Н.К.Колыдов

Кольцов — один из выдающихся биологов первой половины XX века. Но важно и то, что он из-за своей нравственной позиции, своего, в точном смысле слова, героического поведения является эталоном, примером мужества и бескомпромиссности в отстаивании истины.

Кольцову принадлежит главная идея XX века в биологии — идея матричного размножения биологических макромолекул. Мало кто за пределами России знает это. Мне это важно не из чувства «национальной гордости», а как свидетельство уровня науки в нашей стране. Уровня, так и оставшегося нереализованным из-за партийно-государственного давления.
Когда я учился на биологическом факультете Московского университета, в 1946—1951 годах, имя Кольцова публично не произносилось. О том, что в стране был великий биолог Кольцов, мы, студенты, не знали. Объясняется это бесстрашной принципиальной позицией Кольцова в 30-е годы. Он не сдался. Он погиб непобежденным. Это был опасный пример. И о нем. как и о Н.И.Вавилове, говорить опасались.
О нем было велено забыть, хотя црошло всего несколько лет после его смерти. Еше не был^^ессии ВАСХНИЛ с победой на ней Лысенко. Еще ученики Кольцова — С.Н.Ска- довский. М.М.Завадовский, Г.И.Роскин, А.С.Серебровс- кий — возглавляли кафедры гидробиологии, динамики развития. гистологии, генетики. Но имя его не произносили.
Сейчас о Кольцове написано много статей и книг. Его имя присвоено Институту биологии развития Российской академии наук. Ему посвящаются торжественные заседания. Сработала наша «традиция посмертной славы».
В этом очерке я не в состоянии рассказать о Кольцове с необходимой полнотой. Заинтересованный читатель может воспользоваться приведенной в конце очерка библиографией [1—6]. Моя задача здесь главным образом проследить сложный путь нового знания, новых идей до их признания

научным сообществом и рассказать о том, как решал Кольцов проблемы нравственного выбора.

Николай Константинович Кольцов родился в 1872 году, в год, когда в России торжественно отмечали 200-летие рождения Петра 1, 11 лет спустя после отмены крепостного права, в период интенсивного развития промышленности, государственного устройства, науки и культуры. В этом году после торжественного открытия Всероссийской промышленной выставки, посвященной 200-летию Петра 1, профессора Московского университета А.П.Богданов и А.Г.Столетов стали инициаторами создания в Москве на материалах этой выставки Политехнического музея с задачами способствовать народному образованию и пропаганде науки. Занятия наукой стали привлекательными для школьников тех лет. И многие
Кольцов — купеческий сын. Он блестяще окончил гимназию и в 1890 году поступил з Московский университет.
Биологом, как и математиком, нужно родиться. Не можешь пройти мимо весен- ней лужи с лягушачьей икрой, сидишь часами перед птичьим гнездом или аквариумом, собираешь растения, живут у тебя дома ручные хомяки или белые мыши — ничего нельзя сделать — нужно идти :з биологи. Л лги, если есть условия...
В Московском университете к этому времени сложились могучие школы зоологов л ботаников. Главой школы зоологов был ученик упомянутого выше А.П.Богданова — М.А.Мензбир. Он был автором капитальных трудов по сравнительной анатомии, эволюционной теории (переводил и редактировал переводы трудов Дарвина), орнитологии (книга «Птицы России»). И стал бы Н.К.Кольцов классическим зоологом... если бы следовал своему учителю.

