Адресованная речь и диалог
Можно назвать еще ряд элегий Пушкина, Баратынского, Жуковского, где «утешитель», как это явствует из текста, воплощает именно анакреонтическую позицию. Но еще более примечательно, что проникновение чужого сознания может зайти в элегии настолько далеко, что «друг-утешитель» получает в стихотворении самостоятельную «партию», т.
е. структурно оформленные реплики. От речевого жанра «чистого» монолога через адресованную речь элегия переходит к композиционно оформленному диалогу. Эти случаи достаточно редки, так как здесь происходит слишком явное размывание жанровых границ. Можно назвать два подобных стихотворения-диалога — «Утешение в слезах» В. Жуковского и «Поэт и Друг» Д. Веневитинова.Оба стихотворения представляют собой спор элегического и анакреонтического мироощущения, соответственно — двух жан-
ровых интенций. В обоих текстах реплики «друга» персонифицируют анакреонтическую позицию. С них начинаются оба стихотворения. «Друг» пытается разрушить элегическое мироощущение, «Поэт» — отстоять свою позицию перед лицом анакреонтики.
«Скажи, что так задумчив ты?
Все весело вокруг;
В твоих глазах печали след;
Ты верно плакал, друг?
Не унывай же, ободрись,
Еще ты в цвете лет».
(В. Жуковский)
Ты в жизни только расцветаешь[144],
И ясен мир перед тобой, —
Зачем же ты в душе младой Мечту коварную питаешь?
(Д. Веневитинов)
Первая реплика Поэта в стихотворении Веневитинова вполне могла бы стать типичным началом элегии:
Мой друг! слова твои напрасны,
Не лгут мне чувства — их язык Я понимать давно привык,
И их пророчества мне ясны.
Душа сказала мне давно:
Ты в мире молнией промчишься!
Тебе все чувствовать дано,
Но жизнью ты не насладишься.
Но это элегическое начало — не начало стихотворения, а ответ на реплику-утешение Друга, который пытается убедить Поэта, что его предчувствие близкой смерти ложно.
Вторые две пары реплик в стихотворении Веневитинова варьируют еще один важнейший мотив анакреонтической лирики: «молодость» как «дар природы», «радость жизни» как преодоление трагизма бытия:
Не так природы строг завет,
Не презирай ее дарами:
Она на радость юных лет Дает надежды нам с мечтами.
Ты гордо слышал их привет:
Она желание святое
Сама зажгла в твоей крови И в грудь для пламенной любви Вложила сердце молодое.
В ответной реплике Поэта — снова типичное элегическое начало: жалобы на одиночество, на непонимание героя элегии даже другом-утешителем, на глухоту окружающих, не обладающих особым поэтическим даром:
Природа не для всех очей Покров свой тайный подымает:
Мы все равно читаем в ней,
Но кто, читая, понимает?
В стихотворении Жуковского «Утешение в слезах» элегический герой тоже прибегает к такому же аргументу в попытке отстоять собственное отношение к миру, т. е. также говорит о невозможности быть понятым окружающими:
Как вам, счастливцам, то понять,
Что понял я тоской?
О чем... но нет! оно мое,
Хотя и не со мной.
Дальнейшее развитие темы преодоления смерти в репликах Поэта и Друга у Веневитинова создает два варианта решения этой проблемы. В традиции анакреонтической поэзии — в упоении минутой, в наслаждении, в забвении неизбежности будущей смерти. Последняя реплика Друга концентрирует целый комплекс устойчивых анакреонтических мотивов: «дважды жизнь нас не лелеет», «наслажденье в полной чаше», «я то люблю, что сердце греет», — и, соответственно, противоположный ряд антиценностей: «тень», «призрак», «обман», «ветреная мечта», характеризующих тщетность надежд на посмертное бытие.
Для Поэта — т. е. для философской элегии — преодоление смерти происходит, как это формулируется в завершающей реплике героя, в отказе от сиюминутной суеты, в служении искусству и в конечном счете в утверждении себя в других сознаниях, в чужой памяти:
Мне сладко верить, что со мною Не все, не все погибнет вдруг,
И что уста мои вещали:
Веселья мимолетный звук,
Напев задумчивой печали Еще напомнит обо мне,
И сильный стих не раз встревожит Ум пылкий юноши во сне,
И старец со слезой, быть может,
Труды нелживые прочтет;
Он в них души печать найдет И молвит слово состраданья...
Предчувствие будущих «сострадающих», сопереживающих читателей, выход за пределы собственного бытия — это победа не только над смертью, но и над отъединенностью человеческого существования.
В последней реплике Поэта переосмысляются многие мотивы анакреонтической лирики, прозвучавшие в репликах Друга, получая новое смысловое наполнение. Так, например, происходит со словами Друга о природе:Друг
Она на радость юных лет Дает надежды нам с мечтами.
Поэт
Нет, друг мой! славы не брани,
Душа сроднилася с мечтою;
Она надеждою благою Печали озаряла дни.
