ПЕТРИЦИ

В своих философских воззрениях Петрици исходил из основного положения неоплатонизма, согласно которому высшее и абсолютное начало — единое — посредством эманации порождает многоступенчатый мир бытия. Как наивысшее добро и красота, единое составляет и высшую цель познания. Основные ступени эманации единого таковы: первый предел и первая беспредельность; божественные монады; действительно сущее; разум; душа; природа; небо; четыре стихии чувственной природы (земля, вода, воздух и огонь).

Петрици высказывал характерное для неоплатонизма пантеистическое положение о вечности мира, враждебное основной догме христианского вероучения. Он развивал и неоплатоновский взгляд на познание как на обратный эманации процесс восхождения к единому. Петрици отличает ири этом размышление как опосредствованное знание от мышления как интуитивного постижения единого.

Нам известны четыре работы Петрици: утраченные переводы «Топики» и «Об истолковании» Аристотеля и дошедшие до нас переводы «О природе человека» Номесия Эмесского и «Первооснов теологии» Прокла.

Среди наследия Петрици особое место занимает его «Рассмотрение Прокла диадоха и платоновской философии», состоящее из трех частей: предисловия, комментариев ко всем 211 параграфам «Первооснов теологии» Прокла и послесловия.

Предлагаемый читателю текст представляет сокращенный перевод предисловия, выполненный по изданию: «Труды Иоанна Петрици», т. II. Тбилиси, 1937, стр. 3—9. Полный русский перевод сочинения Петрици см. Иоанн Петрици. Рассмотрение платоновской философии и Прокла диадоха. Перевод с грузинского и исследование И. Д. Панцхава. Тбилиси, 1942 (предисловие, стр. 83—87).

РАССМОТРЕНИЕ ПРОКЛА ДИАДОХА И ПЛАТОНОВСКОЙ ФИЛОСОФИИ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Смысл этой книги в следующем: выявить прежде всего единое, если оно [действительно] единое, доказать многопрославляемое единое с силлогистической необхо- димостыо и тем избежать того, чтобы ие-единое мыслили и называли единым. Многое из сущего, не будучи единым, притязает на то, чтобы быть единым. Поэтому [Прокл] исследует [вопрос] по законам логики и находит чистоту безупречного единого. Привлечение примеров сделает сказанное более ясным: что бы ни сказать и ни предложить мышлению, например небо, душа, разум и даже само действительно сущее, которое я называю первой сущностью и первой сложностью, ни одно из них не есть единое; ведь налицо оно, и его природа, и части, из которых оно составлено, и [поэтому] оно не есть безупречное и чистое единое, как говорил Парме- нид Сократу, называя эти сложные и составленные из частей [предметы] дремучим лесом и соблазном [для философа], а самого философа — сучкой лаконской... [Многое из сущего] связано с природой и со сложенностью, само же безупречное и непритязательное единое не связано ни с сущностью, ни со сложенностью, а превыше всех их. И доказывает [Прокл] единое, приводя в пример множество и единицу как начало числа, и по законам «Органона» показывает нам, что единица прежде всякого числа.

Доказав и закрепив это с твердостью, которую ни один заблудившийся спорщик поколебать не может, берет он доказанное и неопровержимое положение и доказывает последующее, проделывая это последовательно над всем: ранее доказанное кладет в основу последующих доказательств и завершает [их] таким образом, чтобы [все они], будучи составленными из частей, получили свою целостность подобно человеческому телу...

Насколько было возможно, [Прокл] постарался познать из сущего желаемое и вожделенное, разъяснил подлинное и скрытое в диалогах Платона и возжег огонь содержащейся в них веками мудрости и возникшего вместе с ней убеждения и [показал], как жаждет в них Платон [постигнуть] не охватываемое воображением единое и весь разумный и сверхразумный миропорядок. Далее, спаянные законами [логики] слова пери- патетиков-аристотеликов, теснящих [противника] и подобно пламени размножившихся, обратил он против них же. И разъяснил, и лишил основания правду, притязающую на самим Аристотелем открытые законы логики, [посредством] которой перипатетики опровергали Платона...

И ко всему этому присовокупил чистоту и ясность доказательств и с высоты своего созерцания сделал ее источником толкований, за что снискал среди потомков имя диадоха, что значит преемник Платона...

И еще больше необходимо знать, что потенция и акт души и [потенция и акт] разума различны. И каждое из них имеет собственное, соответствующее своей сущности название на ясном как солнце эллинском языке... И слушай, [читатель], далее, что [потенция и акт] души называются [на эллинском языке] диапойя, а разума — поэма; умопостигаемое же и вышележащее [называются] ноэтон.