В 1893 году в Москве состоялся 9-й Всероссийский съезд естествоиспытателей и врачей. Эти съезды, одно из свидетельств подъема страны после 1861 года, были грандиозными мероприятиями [7]. Со всей страны собиралась интеллектуальная элита. На открытии съезда были выдающиеся деятели не только науки. Пришел даже Л.Н.Толстой (с неприязнью относившийся к «ненужным народу» научным занятиям). Студент 3-го курса Николай Кольцов с большим тщанием внимал речам докладчиков.
Профессор Александр Андреевич Колли озаглавил свое сообщение так: «О химической природе микроорганизмов» (оно опубликовано после съезда в 1894 году отдельной брошюрой). Среди многого прочего он попытался вычислить, сколько молекул помещается в клетке, например в сперматозоиде. И пришел к выводу — очень мало! Получался парадокс: признаков, передаваемых по наследству, очень много, а молекул (без которых нельзя передать признаки) мало...
Это замечательно: Колли явно ошибался в расчетах, не мог он сделать правильные вычисления — не знал он молекулярную массу «средних» молекул, не знал он, какие молекулы существенны в передаче признаков по наследству. Вообще, сказал бы сейчас каждый, ничего он не знал, чтобы сделать такой вывод. Была бы возможность — провел бы я исследование об ошибках в расчетах великих, людей, несмотря на которые они оказывались правыми... (Например, ошибался в расчетах Лавуазье, но был прав в выводах.)
Этот парадокс — малое число молекул и множество признаков — впечатался ;з сознание Кольцова. Он думал о нем многие годы, пытаясь разрешить разными способами. Он опубликовал свое решение в 1927 году в докладе на 3-м Всесоюзном съезде зоологов, анатомов'^'гистологов, т.е. через 34 года. Ответ этот звучит торжественно. Сущность его такова: признаки, передаваемые по наследству, определяются линейным расположением мономеров в полимерных молекулах. (Кольцов думал, что это последовательность аминокислот в полипептидах.) Эти гигантские полимерные молекулы (их в самом деле мало в клетке) размножаются по принципу матриц: свободные мономеры из раствора сначала выстраиваются вдоль «родительской» молекулы — матрицы, выстраиваются в соответствии с последовательностью мономеров в этой матрице. А затем образуются химические связи, сшивающие прилипшие к матрице мономеры с образованием точной «дочерней» копии. Эти полимерные молекулы размножаются как криста/1-
лы. Читателю ясно, что это — формулировка самой главной идеи биологии XX века.
Идея матричного синтеза была забыта не понявшими ее современниками. Забыта не всеми. В 1925 году учеников Н.К.Кольцова и С.С.Четверикова — супругов Тимофеевых- Ресовских по рекомендации Н.К.Кольцова и Н.А.Семашко советское правительство командировало для работы в Германию, в институт профессора Фогта. Громогласный, энциклопедически образованный Н.В.Тимофеев-Ресовский рассказывал об этой идее на своих ставших знаменитыми семинарах в Берлин-Бухе, в своих многочисленных докладах на конференциях, семинарах, съездах в разных странах, в том числе на семинарах Нильса Бора в Копенгагене.
Идея матричного синтеза особенно легко усваивалась физиками. Это можно понять. «Нет пророка в своем (биологическом) отечестве». Пророк — биолог в отечестве физиков — тут ему внимают с почтением и доверием. Да и по существу — главные доводы в пользу матричной концепции из области физики. Совершенно невероятно выстраивание в правильной последовательности мономеров в полимерной цепи в обычных химических реакциях. Совершенно невероятно определять правильную последовательность посредством специфических катализаторов — ферментов: не может быть необходимой степени избирательности катализа — частота ошибок в полимерных текстах была бы очень большой. Кроме того, чем будет определяться синтез нужных ферментов? Это же порочный круг. Это легко понимали физики.
В начале 30-х годов после семинара, прельщенный красотой идеи Кольцова к Н.В.Тимофееву-Ресовскому подошел юный аспирант М.Борна физик-теоретик Макс Дельбрюк, и они начали совместные работы.
Тимофеев-Ресовский не только излагал и развивал идеи Кольцова. Он проводил экспериментальные исследования. Так была выполнена знаменитая работа трех авторов: Н.В.Тимофеева-Ресовского. немецкого физика К.Г. Циммера и М.Дельбрюка. В этой работе они определяли частоту мутаций у дрозофилл в зависимости от интенсивности радиоактивного облучения. Полагая, что мутации обусловлены попаданием разрушающего кванта в мишень (ген), они оценили размер этой мишени — гена. Ген оказался молекулярных размеров. Эта работа еще больше продвинула идею матричных молекул в среду физиков.

