками. И Медей должен был, по-видимому, потерять во второй половине 89/88 г. контроль над управлением, что и обеспечило посольству Афиниона свободный доступ к Митридату. Неизвестно, как это произошло и что стало с Медеем". Афинион указывал на тяжелое положение Рима в Италии, когда он уверял народ, что и италики заключили унию с Митридатом. Не подлежит сомнению, что многие афиняне верили тогда в то, что Рим вот-вот потеряет свое преобладание как на Западе, так и на Востоке, и вообще стоит на краю пропасти. Для Афин не было секретом, какую ненависть навлекли на свою голову мытари и заимодавцы римские, притом не в одной только Азии, но и в контролируемых Римом областях Греции. Когда эта ненависть, по наущению царя, вырвалась наружу для того, чтобы в один прекрасный день порешить всех проживавших в Малой Азии римлян, то кровавая резня сия наряду с прочими эмоциями должна была, без сомнения, породить и чувство панэллинской солидарности. «Поборником и реставратором свободы эллинов на обеих побережьях архипелага» — так назвал Рей- нак этого царя693. И пускай масса афинских граждан последовала за Афинионом, но ведь было немало и таких, чьи убеждения и интересы оставались на стороне римлян. Многие из них, коль скоро им выпадал такой шанс, были вынуждены оставить Афины. Среди них оказался и глава Академии Филон из Ларисы, еще в 88 г. появившийся в Риме. В его глазах Афинион был не кто иной, как тиран. Тем не менее новейшие исследователи установили, что вопреки прежним представлениям его поддерживали не только обездоленные слои, но среди его сторонников было много выходцев из очень знатных фамилий694. Это видно по списку, содержащему имена выбранных по его предложению архонтов 88/87 г., за исключением архонта-эпонима695. Имя его не было позже вытерто с камня, оно вообще никогда туда не вписывалось, ибо носитель его из-за дурных итогов войны был объявлен преданной проклятию persona non grata. Составленный позже список архонтов под 88/87 г. вместо имени содержит пометку «анархия», то есть отсутствие архонта696. Несколько лет назад я попытался доказать, что эпонимным архонтом этого года был не кто иной, как сам царь Митридат. Цари часто выступали эпонимами греческих городов, как, к примеру, тот же Митридат один раз в Милете. Он же в следующем 87/86 г. совместно с Аристионом, преемником Афиниона на посту правителя города, стал афинским монетным магистратом. Высказанная мною гипотеза обрела не только неоднократное одобрение, но и скепсис697. К числу тех, кто охотно влился в новую струю, принадлежал и союз афинских технитов698. Это обстоятельство тем более примечательно, что он уже давно, конкурируя с другими соперничавшими с ним союзами, мог пользоваться особой милостью Рима699. Афинские техниты могли распознать в понтийском царе — кого в Малой Азии торжественно чествовали как «Нового Диониса» — подлинное воплощение божества, которому они посвятили свое искусство. Митридат, доколе он, вплоть до середины 90-х годов, слыл другом римского народа, оставался на Делосе столь же популярным, как и в Афинах. Однако население острова, складывавшееся больше из римлян и италиков, чем из афинских граждан, избегало идти по стопам метрополии и выступить на стороне царя. Делос прочно держался Рима. Запросто можно было себе представить, что отданное царем распоряжение о кровавой расправе в Малой Азии могло бы совпасть по времени с событиями в Афинах и на Делосе. Могло случиться и так, что к моменту возвращения Афиниона этот приказ еще не был отдан и приведен в исполнение, но в то же время Делос отважился на то, чтобы отказать Митридату. Но и это не достоверно.