«Мечта» и «надежда» у Поэта связаны с мотивами посмертной памяти, сообщительности его творчества. Тема любви возникает в воображаемой реплике будущего читателя — и это не «пламенная» чувственная любовь, о которой говорит Друг, а любовь-сострадание, любовь-память, разрывающая замкнутость сиюминутного существования:
«Как я люблю его созданья!
Он дышит жаром красоты,
В нем ум и сердце согласились,
И мысли полные носились На легких крылиях мечты.
Как знал он жизнь, как мало жил!»
Итак, элегия в споре с анакреонтикой не только отстаивает свое право на существование, но и доводит до катарсического просветления изначальный комплекс элегических мотивов неизбежности смерти, добровольного отказа от сиюминутных наслаждений жизни и, более того, еще раз преодолевает собственную интровертированность, выходя за пределы своего мира и апеллируя к «другому сознанию».
Но завершение стихотворения Веневитинова происходит не в реплике Поэта, а в заключительных авторских словах, своеобраз-
ном «третейском суде», подтверждающем правоту Поэта (с дословным повторением слов воображаемого читателя):
Сбылись пророчества поэта И друг в слезах с началом лета Его могилу посетил...
Как знал он жизнь! как мало жил!
Можно сказать, что в стихотворении Веневитинова элегия выявляет максимум собственных жанровых диалогических потенций. Элегическое сознание эксплицируется на пересечении чужих голосов: Друга, исповедующего иную жизненную позицию, воображаемых будущих читателей, сочувствующих и сострадающих Поэту, и, наконец, «третейского судьи», оценивающего спор с позиций вненаходимости. Но именно наличие этой последней точки зрения очерчивает и пределы возможностей диалогизации лирического текста: противостояние различных мироотношений, различных жанров в рамках одного стихотворения должно получить некое монологическое завершение, т.
е. должна установиться какая-то иерархичность точек зрения, победа одной из спорящих сторон.Анализ лирического стихотворения в аспекте взаимодействия речевых и литературных жанров таит большие возможности для изучения лирики в свете исторической поэтики. Речь идет об описании типов лирических адресатов, сосуществования лирических жанров внутри одного стихотворения, определении роли монологических и диалогических речевых структур в различных жанрах. При этом так же, как «маргинальная» идиллия оказывается точкой отсчета при формировании внутреннего мира элегии и дружеского послания, «легкомысленная» анакреонтика тоже выступает в роли жанра-провокатора для некоторых «серьезных» жанров. Перед лицом анакреонтического мироотношения отстаивает свое право на существование не только элегия, но и ода (см. анализ стихотворения М. В. Ломоносова «Разговор с Анакреоном» во второй части учебного пособия).
Литература
Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе//Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. — М., 1975.
Вацуро В.Э. Лирика пушкинской поры: «Элегическая школа». — СПб., 1994.
Грехнев В.А. Лирика Пушкина: О поэтике жанров. — Горький, 1985.
Гуковский Г.А. Русская поэзия XVIII века// Гуковский Г.А. Ранние работы по истории русской поэзии XV11I века. — М., 2001.
К о р м а н Б. О. Практикум по изучению художественного произведения: Лирическая система. — Ижевск, 1978.
Тынянов Ю. Н. Ода как ораторский жанр // Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. — М., 1977.
Хаев Е. С. Идиллические мотивы в произведениях Пушкина рубежа 1820—1830-х годов // Болдинские чтения. — Горький, 1984.
Еще по теме Адресованная речь и диалог:
- ИЗМЕНЕНИЕ ТЕХНОЛОГИЙ И СПОСОБОВ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ СУБЪЕКТОВ ПРОЦЕССА ОБУЧЕНИЯ
- От автора
- 2.5. Информационно-коммуникативное взаимодействие учителя с авторами образовательных текстов как условие его профессионально-личностной подготовки к организации диалогового общения в процессе обучения
- В. С. Библер О книге М. К. Петрова «Язык, знак, культура»251
- Инаугурационная речь, прочитанная в Коллеж де Франс. 18 февраля 1983 года. Пятница
- Князева Е.Н. КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИЙ МИР УЧЕНОГО ПРОРЫВ В НЕЗНАЕМОЕ
- ПРИМЕЧАНИЯ
- Внеситуативно-познавательное общение
- Общение дошкольников со сверстниками
- Шумерская литература
- § 3. Восточные «церковные истории»
- Инстанции и апелляции
- 3. Практика
- Глава I Теоретические проблемы исследования экспрессивных синтаксических конструкций
- Декабрист в повседневной жизни
- § 1. ХУДОЖЕСТВЕННАЯ РЕЧЬ И ИНЫЕ ВИДЫ РЕЧЕВОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
- Речевые жанры и адресованная речь
- Адресованная речь и диалог
- Русская разговорная речь в отечественном языкознании ХХ столетия: основные подходы 1.1.1. Определение понятия «разговорная речь»
- Разговорная речь и явление разговорности