Н. К. КОЛЬЦОВ
Когда великий физик Эрвин Шредингер читал свои лекции (по теоретической биологии!) в университете, его предметом и был взгляд на биологию с точки зрения физика. Он основывал свои взгляды на представлениях об одномерном кристалле, на термодинамике и матричной концепции, полагая, что она, эта концепция, общепринята у биологов. Когда его лекции были опубликованы в виде знаменитой книги «What is Life? The Physical Aspect of the Living Cell», Дж.Б. Холден откликнулся на нее статьей в «Nature»: концепция не общепринята в биологии, а принадлежит великому российскому биологу Кольцову! [8].
Под влиянием Тимофеева-Ресовского Дельбрюк начал заниматься генетикой фагов и стал выдающимся авторитетом в теоретической биологии. После победы фашизма в Германии Дельбрюк эмигрировал в США. После войны к нему в аспирантуру поступил юный орнитолог Дж. Уотсон.
Одна из самых ярких книг о науке — «Двойная спираль» Дж. Уотсона. Чего не хватало Ф.Крику в его попытках интерпретировать рентгенограммы ДНК, полученные Розалинд Франклин и Морисом Уилсоном? То, что это рентгенограмма спирали, Крик понимал. А модель не получалась... Не хватало идеи, матричной концепции для построения двойной спирали. Эту идею и привез в Лондон Уотсон, не захотевший заниматься биохимией в Дании у Г.Калькара. Этим построением не умаляются достоинства и заслуги этих великих исследователей, а лишь подчеркивается определяющее значение идеи, или, обобщенно, мысли, без которой самые совершенные измерения оказываются бесполезными.
А траектория мысли здесь от ранних аналогий организмов с кристаллами, работ цитологов, изучавших роль хромосом в наследственности, работ Т.Моргана по'линейному расположению генов — к обобщающей концепции матричного синтеза Кольцова, переходящей от него к Тимофееву-Ресовскому, а потом к Дельбрюку и Шредингеру, и от них к Уотсону и Крику — авторам одной из самых важных работ XX века.
Дж. Уотсон не знал о Кольцове. Сойфер пишет: «Они, как рассказывал мне Уотсон в 1988 году, даже не слыхали об идее Кольцова» [5]. Это, конечно, неточно выраженная мысль — ученик Дельбрюка и читатель книги Шредингера, без сомнения, знал идеи Кольцова, но, увы, не знал, что это идеи Кольцова.

Важно ли, что Кольцов полагал «наследственными моле-
S Шноль С. Э.

кулами» белки, а нуклеиновые кислоты в хромосомах считал лишь каркасом, на котором укреплены молекулы белков — генов?
Не важно для общего принципа матричного воспроизведения наследственных текстов — идея равнозначима для матричных молекул любой природы.
Важно, как иллюстрация развития нового знания — иллюстрация сложности путей выяснения истины.
Эта тема давно уже вошла в общие курсы биохимии. Великий американский химик Левин был чрезвычайным авторитетом в химии нуклеиновых кислот. Однако, пользуясь бывшими в его время громоздкими методами количественного анализа, он ошибся — установил, что в нуклеиновых кислотах всегда содержится одинаковое количество всех четырех нуклеиновых оснований: аденина, цитозина, гуанйна и тимина. А отсюда сделал и вовсе неверный вывод: заявил, что нуклеиновые кислоты — это цепочки таких четверок, «тетрад». А раз так — никакого разнообразия, как в целлюлозе. Следовательно, молекулы нуклеиновых кислот, говоря современным языком, не могут быть носителями наследственного текста.
Нужен был хроматографический метод Цвета, нужны были выдающиеся по значению работы Чаргаффа, применившего ионнообменные хроматографические колонки для анализа нуклеотидного состава ДНК, чтобы опровергнуть тетрадную теорию. В «правилах Чаргаффа» содержится важнейший вывод — нуклеиновые кислоты имеют практически безграничную «информационную емкость» — возможно любое чередование нуклеиновых оснований в полимерной цепи. Более того, из этих правил следовала и двойная нить ДНК (поскольку соотношение А/Т и Г/Ц = 1), но это все — курс обычной биохимии, а я пишу биографический очерк.
Вернемся в XIX век. До разрешения парадокса еще далеко. М.А.Мензбир — строгий и внимательный учитель. Он отнюдь не одобряет увлечения своего лучшего ученика какими-то молекулами. Сравнительная анатомия хордовых прекрасна, как евклидова геометрия. Миллионы лет эволюции наглядно прослеживаются в изменениях формы и функций костного скелета, кровеносных сосудов, нервной системы, кожных покровов. Интеллектуальный восторг — 8-я жаберная дуга акул превратилась в ходе эволюции в косточки внутреннего уха высших позвоночных! Поэму можно написать о том, как эволюционировала анатомия сердца, с тем чтобы в мозг