Прежде всего о [потенции и акте] души, что то же, что и дианойя. Дианойя не простая и несоставная мысль, а размышление; душа имеет силу мышления в опосредствовании и в отличие от [потенции] разума сложна, а не проста. Замышляя что-то, [душа] сопоставляет «есть» и «не есть», подобно тому как, захотев что-то, говорю: делать плп не делать, а затем уже устремляю мысль на что-то [одно] и желаю либо «есть», либо «не есть». Поэтому и имеет она подобающее название — размышление, или раздумье. Размышление души, говорит Порфирий, похоже на то, когда человек идет шагом, и ие просто движется туда, куда направляется, а завершает пройденное шаг за шагом. Подобно этому п душа приступает постепенно от одного к другому, пока не придаст каждому форму, не объемлет мыслимое и не сделает [его], чем бы оно ни было, себе подобным.

А разум охватывает умопостигаемое непосредственно, подобно тому как с восходом солнца его лучи покрывают все сразу вне времени и движения; появляются лучи не постепенно, а с появлением диска солнца. То же самое ты усмотришь и в отношении разума; если есть разум, есть и мышление; ведь мышление возникает вместе с разумом, так же как с солнцем — лучи.

А что [сказать] о ноэтон? То, что ноэтон выше всего того, в отношении чего он есть ноэтон. Понимаешь, что такое ноэтон? Мыслимое или умопостигаемое.

И слушай дальше: размышление, как мы доказали, когда говорили о душе, отлично от мышления, как мы и это доказали, когда говорили о разуме. Теперь нам следует знать, что такое ноэтон: это мыслимое или умопостигаемое; а каждое мыслимое превосходнее мыслящего, так как мыслимое выше мыслящего. Поясним это примерами.

Разум выше души, и сущность его одно, а сущность души — другое, и душа [здесь] мыслящая, а разум мыслимое. Далее, сущность действительно сущего выше разума, и разум [здесь] мыслящее, а действительно сущее мыслимое. Выше действительно сущего — божественные п единичные числа; они и сущность действительно сущего различны, и мыслящее здесь уже действительно сущее, а мыслимое — сверхсущностное число. Далее, мыслящее — [это] божественные и сверх- сущные монады, мыслимое для них — первый предел и первая беспредельность. И далее, мыслящее — первый предел и первая беспредельность, а мыслимое — наивысшее, непознаваемое единое и благо, которое, желая почтить его, назвали также отцом. Итак, все [перечисленное] есть, сообразно порядку каждого, и разум, и умопостигаемое. Следует уяснить себе, что мыслимое превосходнее мыслящего как более божественное.

И кроме этого необходимо знать [следующее]. Знай, что каждую сущность и субстанцию мы мыслим из последующего, и то, что следует из сущностей, — это их потенции и акты; а каков акт, такова и потенция, и какова потенция, такова и сущность. И необходимо, далее, знать, что первые по природе становятся в познании познающего последними, а последние по природе — первыми, как сущность и акт каждого [в отдельности]. Сущность по природе первична, и, когда мы нечто познаем, мы познаем из последующих, то есть из потенции и акта; а по тому, каковы потенция и акт, мы понимаем, сущности; ведь всякая потенция и всякий акт суть потенция и акт сущности. И если акт кого-то или чего-то прост или несложен, то проста и несложна его сущность; а если акт его не прост, то и сущность его не проста, как [это видно на примере] души и разума; сложно мышление души, которое есть акт, и [поэтому] не проста ее сущность; акт разума прост, и сущность его, как это было доказано выше, проста.

Знай, далее, что в разном смысле говорим мы о потенции и акте души, разума, единого и единиц. О [потенции и акте] души мы говорим, обращаясь как к примеру к передвижению и постепенному прибавлению, когда акт или приобретается, или нет. И [называем ее] лишь потенцией, как у детей и невежд, которые, как это доказал Аристотель, суть лишь потенции, непричастные к акту. Ведь нефилософствующую душу он называет лишыютенциальной душой, а не актуальной; только за философствующими он признает их душу и разум актуальными.

Другое — потенция и акт разума, так же как и сущность [его], ибо [разум] обладает актом как чем-то сопутствующим и вечным вместе с сущностью, а сущностью [обладает] вместе с актом. И как у солнца лучи всегда [даны] вместе с диском, так и разум [дан] вместе с умопостигаемым, ибо разум не что иное, как вечное мышление. И он отличен от души, которая достигает успеха постепенно и присоединяет к себе мыслимое, двигаясь от этого мыслимого к другому; разум и его умопостигаемое даны в одно и то же время.

Но в отношении единого мы не можем говорить об умопостижении, ибо всякое мыслящее связано с незнанием и стремлением к познанию того, чего оно не познало, и к знанию того, чего оно не знает. Но наивысшее единое выше знания и постижения. И что же ему познать, когда нет ничего, чего бы оно не знало? И что же постигать ему, создавшему и украсившему сущность разума?

И далее, разум мыслит все в отдельности и множество как множество, единое же мыслит и все, и отдельное в единстве и нераздельно, как [это] доказано выше, когда утверждалось, что всякое мыслящее действует сообразно со своей сущностью. А акт единого един и в соответствии с ним, как наивысшим, превыше всего.