Эпохи, как и люди, смертны. Суперэтническая целостность, сопряженная с мироощущением и культурной традицией, возникая вследствие пассионарного толчка, неизбежно теряет инерцию, а следующий пассионарный толчок знаменует начало нового процесса.
Однако культура может быть передана по эстафете, что часто заслоняет природные закономерности: современникам эпохи, на которую приходится разрыв между старым и новым этногенезом, кажется, что ничего особенного не произошло. А историки и литературоведы не могут заметить живой действительности уже потому, что объект их изучения – создание рук человеческих, которые могут либо сохраняться, либо разрушаться, но не взрослеть или стареть. Да и как может заметить современник долго идущий процесс этнической модификации? Это видно только историку, чье зрение охватывает века, а в них бурные эксцессы, поражающие современников, оказываются лишь зигзагами этногенеза. При этом некоторые спокойные эпохи – в действительности затишье перед бурей, подготовка к проявлению нового этноса, уже миновавшего свой инкубационный период. Такой эпохой для России было время княжения Дмитрия Донского, Василия I и Василия Темного, когда набухшая пассионарность превратила Древнюю Русь в Великую Россию. Времени на эту перестройку понадобилось относительно немного – 70 лет. Представим себе русского человека, родившегося в 1412 г., после последнего татарского вторжения на Русь. В годы его детства он узнает, что живет в Московском княжестве, находящемся в составе улуса Большой орды, правитель которой считается «царем». На западе лежит Великое княжество Литовское, враждебное и опасное, а на севере – богатая Новгородская республика, где господствует беззаконие; оттуда на ушкуях приезжают злые разбойники, которым в лапы лучше не попадать. Но политическое размежевание не влечет за собой культурного разделения. Православие остается господствующим мировоззрением и в Москве, и в Новгороде, и на большей части Литвы, несмотря на ее государственный контакт с католической Польшей. Ситуация представляется предельно устойчивой, а изменение ее – невозможным.
А через 70 лет, в 1482 г., уже не было ни Новгородского веча, ни Большой орды, ни самостоятельной Литвы, превратившейся в окраину королевства Польского, угнетающего православных подданных. Зато появилось царство Российское, назвавшее себя «третьим Римом» и претендующее на вечное процветание. Так ход этногенеза сломал этносоциальные системы, казавшиеся вечными. Таким образом, намеченная нами тема исчерпывается XIV веком. Само описание XV в. требует уже иной методики изучения источников и событий. Предоставим это другим ученым, а сами ограничимся контурной обрисовкой хода событий лишь для того, чтобы уяснить, что именно произошло и как произошло. С.М. Соловьев, рассматривая различные принципы периодизации русской истории, отмечает: «...в истории ничто не оканчивается вдруг и ничто не начинается вдруг; новое начинается в то время, когда старое продолжается»1179. Это мудрое обобщение относится к этнической истории еще в большей степени, нежели к истории социальной. Вспомним, как в Римской империи христианские общины – новорожденный этнос с собственной структурой и оригинальным стереотипом поведения – вытеснили на окраины ареала носителей старой традиции, причем победители унаследовали гордое название – ромеи, а побежденных стали называть pagani, т.е. деревенщина. Ныне мы вынуждены сами выдумывать этнонимы для нового этноса, чтобы не путаться; потому мы называем потомков разноплеменных христиан византийцами. В XV в. древнерусская этническая традиция сошла на нет, а на ее месте возникли три этноса: великороссы, белорусы и украинцы, которые сами себя до XVII в. называли русскими. Украинцы – этноним условный, как и византийцы. Но так как в этом сложном процессе принимали участие кроме древних русичей литовцы, татары, угры и восточные финны, то уделить внимание началу XV в. целесообразно, тем более что сам С.М. Соловьев рубежом Древней Руси и Московской державы – будущей России – считает 1462 год1180. В этом случае социальная, культурная и этническая периодизации совпадают1181.