поступала самая свежая кровь, насыщенная в легких кислородом. А для этого нужно четырехкамерное сердце млекопитающих...
Николай Константинович делает глубокие исследования по сравнительной анатомии, но мысли о молекулах, роли отдельных ионов в жизни клетки и, самое главное, возможных механизмах, определяющих форму клетки, все более его занимают.
Мензбир рекомендует Кольцова по окончании университета к оставлению «для подготовки к профессорскому званию». Это было в 1895 году. Кольцов, как было тогда принято, после защиты магистерской диссертации едет за границу. Работает в лабораториях Германии и на морских биостанциях в Италии. Его предмет мы бы сейчас назвали биофизикой. Его друзьями становятся знаменитые в дальнейшем биологи Р.Гольдшмидт, М.Гартман, О.Гертвиг, О.Бюч- ли, Г.Дриш. Работы Кольцова по биофизике клетки и особенно по факторам, определяющим форму клетки, становятся классическими и входят в учебники. А он все время думает над парадоксом, сформулированным Колли.
Отношения с Мензбиром ухудшаются. В России нарастают революционные настроения. Волнуются студенты. Царское правительство направляет на борьбу с ними жандармов и казаков.
То, что Кольцов, следующий, как показывает вся его жизнь, высшим нравственным принципам, включился в революционную деятельность, для меня очень важно. Сейчас, когда мы приукрашиваем дореволюционную Россию и осуждаем революционеров, не нужна впадать в крайности. Кольцов вошел в кружок астронома-большевика Павла Карловича Штернберга — активного участника революции 1905 года. В кабинете Кольцова в университете печатали на мимеографе прокламации и листовки. А после подавления революции 1905 года Кольцов издал книжку «Памяти павших. Жертвы из среды московского студенчества в октябрьские и декабрьские дни». Разделы этой книги имели заглавия: «Октябрьские дни. Подготовление студенческих погромов в печати и церквах... Избиение студентов казаками около Манежа 16 октября... Избиение в церкви... Студент, засеченный и расстрелянный у Горбатого моста... Убийство — казнь А.Са- пожкова в Голутвине... Не плачьте над трупами павших борцов!» [ 1 ].
Мензбир был очень недоволен участием Кольцова в этой
деятельности и в начавшемся учебном году отнял у него кабинет, а потом и рабочую комнату и вскоре отстранил его от проведения практических занятий со студентами.

Николай Константинович стал читать лекции на Высших женских курсах. А с открытием Университета Шанявского стал и там читать лекции и организовал биологическую лабораторию. В этом университете Кольцов много и плодотворно работал. Там стали его учениками и сотрудниками многие выдающиеся впоследствии исследователи.
Меня занимает неисповеди- мость путей...
В 1911 году Московский университет был разгромлен. В очерке о Шанявском я рассказывал, что без разрешения ректора на территорию университета ворвались жандармы и казаки, преследуя студентов. Ректор Мануйлов опротестовал нарушение устава — автономии университета. Министр Кае- со (только этим и знаменитый) в грубой форме отклонил протест. Ректор, а за ним проректор Мензбир и с ними все лучшие профессора и доценты университета подали в отставку. И остались без работы...
Царь и министры, по-видимому, не придали особого значения этим событиям — трудно читать огненные слова, которые пишет на стене таинственная рука Провидения. Правители не улавливают моментов, предвещающих гибель: разгром университета в 1911 году предвещал на самом деле гибель страны.
Мензбир нашел работу на Высших женских курсах и в Университете Шанявского при помощи и поддержке Кольцова. Нравится мне это. Как они помирились? Распили вместе бутылку старого вина или, по обычаю истинных зоологов, крепкой водки?.. Кто это теперь расскажет...
Вернемся к основному предмету — парадоксу Колли. Кольцов все годы читал лекции. Он был выдающимся лектором. Каждый год содержание его лекций изменялось

соответственно с развитием науки и его собственными достижениями. Из года в год он излагал на лекциях очередные варианты ответа на вопрос Колли.

И так получилось, что его идеи поступали в «научный метаболизм» с каждым новым поколением его студентов.
А идеи аналогии кристаллов и живых организмов имеют древнюю историю. Говорили мне (сам я не читал), что еще великий Ж.Бюффон в одном из томов своей знаменитой Естественной истории (последняя треть XVIII века) говорил об этой аналогии, И в XIX веке эту аналогию организмов и кристаллов неоднократно находили разные авторы. В 1913 году на русском языке вышла книга Пржбрама [9], посвященная этому сходству. (Подробнее об этом можно прочесть в моей книге [6].)
С конца прошлого, XIX века началось понимание роли хромосом в наследственности. Но решающими были, конечно, работы на дрозофилле Т.Моргана и его сотрудников, установившие линейное расположение генов в хромосоме. Решающими для хода мысли Кольцова. Он соединил идею кристаллизации с линейным расположением генов и пришел к своей матричной концепции.
Это было ужасное время первой мировой войны, начавшейся разрухи и революций. Нарушились связи ученых разных стран. Перестала поступать научная литература. Отечественная наука была спасена Леденцовым — основанным им Обществом московского научного института. На средства этого общества в 1917 году был создан для Кольцова Институт экспериментальной биологии. (И еще два института: физики и биофизики — П.ПЛазарева и микробиологии — Л.А.Тарасевича.)
Сначала в Кольцовском институте было всего три штатных сотрудника. В 1920 году институт был передан в подчинение Народному комиссариату здравоохранения, где наркомом был замечательный человек — большевик, друг Ленина, Николай Александрович Семашко, который много сделал для сохранения в те трудные времена научных сил страны. Нарком очень высоко ценил Кольцова, был с ним в дружбе.
Спустя 34 года после сообщения Колли, в 1927 году на 3-м съезде зоологов, анатомов и гистологов Кольцов выступает с докладом, содержащим основную концепцию биологии XX века. Его понимали и слышали студенты на лекциях. В 1927 году его не услышали, не поняли. На съезде
были многие в дальнейшем выдающиеся исследователи. Некоторые из них дожили до торжества современной молекулярной биологии и признали значение идей Кольцова. Но тогда эти идеи не нашли «резонанса» в аудитории.
Говорят в таких случаях, что человек сильно опередил свое время. Наверное, дело в этом. Но, кроме того, так устроено сознание современных научных деятелей, что собственно мысль ими не ценится. Им кажется, что «идей» у них самих сколько угодно, вот опытов мало. На самом деле, конечно, все как. раз наоборот — опытов множество, но множество данных из этих опытов пропадает из-за отсутствия принципиальных идей. А идеи, более или менее существенные, новые мысли появляются в научном сообществе очень редко. И обычно не воспринимаются в «первом поколении».
Примерно 50 лет спустя после доклада Кольцова на съезде мне довелось говорить с участницей этого съезда, тогда совсем юной, чрезвычайной красавицей. Она сказала, что доклад был встречен очень холодно. Что Кольцов был в белой рубашке с галстуком и в двубортном пиджаке, но, представьте себе! — в сапогах! (Что запоминают красавицы...) Что он держался чопорно и строго и не пытался привлечь аудиторию на свою сторону. Но, и тут она оживилась. после доклада Кольцова на трибуну быстро поднялся очень живой и яркий человек и произнес пламенную речь: «Товарищи! Перед вами выступал меньшевиствуюший идеалист Кольцов с абстрактными идеями. Не дадим ему увести нас в мистику и пр. и пр». И зал проводил его громкими аплодисментами. Этим человеком был И.И.Презент.
Так в театре жизни без предварительных репетиций был сыгран первый акт трагической пьесы, пьесы, в конце которой главный герой погибает...
Н.К.Кольцов, более чем сочувственно принимавший революцию 1905 года, по-видимому, сочувственно принял и свержение самодержавия в Февральской революции 1917 года. Октябрьскую революцию и последовавшие за ней ужасы он принять не мог. Новые власти это знали. В 1920 году он был арестован по обвинению в членстве в подпольной организации «Национальный центр». Рассказывали, что он был приговорен к расстрелу и даже написал потом исследование о физиологическом состоянии человека, приговоренного к смерти (наблюдая себя самого), но это — «л ы ген да» (как говорил Лесков). В.Н.Сойфер пишет, что Кольцов был

н. к. кольцо в
осужден на 5 лет и то лишь условно, т.е. оставлен на свободе. Спасло его вмешательство А.М.Горького и А.Н.Семашко [5].
Университет Шанявского был закрыт в 1919 году. Но еще в 1917 году Кольцов вернулся в Московский университет. Им была организована кафедра экспериментальной зоологии, где в качестве преподавателей и сотрудников были его выдающиеся ученики из Университета Шанявского и Института биологии развития (Леденцова!). Кафедра не имела аналогов в мире. Однако в 1930 году, когда Кольцов был за границей, его кафедру расформировали, а его уволили. (Он был нежелателен для партийного руководства университета.) Сделано это было, по-видимому, под предлогом выделения в 1930 году биологического факультета из ранее существовавшего естественного отделения физико-математического факультета. Кафедру Кольцова разделили на пять (!) кафедр: 1) генетики, 2) физиологии, 3) динамики развития, 4) гидробиологии и 5) гистологии. Во главе этих кафедр стали соответственно А.С.Серебровский, ИЛ.Кан, М.М.Завадовский, С.Н.Скадовский, Г.И. Роскин — ученики Кольцова. (Нет ли здесь проблемы этики учеников по отношению к учителю? Как, при каких обстоятельствах они согласились на это?) Но я говорю здесь об этом лишь как об иллюстрации многогранности исходной кафедры экспериментальной зоологии и ее основателя.
В 1919 году Кольцов пригласил преподавать генетику Сергея Сергеевича Четверикова, понимая чрезвычайную важность работ Т. Г. Моргана на дрозофиле. В 1922 году в СССР приехал из США Г.Дж. Мёллер и привез бесценную коллекцию мутантных линий Drosophila melanogaster.
Лекции Четверикова, написанные,'j^m совместно с Кольцовым руководства по генетике, «дрозофилиный» практикум, а также знаменитый «дрозсоор» — семинар по вопросам генетики («совместное орание о дрозофиле») — важнейшие события в развитии российской биологии. Ученики Четверикова и Кольцова стали выдающимися генетиками (среди них супруги Тимофеевы-Ресовские, В.П.Эфроимсон, Б.Л.Астауров, В.В.Сахаров, Н.П.Дубинин).
С.С.Четвериков остался в истории биологии как автор работы «Некоторые моменты эволюционной теории с точки зрения современной генетики» (1926), положившей начало синтезу теории эволюции и генетики.
Но здесь мне важно, что, сколько я знаю, именно с Четверикова начались гонения на истинную науку. Странное,

И. К. Кольцов в лаборатории

бессмысленное словосочетание — «меньшевиствующий идеализм» стало формулой обвинения. Оно звучало уже в 1927 году в упомянутом выступлении Презента против Кольцова. В 1929 году это обвинение послужило одним из оснований для изгнания Четверикова из Московского университета. В 1930 году ликвидация-раздел кафедры Кольцова — продолжение начавшегося подавления свободной научной мысли уже не только в философии и других гуманитарных науках, а в науках естественных. Начало политики, приведшей в конце концов к гибели государства «победившего социализма». Это было государственным самоубийством. Подавлять и уничтожать экономистов, инженеров, химиков, математиков, биологов могут не просто тираны и деспоты, а невежественные тираны и тупые деспоты с суженным «классовым», а по существу — преступным сознанием.
К сказанному нужно обязательно прибавить, что Н.К.Кольцов (как и П.П.Лазарев, как и Н.И.Вавилов) был носителем традиции своих учителей — традиции интеллигентов России последней трети XIX века: А.П.Богданова, Н.Е.Жуковского, М.А.Мензбира, П.Ф.Лесгафта, которые сочетали свою научную работу с интенсивной организаторской — создавали музеи, научные общества, журналы, научные институты.

В 1912 году Кольцов стал одним из основателей общенаучного журнала «Природа». В

году он основал журнал «Успехи экспериментальной биологии», выходивший потом под названием «Биологический журнал». А позже и до наших дней это «Журнал общей биологии». С 1922 по 1930 год под его редакцией вышли в свет семь томов «Русского евгенического журнала».

Но, возможно, главным делом жизни Кольцов считал создание и работу Института экспериментальной биологии — института, созданного по решению и на средства «Ле- денцовского общества». Здесь, н.К.Кольцов в последние годы
на посту директора, он и сражался за сохранение российской науки, здесь, на этом посту, он и погиб. И слова «на посту» подчеркиваю я как точное отражение воинской доблести.
Н.К.Кольцов и Н.И.Вавилов были главными объектами нападения Лысенко и Презента. С ними, без сомнения, был бы и выдающийся генетик Ю.А.Филипченко, но он внезапно умер в 1930 году. Последние 10 лет жизни Кольцова — годы бескомпромиссной борьбы. Ни в одном своем поступке он не сдался, ни в одном слове ме уступил в этой борьбе. Его преследовали власти и травили мракобесы. Он не сдался. Возможно, такая позиция рациональна в беспросветной ситуации. Н.И.Вавилов пытался, ради спасения науки, пойти на компромиссы. И погиб. Он был арестован 6 августа 1940 года. Кольцова не арестовали. Он умер 2 декабря 1940 года от инфаркта.
Лысенко поддерживал Сталин. Лысенко обещал за несколько лет удвоить урожаи на безграничных колхозных полях. Разорение и уничтожение наиболее работоспособных крестьян в ходе насильственной коллективизации — объединение крестьян в колхозы в 1929—1933 годах — вызвало в стране голод. Власть большевиков, жизнь вождей ВКП(б) зависела самым прямым образом от преодоления голода.

Сермяжный, полуграмотный, фанатичный — в силу невежества — Лысенко казался вождям знающим тайну их спасения, а утонченные, высококультурные, выдающиеся ученые Кольцов и Вавилов и их последователи говорили, что на выведение новых высокоурожайных сортов на основании передовой науки генетики необходимы десятки лет. Сталин сделал выбор.
Какое ужасное время! Я не случайно поминал Шекспира. Задачу травли и преследования Кольцова и Вавилова поручили людям, многие из которых сами вскоре погибли в массовых репрессиях. Так было с наркомом сельского хозяйства Я.А.ЯковлеВым, так произошло с президентом ВАСХНИЛ (Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени Ленина) А.И.Мурадовым.
В декабре 1936 года была созвана специальная сессия ВАСХНИЛ для борьбы с «буржуазной генетикой». В защиту генетики выступили выдающиеся ученые: Н.И.Вавилов, А.С. Серебровский, Г.Дж.Мёллер, Н.К.Кольцов, М.М.Зава- довский, ГД.Карпеченко, Г.А.Левитский, Н.П.Дубинин. Против «буржуазной генетики» — Т.Д.Лысенко, Н.В.Ци- цин, И. И. Презент...
12 лет спустя, когда в 1948 году состоялась мрачно знаменитая сессия ВАСХНИЛ, из защитников генетики остались в живых Г.Дж.Мёллер (так как — американский гражданин — уехал в США), М.М.Завадовский, Н.ПДуби- нин. Мученической смертью погибли Н.И.Вавилов, Г.А'Ле- витский, ГД.Карпеченко и многие другие.
Тогда, на сессии 1936 года, могло показаться, что истинная наука победила — так слабы и демагогичны были нападки на генетику Лысенко и его своры. Вавилов писал: «Думаю, что общее впечатление таково, что здание генетики осталось непоколебленнъш, ибо за ним стоит громада точнейшей проконтролированной работы» [4].
Кольцов так не думал. Он обратился с письмом к президенту ВАСХНИЛ А.И.Муралову. В этом письме есть замечательные слова: «...Великая ответственность ложится на нас... если мы в такой тяжелый поворотный момент не поднимем своего голоса в защиту науки. С нас прежде всего спросит история, почему мы не npomecmoeaiiu против недостойного для Советского Союза нападения на науку. Но что история! Нам и сейчас стыдно за то, что мы ничего не можем сделать против тех антинаучных тенденций, которые считаем вредными для страны... потому-то я не хочу и не могу молчать...»[А\

Муратов не ответил по существу, а в большом письме упрекал Кольцова за его работы по генетике человека и евгенике.
26 марта 1937 года прошло собрание актива ВАСХНИЛ, посвященное итогам Пленума ВКП(б). Пленума, на котором Сталин обосновал необходимость массовых репрессий тем, что классовая борьба обостряется по мере строительства социализма: «...нужны теперь не старые методы, не методы дискуссий, а новые методы выкорчевывания и разгрома».
И вот на этом собрании Муралов вновь обрушился на «политически вредные» теории Н.К.Кольцова и Н.М.Тулай- кова (академик Тулайков был арестован вскоре после этого собрания и затем расстрелян). Понимал ли Кольцов обстановку в стране в тот страшный период ночных арестов и расстрелов, когда по всей стране шли собрания трудящихся, требовавшие смерти «врагам народа»? Конечно, понимал. Тем замечательнее его слова: «Я не отрекусь от того, что говорил и писал, и не отрекусь, и никакими угрозами вы меня не запугаете. Вы можете лишить меня звания академика, но я не боюсь, я не из робких...»[4].
Кольцова чрезвычайно увлекала идея сознательного улучшения человеческих популяций. Он изучал родословные выдающихся людей и генетику наследственных болезней человека. Кого этим сейчас удивишь? Сейчас, когда многими десятками исчисляются люди, «зачатые в пробирке». Но в 30-е годы евгенику демагогически стали отождествлять с фашизмом, с расизмом. Это был удобный предлог для преследований.
Кольцов вместе с Филипченко основал «Русское евгеническое общество» и 20 октября 1921 года на первом его заседании выступил с докладом «Улучшение человеческой породы». Он издавал «Русский евгенический журнал» (как я говорил, вышло семь томов этого журнала). Это замечательно интересный журнал. Работы по медицинской генетике сначала проводились в Кольцовском институте, а потом были продолжены в Медико-генетическом институте, руководимом С.Г.Левитом. (Левит и ряд сотрудников этого института были арестованы и расстреляны в 1937 году.)
Работы по евгенике послужили главным предлогом для преследования Кольцова. Первая их цель — снять Кольцова с поста директора созданного им Института экспериментальной биологии. «4 марта 1939 года Президиум АН СССР рассмотрел вопрос «Об усилении борьбы с имеющимися лженаучными извращениями» и постановил создать комиссию для ознакомления с работой Института эксперимен

тальной биологии и его руководителя Н.К.Кольцова» [2]. Все это полная аналогия с судом инквизиции.
Кольцов отстаивает высокий смысл медицинской генетики: «Родители должны подумать о детях, должны дать здоровое потомство...» Ему в ответ: «Если он не выступит открыто и развернуто с критикой своих прежних мракобесных писаний и не вскроет их теоретических основ, то оставлять его на высоком посту члена-корреспондента Академии наук СССР и академика ВАСХНИЛ, а также директором института нельзя, политически недопустимо».
Члены комиссии — суда инквизиции — академик А.Н.Бах, академик Т.Д.Лысенко, профессор Х.С.Коштоянц, профессор Колбановский и ряд других столь же симпатичных лиц. А руководил этими заседаниями О.Ю.Ш- мидт — о нем я пишу в очерке о Чижевском. Шмидт требует от Кольцова, чтобы он заявил в «общепринятой форме», т.е. «дал соответствующий разбор своих лжеучений в том или ином научном журнале, или, еще лучше, во всех тех журналах, где печатались ранее лжеучения, во всех журналах, где они нашли отклики... это долг всякого советского ученого, элементарный долг перед партией».
Как-то душно становится даже сейчас, когда я переписываю эти строчки из статьи В.В.Бабкова. Как эта сцена похожа на допрос Джордано Бруно или Галилея! Но Кольцов не сдался, «не разоружился», как тогда говорили. Его сняли с поста директора. Но не арестовали. Возможно именно потому, что он не шел ни на какие компромиссы.
Осенью 1940 года Кольцовы поехали в Ленинград. В гостинице «Европейская» у Николая Константиновича случился инфаркт сердца. В этот момент он писал текст речи «Химия и морфология» для юбилейного заседания Московского общества испытателей природы. 2 декабря он умер. Его жена Мария Полиевктовна написала о смерти Николая Константиновича письмо в Москву и... умерла. Мне рассказывал В.П.Эфроимсон, что они — молодые ученики и сотрудники Кольцова — посмеивались, считая экзальтацией уверения Марии Полиевктовны, что она не переживет утрату мужа. Полные раскаяния и печали стояли они в зале Института экспериментальной биологии в Москве перед двумя фобами, усыпанными цветами. Кончилась жизнь великого человека, а им, его ученикам, еще предстояло множество испытаний, в которых он всегда был для них нравственным эталоном.

7

<< | >>

↑

Источник: С.Э. Шноль. ГЕРОИ И ЗЛОДЕИ РОССИЙСКОЙ НАУКИ. 1997

Еще по теме Н.К.Колыдов:

- Альтернативная история - Античная история - Архивоведение - Военная история - Всемирная история (учебники) - Деятели России - Деятели Украины - Древняя Русь - Историческая литература - Историческое краеведение - История Востока - История древнего мира - История Казахстана - История наук - История науки и техники - История России (учебники) - История России в начале XX века - История советской России (1917 - 1941 гг.) - История средних веков - История стран Азии и Африки - История стран Европы и Америки - История стран СНГ - История Украины (учебники) - История Франции - Методика преподавания истории - Научно-популярная история - Новая история России (вторая половина ХVI в. - 1917 г.) - Периодика по историческим дисциплинам - Публицистика - Современная российская история - Этнография и этнология -